Летние поцелуи

Сакураги Аю старше него, и она красивая. Макото наблюдает за ней и ее манерами в «Салоне Марии» периодически — как она смеется, как болтает с Ичиго, как она готовит, как двигается, как… Он ей, кажется, очень нравится, но Кашино не уверен. Ему плевать, если честно, на все ее потуги, она ему не соперница и все такое, ведь он — вундеркинд. Который набирается наглости каждый день соревноваться аж с принцем Королевства Сладостей. Впрочем, не так, чтобы очень успешно. За сердце Ичиго — так уж точно. Макото дико злится, на самом деле. Его раздражает то, как этот Джулиан вокруг нее вьется — Ичиго то, Ичиго это. Ичиго, Ичиго, Ичиго… Наверное, поэтому Кашино и отказывается пробовать десерты девушки и делиться своими мыслями — и едой. Может, тогда эта дурочка одумается и вспомнит, кто ей был все это время другом, а кто появился с бухты-барахты и так вот просто ее… уводит. Ну и еще, разумеется, дело в том, что Сакураги ему не соперница, а Ичиго — очень даже. И Макото не знает, хорошо это или плохо — то, что она просто не понимает этого. Ичиго носится, мечется с этой идеей летних десертов, фонтанирует идеями, не зная, какую из них воплотить, и этот Джулиан, он… он просто дико бесит! Кашино знает, что сам виноват в отдалении подруги, но ничего не может с собой поделать и, глядя на них, совершает глупости. «Я пришел сюда потому, что мне нравятся сладости Ичиго». В этих словах принца-пижона Макото упорно слышит подтекст — и отталкивает девушку всякий раз, когда она, отвлекаясь от щебета с чертовым мажором, обращает на него свое благосклонное внимание. Время бежит, неделя подходит к концу, все заканчивают свои сладости к конкурсу, Кашино силится не отвлекаться на подслушивание чужих бесед, когда они работают на общей кухне. Он почти заканчивает свой десерт, когда Сакураги звонит ему с очередным вопросом на тему сладостей — и черт его дергает ее звать к ним. Народу много, одним больше, одним меньше — не все ли равно? Ичиго он попробовать пирожное точно не даст — потому что та ведет себя отвратительно. Глупая девчонка, вечно ведущаяся на смазливые физиономии разномастных парней. Чего стоила только их поездка в Германию в период гран-при, где она познакомилась с этим… с этим… Риком — чем-то похожим на Сацуки по манерам, но гораздо более раздражающим идиотом, не умеющим держать при себе руки. Или — Джонни. О, Кашино до сих пор ненавидит Джонни за то, что тогда тот заставил его признаться — хотя бы и самому себе, — что Ичиго ему нравится, что он имеет на нее виды; что она — его. Это всего один раз было — всего один раз Макото поцеловал Ичиго, в смысле, и то по чистой случайности — они падали в чертовы кусты, и это… И он так и не нашел в себе сил позже повторить этот поцелуй между ними — и вообще сказать Амано о своих чувствах. Потому что он считал — она его не поймет, глупая и наивная, вечно зовущая его «демоном-Кашино», как будто не вышедшая из детства. Когда Сакураги с улыбкой возникает на пороге кухни и весело интересуется, правда ли это — что Макото даст ей попробовать свой десерт, Кашино заставляет себя дружелюбно ей улыбнуться. Девушка мила, ласкова и вежлива — пожалуй, такая, какой могла бы быть Амано, будь она аккуратнее, умнее, взрослее и… Это неважно, в общем. Сакураги Аю — не Ичиго, и потому Макото она, на самом деле, не слишком-то интересует. Интереснее ему реакция именно Амано — которая стоит как одеревеневшая и совершенно не слушает этого своего принца. С венчика в ее ладони на стол капает крем, и парень морщится, переключаясь на разговор с восторженно превозносящей его талант гостьей. Может, Ичиго наконец ощутит то, что постоянно чувствует он, и перестанет валять дурака, а? Хотя кого он обманывает — Макото просто хочет немного отомстить ей за ее куриную слепоту. И, возможно, именно поэтому, когда подруга отшвыривает в сторону венчик с ванильным кремом и бросается прочь из кухни, он чувствует торжество пополам с досадой. А вот глаза принца Джулиана становятся чересчур холодными.  — Я думаю, вам стоит уйти, Сакураги-сан, — отстраненно вздыхает он. — Пирожное Ма-куна можете взять с собой. Девушка вспыхивает, словно ее ужасно оскорбили, а не просто попросили уйти (потому что не стоит вмешиваться в чужие отношения, думает Макото — и вам, кстати, тоже, господин принц) — и отставляет в сторону блюдце.  — Я… я не хотела чего-то… — она печально кривит губы. — Простите… Просто Кашино-сан мне очень… …нравится, точно. Макото ее не слушает. Спустя минуту, когда они с принцем почти одновременно выходят из кухни, припуская по коридору в ту сторону, куда унеслась Ичиго, Сакураги Аю уже не надо уходить куда-либо. Кашино не знает, куда они идут, когда Джулиан внезапно тормозит и хватает его за руку, но иного выхода, кроме как повиноваться ему, не видит. Принц ведет его аллеями академического парка — как будто знает, где обычно Амано выплакивает все свои косяки Ваниль, и это бесит. Но чувствующий торжество, досаду — и собственную дурость — Макото, конечно, спешит за ним. Ичиго сидит на скамейке прижав колени к груди — и плачет. И порхающая перед ее лицом Ваниль никакой погоды не делает — только словно бы раздражает еще сильнее. Вроде и утешить пытается, а вроде и ерунда выходит.  — Ну Ичиго… Ну у тебя же есть я, правда? — она смеется, но как-то очень натянуто, и принц вздыхает слегка покачивая головой. Он бормочет что-то о том, что тут нужен кофе, а еще — можно бы Монблан или блинного пирога немного. Но Ваниль до этого, естественно, не додумывается, зато выдает: — Давай просто выиграем этот конкурс, и Кашино тебя заметит! Макото фыркает с сердитой насмешкой себе под нос — заметит, выиграем, ну конечно. Это Амано стоило бы его заметить. Правда, слова про «я тебя ненавижу» совсем недавно кольнули больно. Ичиго устало вздыхает, устраивая подбородок на скрещенных руках (Макото ее видит сбоку), и поджимает губы:  — Он не заметит, — устало говорит она — и добавляет внезапно: — А в конкурсе я участвовать не хочу… Вот теперь я точно не смогу ничего создать. Ваниль тихо вздыхает и усаживается к ней на плечо.  — Помнишь, как вы с ребятами делали кекс из роз? — говорит она ей внезапно. — Это ведь ты придумала, как сохранить запах! И это правда. Но Амано в ответ только головой качает.  — Тогда мы с Кашино упали в озеро и провоняли тиной.  — А помнишь, как ты сделала тот потрясающий торт на финальном гран-при, когда соревновалась с этой… как ее… Франсуа? — не сдается Ваниль однако. Джулиан одобрительно улыбается и слегка почесывает переносицу аккуратным округлым ногтем. Макото невесть почему снова злится. Откуда этот придурок знал, где Амано осядет в итоге?! Этого не знал даже сам Кашино, так неужели он…  — Тогда я брала что-то из бабушкиного рецепта, — перебивает его мысли Ичиго устало. — Меня поддерживали, я всегда знала, что кто-то за меня волнуется, болеет, переживает. Но теперь у всех свои дела, мне некого радовать, и я… чувствую одиночество, — она чуть вздыхает и прикрывает глаза. Не плачет больше, но Макото становится как-то совсем паршиво. До последнего времени Амано одергивала его каждый раз, когда он начинал ссору с этим напыщенным принцем, потому что не хотела, чтобы он вылетел из «Салона Марии». Потому что считала, что раз Макото пригласили работать к ним, они смогут видеться много чаще. …потому что хотела видеться с ним чаще?  — А радуга против Тенноджи-сан? — надувает губы Ваниль упрямо. Ичиго жмет плечами, совершенно не обращая внимания на то, что дух сладостей чуть не скатывает от этого движения вниз. Джулиан цокает языком.  — Ее сделал Ханабуса, — тянет девушка отстраненно.  — Но придумала ты! — резонно ворчит Ваниль — и она снова права.  — Но руку-то приложили все, — замечает не менее резонно Амано.  — И что же ты, сделаешь тортик со вкусом одиночества? Кашино затаивает дыхание. Он не хочет, чтобы Ичиго переставала участвовать и уходила, на самом деле. Никогда этого не хотел. Может, оно удивительно в какой-то мере, но он сразу понял, что она его когда-нибудь переплюнет, как только ее увидел. Слишком много в ней было этого удивительного, незаметного на первый взгляд, но совершенно точно ощутимого вдохновения. Ответить Ичиго не успевает. Чертов-пижонский-принц толкает Макото прочь из надежного кустарного укрытия, бормоча со вздохом что-то о том, что в следующий раз шанса ему не даст, и парень громко шуршит листвой, привлекая к себе внимание. Когда Амано вздрагивает и едва ли не подскакивает на месте, увидев его, Макото понимает, что терять ему уже просто нечего — по нерешительности, а может — просто из-за собственной непроходимой тупости.  — Снова разводишь сырость? — парень вздыхает, ощущая себя сердито, неловко и виновато — и девушка сжимает в кулаки руки.  — Уйди, — тихо просит она, — пожалуйста… Кашино мимоходом оглядывается на кусты (в листве мелькнула и исчезла платиновая макушка) — и мотает головой, подходя к скамейке. Он не хочет делить ее порой даже с собственными друзьями. Может, ей пора наконец-то узнать об этом? Извинения, однако, не идут с языка — застряли в горле и хоть ты лопни, совершенно не получаются.  — Сэмпай твоя мне не соперница, поэтому я не боюсь ее, — вместо этого произносит он, присаживаясь рядом и неуклюже (ками-сама, ну что за глупость, ну почему он просто не может…) приобнимая девушку за плечо и притискивая к своему боку. — А вот ты — очень даже, и я совершенно не горю желанием в тебе разочаровываться. И меня совершенно не интересует девушка, похожей на которую ты можешь стать, если ты станешь такой девушкой без моего участия. «Это мы тебя взращиваем!» — вспоминает Макото свои же собственные слова (он сказал ей об этом перед соревнованием с Тэнноджи) — и коротко улыбается. Иногда Амано просто дура, но в одном все же она права. Он отвешивает ей легкий щелбан, и, когда девушка сердито вскидывается, явно готовая высказать ему все и даже немного больше (интересно, как она выдала бы свою ревность?), не теряя момента и не давая себе смутиться, ее целует. Ичиго широко распахивает глаза, краснеет — и тут же жмурится, трепыхаясь в его неуклюжем объятии и силясь из него вырваться — яростно, но совершенно неохотно. Настолько, что бороться с ней даже неинтересно. У нее губы в чернике и мандаринах, и это настолько удивительно сильно отшибает Макото соображение, что даже страшно.  — Горький шоколад и грейпфрут… — бормочет Ичиго, нахмурившись, когда он все-таки позволяет себя оттолкнуть, и в задумчивости облизывает покрасневшие губы. И — тут же, осознав, что сделала и сказала, наверное, глухо всхлипывает, пряча пылающее лицо в ладонях.  — Летние поцелуи? — уточняет зачем-то Макото, совершенно точно не собираясь никуда исчезать, чтобы облегчать ей — и себе — задачу. Он ведь хочет наконец-то все прояснить, верно? Ну и кто виноват, что даже в собственных чувствах Амано разбирается только посредством сладостей…  — Точно, — выдыхает, еще ярче краснея, девушка — и порывисто чмокает его в губы, тут же отстраняясь и подхватываясь со скамейки. Макото коротко усмехается и спешит следом, хватая ее за руку почти сразу. Она была ему все еще соперницей, но он был влюблен в нее по уши, и сейчас… Ичиго следовало найти свой блокнот с эскизами, а ему — сделать ей горячий шоколад, чтобы создать иллюзию того, что все вроде бы как раньше. Может быть, хоть тогда он найдет в себе силы перестать задирать этого смазливого недо-принца — и ревновать наивную Амано к каждому встречному. В конце концов, она ведь была его — со всеми своими мыслями, чувствами и идеями, и это Макото знал откуда-то так же точно, как и то, что когда-нибудь эта неуклюжая плакса его обязательно переплюнет.