***
— Вофемь. — Дефять. — Дефять. — Дехать. — Дех… — я попробовала засунуть в рот еще одну, десятую, круглую маршмеллоу, но на глаза полезли слезы, и пришлось отвернуться, чтобы проглотить всю горку, скопившуюся во рту. Сбоку послышался победный вопль, а потом и припадочный кашель. — Сказал же, что выиграю. Я всегда выигрываю. Меня никто не может победить, — откашливаясь, причитал Дайки. — Да запей ты уже, — я усмехнулась, впихнув парню бутылку с водой, и снова развалилась на горячем бетоне. Мы расположились на крыше прачечной, ведь прошлое место Момои обнаружила. Хотя солнце припекало так сильно, что даже навес над головой не спасал. Веревочки для белья не двигались вообще, что говорило об отсутствии даже малейшего дуновения ветерка. А воздух казался каким-то липким и неприятно застревал в легких. Живот издавал звуки брачного танца умирающего кита и полоумной чайки из-за кучи съеденных сладостей. Аомине наконец отплевался от еды и тоже плюхнулся рядом. Теперь наши животы булькали в унисон, создавая шедевр мировой оперы. — Кажется, мой урчит в мажоре, а твой в миноре. — Я сейчас слишком хочу спать, чтобы воспринимать такие сложные слова, — зевнул парень, заложив руки за голову. — И откуда ты это знаешь? — Да, из детства. — Расскажи. Я ничего о тебе не знаю. — Это и неинтересно. — Рассказывай, — такой грозный тон совсем не терпел препирательств, поэтому я лишь вздохнула, вспоминая те времена, когда все еще было хорошо. — В младшей школе я пробовала заниматься музыкой: петь или играть на фортепиано. Моя мама очень красиво пела. Только оказалось, что я пошла совсем не в нее, а в папу — напрочь лишена музыкального слуха. — Я взглянула на Дайки. Он внимательно слушал, даже не уснул, поэтому продолжила: — Знаешь, мне кажется, все таланты даны от рождения: они либо есть, либо их нет. — И какой же у тебя талант? Я задумалась. Ведь ничем особо не занималась: только ходила за Ханамией, посещала его тренировки, но никогда ничем не увлекалась. Шить и то не умею. Дартс? Макото говорил, что это лишь хобби. Да и его я лишилась. — Никакого. Аомине фыркнул и перекатился на бок, уставившись на меня. — Ты круто готовишь. Тоже от мамы? Она у тебя хорошая, когда-нибудь познакомлюсь с ней. Наверное, я бы и обратила внимание на такое дерзкое заявление, но не сейчас. — Она умерла, когда мне было двенадцать. Зачем я это сказала… Наверное, почувствовала странную духовную близость. Ведь никому не рассказывала, кроме Макото. Тогда он просто ограничился кивком и отвел взгляд, больше никогда не возвращаясь к этой теме, будто этот факт опустил меня в его глазах. От Ханамии никогда не поступало поддержки — он просто был рядом, не отталкивал. Сейчас, когда Аомине резко затих, я снова мысленно прокляла себя за никому ненужные откровения. Глупая Юри. Неужели первый раз тебя ничему не научил? Почувствовав на животе теплую ладонь, резко обернулась. Только вот лица Дайки в тот момент увидеть не получилось. Он прижал меня к себе, уткнувшись в макушку, опаляя ее горячим дыханием. Я больно закусила губу, а и так красные от жары щеки покраснели, кажется, еще больше. Глаза предательски намокли, так что пришлось часто моргать, чтобы отогнать это наваждение. Он ничего не сказал. Просто обнял. Это было выше всяких слов.***
Я резко подскочила, судорожно протирая глаза от попавшей в них воды. — Что за… Новая струя полетела в лицо. Я снова шлепнулась на уже мокрый бетон, стараясь откашляться. — Ну наконец-то. Я тебе уже даже пятки щекотал, а ты все спишь. Отбираешь мою последнюю фишку, — ворчал Дайки, крутя пустую бутылку в руке. Он гаденько ухмылялся, наблюдая, как я пытаюсь выжать насквозь промокшую одежду. — Ты сдурел?! У меня даже трусы промокли! Я тут же покраснела, услышав громкий хохот парня. Вот зараза. Приметив еще одну бутылку рядом с горкой фантиков и различных оберток, схватила ее, угрожающе направляя на баскетболиста. — Так, я же тебя только остудить хотел. Проснулся, а ты такая горячая. И уж прости, но не понял: от природы, как я, или просто от жары, — он, усмехнувшись, выставил руки вперед. — А ты у нас значит от природы? Давай проверим. Вот испарится на тебе вода — поверю. — Да не начи… Черт! Теперь Аомине стоял весь мокрый, оглядывая темную майку с большим пятном в середине. А я хохотала, кажется, на весь лагерь. — Ах, ты… Дайки резко схватил меня и поднял над землей, прижав спиной к себе. Только вот я извернулась, обрушив на его голову остатки воды. Парень отпустил, начиная протирать глаза и что-то недовольно ворчать. Бутылок по близости больше не было, поэтому оставалось только сминать мокрую майку, безрезультатно пытаясь сделать ее суше. Я и не заметила, что солнце уже давно перестало светить. Теперь на некогда голубом небе расположились серые тучи, нависающие прямо над головой. Тело прошиб озноб из-за мокрой одежды, кожа покрылась мурашками, заставляя съежиться. Для полного счастья не хватало только дождя. Тут, как по магии полнейшего (не)везения, по навесу застучали барабанной дробью капельки, а из маленьких дырочек в ткани просачивалась прохладная вода. — Блин, Дайки, — я поморщилась и оглянулась на парня, — тут дождь. Пош…, — но тут же замолчала. Аомине светил накаченным оголенным торсом, усердно выжимая майку, так что мышцы на смуглых руках красиво перекатывались. В тот момент вспомнился случай в кладовке у бассейна — щеки снова запылали. — Тебе бы тоже не помешало высушиться, — парень усмехнулся, заметив мой изучающий взгляд. Прекрасно. Теперь будет думать, что я какая-то извращенка. А не надо тут демонстрировать все свои прелести. — Размечтался, — буркнула я и принялась собирать бумажки из-под сладостей. — Знаешь, говорят, что мечтать не вредно, — раздался горячий шепот над ухом. Аомине резко развернулся меня к себе, склонившись, он еле ощутимо провел языком по шее. По спине снова забегали мурашки, а рваный выдох вырвался с губ. В тот момент голова закружилось, а сердце, казалось, было готово вырваться из груди. Наверное, у меня сейчас настолько кошмарно-растерянное выражение лица было… Жуть. Ведь я никогда не чувствовала ничего подобного. Да, что уж там. У меня даже парня никогда не было. Только Ханамия рядом. Макото… — Дайки, стой! — я уперлась парню в горячие плечи, отстранив от себя. Он немного отодвинулся, прищурившись, и смешно цокнул языком. Аомине выпрямился во весь рост, притягивая меня за талию, смотрел снизу вверх, как на маленького несмышленого ребенка. Наверно, я ему такой и казалась: глупой, наивной девчонкой. — Тогда так. В тот момент по телу разлилось такое приятное чувство, еле ощутимо почувствовался вкус сегодняшнего маршмеллоу. Наши губы соприкасались, и это было так сладко и нежно, что можно было запросто утонуть в этом потоке чувств, захлестнувшем все естество. Дайки сминал губы, изредка проводя языком. Я же не знала, что делать, поэтому лишь повторяла его движения, стараясь вконец не потерять сознание от переизбытка эмоций. Зарылась руками в немного колючие волосы, а Аомине сильнее прижал мою талию к себе. Это было так… мягко и немного по-детски. Наверно, таким и должен быть первый в жизни поцелуй. Тогда я не вспоминала ни о чем: ни о пропущенной тренировке, ни о падающих каплях дождя, что скатываются на нас сквозь дырки навеса, ни о Ханамии. Дайки просто закрыл его собой. Своим ярким сиянием он ослепил ложный свет Макото. Созданную иллюзию. И сейчас было непонятно, кем была сотворена эта ложь: мной — желающей заглушить с помощью этого парня боль в душе, или им — стремящимся приручить загнанную в угол зверюшку.