Неправильно... или? - 2. Приключения в Хогвартсе

             Проснулся он в холодном поту и полном смятении. Появление Лили — это выверт подсознания, или же это в самом деле была она? Первое было вполне логичным. Учитывая способности самой Лили, вторая версия также была вполне жизнеспособной. И от осознания этого внутри все похолодело. он вспомнил ее взгляд в последний момент там, во сне.              Надо будет... Что? Узнать у Айрин, как выйти на связь с Лили? Но зачем? Если это действительно была она — будет возможность поговорить об этом, если же нет... А если и она — найдется ли у старшего альтернатора время, чтобы метнуться "на экскурсию" в другой мир для того, чтобы поговорить с ним. Нет, Айрин точно надо будет вопрос задать, а дальше... Дальше- как получится.              На какое-то время события, произошедшие во сне, отодвинулись на второй план. Причиной тому был монстр в розовой кофточке заявившийся на урок сразу после того, как в кабинет зашел сам Северус. Именно в тот самый момент, когда он задал работу гриффиндорцам и слизеринцам пятого курса и уже приготовился сам заняться тем, что так поднимало ему самому настроение: проверкой процесса приготовления зелий.              — Экх-кхм, — да, привычный ход урока был прерван этим ненавистным звуком. Легкий гул голосов тут же стих — ученики замерли, словно в ожидании бури. Тем временем розовая жаба (раньше бы он никогда не рискнул назвать так женщину, да еще и коллегу, но та явно сама направшивалась) изволила заговорить.              — Доброе утро, профессор. Мне нужно задать вам несколько вопросов...              — Я готов, генеральный инспектор, — спокойным и холодным голосом произнес он.              "Эй, эй, погоди! Я еще с ней не наигралась! Если ты ее сейчас убьешь, то чем я заниматься буду оставшийся учебный год? С тобой опять цапаться?!" — раздался в голове голос Рин.              Раньше она вот так вот не появлялась без предупреждения. Видимо, чувствует, что происходит что-то непонятное и странное и пытается в меру своих сил помочь ему, отвлечь от мрачных мыслей и заодно — не дать мешанине из этих мыслей окончательно захватить разум, который сейчас нужен был ему как никогда раньше. Проблем с розовой стервой сейчас хотелось меньше всего. Хотя... Он все равно ее уже спровоцировал, когда в недобрый час чуть ли не открыто встал на сторону "племянницы", так почему его должно заботить что-то сейчас?              В идеале надо было потребовать переноса "инспекции" на внеурочное время. Но он уже знал, что это не сработает. Некоторые имели глупость перечить розовому носорогу и ничем хорошим для них это не закончилось. Так что, как говорила его "племяшка", улыбаемся и машем. Улыбаться не хотелось, махать хотелось еще меньше. Разве что сектумсепрой на Амбридж.              Не удержавшись, представил, что было бы, будь он оборотнем. Интересно было бы вцепиться сейчас розовой жабе в горло, чтобы почувствовать вкус крови, наблюдать за тем, как ее зрачки перестают реагировать на свет, а период между ударами сердца становится все больше.              — Профессор? — переспросила его Амбридж.              Хм, кажется он подхватил у племяшки привычку "выпадать из реальности". И, судя по всему, его далеко не самые лучшие эмоции отразились сейчас на лице — иначе с чего бы голосу женщины быть таким обеспокоенным?              "Все, хана репутации?" — мысленно отправил он запрос Айрин.              "Ну как тебе сказать"... — девчонка обвела взглядом ошарашенные лица соучеников. — По-моему, все как обычно. По-моему, на твои уроки и так все в памперсах ходят...              Тем временем началась "инспекция". Первым делом Амбридж попыталась подловить его на незнании предмета. Судя по фырканью Рин в голове — даже она, теоретически далекая от местных магических реалий, отлично поняла, что Северусу понадобится весь запас выдержки для того, чтобы не уличить в полном отсутствии знаний по предмету саму Амбридж. Ну что же, эту проверку он прошел. Практически по краю, чтобы не создать конфликтную ситуацию, но прошел. Дальше было проще — жаба решила попенять ему на частые травмы студентов, которые те получали именно на его занятиях.              На это ей был предъявлен журнал по Технике Безопасности, в котором стояли подписи всех учеников всех факультетов о том, что они ознакомлены с правилами поведения в кабинете, обязуются следовать инструкциям преподавателя и не проявлять "инициативы" вроде "засовывать незнакомые растения в нос".              При виде перечня пунктов и правил, Амбридж едва ли не завизжала от восторга, а потом чуть не позеленела от зависти. Еще бы — ей в жизни не придумать было что-то подобное. Да и, признаться, до этого журнала додумался не он сам.              "Айрин, с меня... сушеная рыбина с тебя размером", — на секунду он замялся с подбором награды за вовремя сделанное предложение и помощь в решении этой проблемы с такой точки зрения, чтобы ни один инспектор не подкопался.              На мгновение перед глазами возникла картинка — насмерть довольная морда арматриса со стоящими торчком ушами и оскаленными клыками. Сморгнув изображение, зельевар продолжил выполнять миссию "допрашиваемого". И в этот раз чуть не сорвался, поскольку Амбридж затронула очень неприятную тему.              — Вы претендовали на должность преподавателя защиты от темных искусств, верно?              — Да.              — Но безуспешно.              — Как видите.              — Но ведь по зельеварению вы даже научный труд писали?              — Нужно было упокоить членов попечительского совета.              — Простите?              — Успокоить, оговорился. Они тоже сомневались в моей профессиональной пригодности, вот мне и пришлось их успокоить.              Амбридж с урока ушла, судя по всему, проверкой, верней, ее результатами, осталась недовольна. Это могло значит только одно — победа в этом раунде осталась за ним. На мгновение он даже почувствовал что-то вроде удовлетворения, но потом вспомнил о проблемах куда более важных и вернулся в привычное мрачное расположение духа.              Оставшееся время до конца уроков он ходил между рядами, проверяя как именно следуют ученики его рекомендациям. Как и ожидалось — с заданиями справлялись только Грейнджер (а соответственно и Уизли с Поттером, которых та все время выручала), несколько постоянных отличников со Слизерина и Гриффиндора, ну и само собой — Айрин с Явиком. Вот уж с кем никогда на уроках не происходило ничего "эдакого", так это с двумя иномирянами. А ведь всего-то надо следовать заданному алгоритму. А то развелось Долгопупсов, словно заразно это...              Случайно бросив взгляд в котел Невилла, профессор обомлел секунд на двадцать — в емкости едва кипело (именно едва кипело, а не бежало через край) идеально сваренное зелье. Немного криво порезанные ингредиенты, чуть-чуть не соответствующий идеальному цвет, но по сравнению с тем, что выдавал этот парень раньше — небо и земля. Украдкой оглянувшись по сторонам, профессор не заметил в радиусе нескольких метров никого, кто мог бы дать Долгопупсу какую-то подсказку. Да и не спасла бы этого идиота подсказка — единственный способ приготовить нормальное зелье его авторства — это сделать все за него.              "Твоя работа?" — добавив в голос металла, поинтересовался он у Айрин.              "Нет", — та словно бы невзначай обернулась, на мгновение посмотрев ему глаза в глаза и неожиданно память заполнилась чужими образами и воспоминаниями.              Неуклюжий толстый мальчишка, в котором легко узнается Долгопупс, с трудом поспевает за груженой сумками волшебницей, на ходу выслушивая, что он никогда не будет таким, как его родители, что от него одни проблемы, что со своей неуклюжестью он никогда не станет нормальным волшебником...              Тот же мальчик, но уж постарше, дергается от каждого звука и каждого сказанного в его адрес слова. Сейчас отчетливо видно, что именно от голоса Снегга и его насмешек без конца валятся из рук у него ингредиенты, что он случайно режет себе пальцы и, соответственно, запарывает практически готовое зелье, что от издевок однокурссников он забывает, сколько именно раз осталось помешать это варево.              "Ты его сам делаешь таким, какой он обычно — разве не понял?" — тихо спрашивает Айрин. С непонятным укором, с какой-то затаенной болью в голосе.              Ему сейчас достаточно своих проблем и уж точно нет подходящего настроения для того, чтобы слушать чужие нотации, но едва он собирается сказать об этом Айрин, как сразу же открывается часть воспоминаний. Ее и его собственные. У них обоих похожее детство — разве что у него отец на всю катушку съехавший, а у нее — мать. Они оба были вынуждены дома терпеть такие издевательства и унижения, про которые никто и догадаться не мог. В мире Айрин девочку могла бы забрать из семьи служба опеки, но кого заинтересует внешне благополучная семья и кто поверит ребенку, который пытается пожаловаться, рассказать, просить о помощи?              И у него и у нее в свое время появляется другая жизнь. Она находит друзей вне школы, причем под друзьями имеются в виду не только мальчишки-почти-сверстники, которые учат ее подвижным спортивным играм, дракам и катанию на различном транспорте, но и некоторые учителя, которые "хорошие", библиотекари, просто знакомые вроде случайно встреченных людей. У него... У него была Лили. Пожалуй, сейчас он лучше всего понимает, что ненавидит в Долгопупсе... самого себя? Ведь оказывается, вовсе не так давно он был зашуганным маленьким мальчиком, который также, как и Невилл сейчас искренне считал, что из него не выйдет ничего путного, что сколько бы он не бился и не старался — хорошие отметки так и не появятся в журнале.              На мгновение время словно остановилось. Один из тех далеких дней вдруг отчетливо встал перед глазами, заставляя вспомнить практически стершиеся из памяти события.              Дальний берег озера практически с самого первого дня стал "их" местом. Другие ученики либо ленились преодолевать такой долгий путь, либо же не в состоянии были найти дорогу через заросли к тому самому, единственному чистому пятачку под большим раскидистым деревом.              Лили сегодня не было. Долго. Наверное, разное количество уроков и...              Мерлин! Клякса с пера упала на пергамент сама по себе, мигом приведя в негодность практически дописанное эссе. Какой идиот вообще придумал это идиотское развлечение — писать эссэ на несколько страниц по дисциплинам, которые возможно, еще и не пригодятся вовсе?              — Северус, — тихий, звенящий голос девочки раздался за спиной как раз в тот момент, когда он готовился порвать пергамент на клочки.              Подняв голову, он увидел ее — рыженькую, немного растрепанную и одетую в уже привычную гриффиндорскую форму. Пожалуй, именно из-за Лили он немного перестал эту форму ненавидеть.              — Делаешь эссе? — без намека на насмешку уточнила у него девочка, доставая из сумки сложенный вчерверо старый пододеяльник. Северус уже знает, что девочка, в отличие от него, никогда не сядет на траву, чтобы не пачкать белые колготки.              — Уже нет, — он собирается порвать страницу пополам, но Лили останавливает его:              — Подожди!              Несмотря на слабый протест, забирает из его руки злосчастный листок и несколько секунд рассматривает кляксу.              — Да... Нехорошо получилось, но поправимо.              В следующий момент из сумки появляются ее собственные перья — цветные. При их виде многие дети с трудом сдерживают завистливый вздох — далеко не всем родители сочли важным и нужным купить такую "игрушку". О том, что для Лили эти перья на самом деле не просто игрушка, Северус начинает догадываться лишь когда на месте кляксы возникает до изумления правдоподобный рисунок — образец растения, про которое пишется эссе.              — Здорово! — восхищенно выдохнул он. В миг безвовзратно испорченная работа превратилась в загляденье. — Где ты этому научилась?              — В художественной школе. Я ведь тебе рассказывала про нее, — на мгновение ему показалось, что Лили сейчас обидится. На самом деле он просто не понимал, о чем она говорит тогда — он сам, в отличие от нее, даже в обычную школу не ходил, потому что отец не хотел куда-либо пускать "отродье". Читать его научила мама и даже Лили с трудом скрывала удивление тому факту, что он с таким-то образованием и воспитанием умудряется писать без единой ошибки.              — Я слушал, просто...              Девочка уже его не слушала — оценивая сделанную работу, она проводила перьями по пергаменту, делая завершающие штрихи.              — Вот так. Если еще где-то кляксу поставишь, оставь там места примерно вот так вот, — посоветовала ему девочка. — Я потом дорисую что-нибудь по теме.              — Спасибо большое, — тихо произнес он чувствуя, как приливает кровь к лицу.              Она все время ему помогает. И ему за это стыдно. Стыдно чувствовать себя беспомощным, когда эта девочка, для которой хочется быть сильным, храбрым защитником, вынуждена защищать его. Помогать, спасать, приходить на помощь...              Злость на собственную несуразность заставляет отвернуться, пряча лицо в ладонях.              — Сев, ты... ты что? Сев... — испуганно зовет она его, перехватывая его руки своими и заставляя убрать ладони от лица.              — У меня всегда ошибки. Я слышал, что они все про меня говорят. Что я... Что я хуже всех, раз страницу без клякс написать не могу.              Внезапно тишину прорезал громкий, искренний смех. Почему-то от этого смеха стало обидно еще больше на себя и собственную несостоятельность. Вскочив на ноги одним движением и едва не запутавшись при этом в великоватой, "на вырост" купленной матерью мантии, он уже собирается было уйти, но в этот момент прямо ему в руки дают что-то.              Стопка из пятнадцати пергаментных листов, уже скрепленных друг с другом. Эссе Лили. Прямо на первой страние после первых трех строчек — первый рисунок. Потом еще два, на этой же странице, но в уголочках, ближе к полям. Не веря своим глазам, он пролистывает все сочинение, наблюдая на каждой из страниц минимум по три рисунка. Красочных, ярких и словно живых. А ведь все профессора в один голос хвалят работы Лили, замечая, что она никогда не делает никаких неаккуратных клякс и ошибок.              — Так ты что...              — Меня папа так делать научил. Знаешь, он мне раньше, еще когда я в школе училась, рассказывал, что в школе он был самым лучшим и учился на одни пятерки, и что я должна тоже быть отличницей, чтобы... не позорить семью, вот. А потом я разбирала на чердаке старые коробки и нашла его дневник, — Лили на мгновение сделала "страшные глаза" и громким, театральным шепотом сообщила ему. — Он весь красный. В двойках. И в замечаниях.              Непонятно почему, но ему тоже становится смешно. Не смешно становится на следующий день, когда на очередном уроке зельеварения Лили — круглая отличница, вдруг неожиданно допускает самые простые ошибки в составлении зелий. Северус, который к тому моменту свою настойку уже безнадежно испортил, лишь с изумлением и с некоторым страхом наблюдал, как котел подруги неожиданно начинает прыгать на одном месте, а потом падает со стола, заливая весь пол неаппетитно выглядящей коричневой жижицей, которая на нужное зелье не была похожа ни разу.              Потом в коридоре она задает ему вопрос. Один вопрос, который переворачивает все его представление об учебе и о жизни в целом. глядя на законно полученное "О" в своем школьном дневнике, Лили задумчиво накручивает прядь волос на палец и спрашивает у него:              — А я вот не понимаю, что в этом страшного? Ну "о", ну подумаешь... Можно ведь потом выучить, или исправить, или...              С того дня все почему-то начинает катиться в тартарары. Лили хватает "неуды" в той же пропорции, что и Северус. Если он не смог сделать ничего путного на зельеварении, значит — гарантированно "сольется" и отличница Эванс. Если у него не приняли эссе по истории магии, то Лили, краснея и запинаясь, скажет, что она забыла про домашнее задание.              — Этот мальчик на нее плохо влияет, — услышал он однажды. Плохо влиять ему на Эванс не хотелось, поэтому он с трудом, но находит в себе силы начать объяснять, почему именно он — плохая компания для нее. И что из-за "плохого влияния" придется не дружить, пока они в Хогвартсе.              — Не пойдет, — Лили покачала головой, заставляя длинные, до талии, волосы, заколыхаться волной в такт движениям хозяйки. — Либо влияй дальше плохо, либо начинай влиять хорошо — третьего не дано.              — Влиять... хорошо? — тихо, едва слышно сам себе под нос переспросил он.              С тех пор учиться стало и проще, и сложней. Перспектива плохо влиять на Лили пугала, а влиять хорошо было очень, очень сложно. Тем не менее, совместными стараниями первый год они закончили круглыми отличниками.              "Эй, профессор, выпади из астрала, а то будешь, как я!" — в мысли вторгся голос Рин. Никто, кроме девчонки, не заметил, что он "витает в облаках". О чем шел разговор?              Да, разговор шел о Невилле, потом Рин ему показала вполне известную истину о том, что они все в чем-то похожи и... и он снова вспомнил о ней. Сейчас воспоминания не причиняли столько боли, сколько доставляли еще год назад, поэтому, наверное, и окунулся он в них настолько охотно.              Внезапно в голове снова возникли картинки. На этот раз, принадлежали памяти Айрин. Он уже видел это, но не придавал внимания деталям...              Тренировки альтернаторов. Помимо стандартных программ прохождения симулятора, требовалось еще изучение основ — самый начальный этап, а также работа непосредственно с инструкторами.              Рин досталась Лили в качестве стажера уже активным, развитым бойцом. За недолгую, но продуктивную деятельность в Д-Сигма 415 девушка успела многому научиться, многого достичь и, конечно же, не нуждалась в ежедневном подбадривании, направлении на путь истинный. Она отлично знала себе цену, понимала, что является уникальным, опытным и практически всесильным бойцом, но при этом и не питала ложных надежд по поводу своего выживания в поединке с бойцом более высокого уровня. Ее, фактически, требовалось учить только приемам, а не корректировать личность. Именно поэтому в данном случае тренировки велись в дружеской атмосфере взаимных подколок, шуточек, практически в полную силу ударов и демонстрации приемов непосредственно на оппоненте "шоб лучше запомнилось и с первого раза дошло". А вот с той же Олесей Камовой Лили вела себя совсем иначе. Никогда не обзывала девочку мешком гнилой картошки, не проводила поначалу сильных болевых приемов. Вместо этого часто допускала ошибки сама, поддавалась и, само собой разумеется — каждый раз не забывала похвалить девочку, если та чего-то достигала. Медленней ли Камова осваивала все, чем Шепард? Нет, отнюдь. Но разница была... в подходе.              Только сейчас Северус окончательно понял, что имеет в виду Лили, когда в шутку называет его "коллега". Не магию в первую очередь она припоминает, а род деятельности, которым оба они вынуждены заниматься. Правда, кажется, в отличие от него, Лили от своей деятельности начала получать удовольствие, а он... Внезапно он почувствовал, что вот-вот — и улыбнется, как когда-то давно. После чего посмотрел на Рин. Внимательно, но в то же время — незаметно для ее взгляда.              Девчонка, сама того не зная, разговором насчет Невилла помогла ему распутать такой клубок, с которым он бы в жизни не справился в одиночку. Просто не понял бы, за какую именно нитку потянуть. Посмотрев на часы он понял, что время урока подходит к концу и вот вот зазвенит в отдалении звонок. Сейчас надо объявить оценки.              Целый ряд фамилий и вполне ожидаемых "превосходно", "хорошо" и "удовлетворительно". Попадается парочка "отвратительно", но это уже известные ученики, которые на зельеварение забили большой, как говорила "племяшка", болт.              — Шепард и Смит — хорошо, — ожидаемо произносит он, двое ребят довольно фыркают.              Могли ли эти двое быть отличниками? Да запросто. Вот только пресловутое отсутствие аккуратности мешало Шепард нарезать ингредиенты тонкими ломтиками и дольками, в результате чего по виду ее зелье чаще всего напоминает наскоро приготовленный непутевой домохозяйкой суп. Явик тоже не отличается аккуратностью, так что вполне закономерно, что сделать "идеальное" зелье этим двоим просто лень. И с практической точки зрения Северус их отлично понимал. Какая разница им, как будет выглядеть зелье, если свою основную функцию оно будет выполнять? Этот подход был характерным для всех известных ему альтернаторов.              — Долгопупс — хорошо, — быстро произносит он, не выделяя голосом эту отметку.              Но тот, кому она предназначалась, его услышал. Услышал и сейчас смотрел широко раскрытыми глазами, прямо на него, глупо улыбаясь при этом и словно не веря своему собственному счастью.              После завершения занятия Северус оставил Айрин в классе. Никого это не удивило — все знали про их "родственную связь", а значит — сделали вполне закономерные выводы о том, что дядя будет заниматься воспитанием племянницы.              — Сэр, я... — начал было Невилл, который выходил последним.              — Долгопупс, отлично будет, когда научитесь мыть ножи после использования разных ингредиентов и не заливать водой пол вокруг своего рабочего места. А пока получайте то, что заслужили и радуйтесь. Вопросов нет?              — Нет, — снова мальчик стоит напротив него и улыбается.              — Идите, Долгопупс. На следующий урок опоздаете, — тихо произносит Северус, глядя на него.              — А... Да, точно. Спасибо, профессор! — это уже прокричал от двери, которая сразу же захлопнулась за ним.              Они остались одни. Он и Айрин.              — Что-то случилось? — мягко спросила его девочка, подходя практически вплотную и запрокидывая голову, чтобы смотреть глаза в глаза.              — Ты знаешь, как мне выйти на связь с Лили? — быстро спросил он. Времени до следующего урока не было.              — Нет. Сам помнишь — у меня теперь нет никаких средств связи, да и координат своих хотя бы приблизительных Эл мне не оставляла.              — Ясно. Тогда можешь идти... куда тебе там надо.              — Я могу узнать...              — Не можешь, — обрубил он. Девочка не обиделась — просто вышла в коридор, закрывая дверь за собой.              С альтернатором намного проще общаться, чем с обычным человеком. Обычный человек связывает сам себя целым рядом рамок и условностей, навязанных в свою очередь обществом того мира, где именно он живет. Альтернаторы, существуя вне времени и пространства, в организации своего родного мира использовали положительный опыт всех остальных миров и умудрились не допустить тех ошибок, что другие в свое время.              Вон, разговор тот же взять. Никогда не приходится гадать, обидел ты альтернатора, или нет. Приятна ли ему тема для разговора и готов ли он вообще с тобой разговаривать? Альтернатор просто говорит, что вот конкретно сейчас, или именно на эту тему с ним лучше не разговаривать. Предупреждение корректное выдается один раз. За ним следует предупреждение нецензурное, ну а следом — разговор переходит на кулаки. Еще год назад он счел бы такую манеру ведения диалога откровенным хамством, но сейчас почему-то не только находит ей оправдания, но и считает более приемлемой, чем ежедневная ложь в рамках этикета и общение с людьми, которые противны на темы, которые неинтересны.              Айрин, Явик и Теф здесь, в Хогвартсе, успели создать себе славу ненормальной компании как раз-таки по причине странной манеры общения. Айрин и Явик просто делают вид, что им неинтересны однокурссники, Теф же способна поддержать дружескую беседу, но никогда не останется дослушивать чужую реплику, если ей это в тягость.              Мерлиновы подштанники, о чем он только думает... Хотя, да, когда он вернулся к мысли, которая долго его беспокоила, вдруг оказалось, что предыдущие рассуждения были не так уж плохи, а возвращение к проблемам, которые нельзя было решить вот прямо сейчас, привело к закономерному ухудшению настроения.              Остаток дня прошел "автоматически" и как-то туманно. Вроде бы кто-то взорвал котел (минус двадцать баллов Грифиндор). Правда выяснилось, что взорвался он при участии слизеринца, так что Северус прибавил десять очков своему факультету. Все как всегда, в общем-то.              А вечером началось ЭТО. Ежегодные хэллоуинские гулянья. Конечно, можно было бы поставить поглощающий звуки щит и спокойно лечь спать, но это было опасно: случись какая-то непредвиденная ситуация, и он даже не узнает об этом. Амбридж, кстати делала некие поползновения по отмене праздника, но кто-то из родителей студентов оказался достаточно влиятельным, чтобы убедить Фаджа немного "натянуть поводок".              В школе находиться не было ни сил, ни желания. Как никогда раньше он радовался тому, что в этот раз не ему выпала сомнительная честь дежурить. Именно поэтому он принял решение тактически отступить куда-нибудь подальше из здания, чтобы не слышать этот шум, вопли и прочие "праздничные звуки".              Мало ему было того, что Лили неизвестно где, в непонятно каком мире и наверняка далеко не в такой же безопасности, как он сам. Так еще и этот сон дурацкий, будь он трижды неладен...              Собственно, злость брала даже не столько на этот сон, сколько за свои собственные бесплодные попытки самому как-то решить ситуацию. Вполне естественно, что Лили, почувствовав его состояние, полезла ему на помощь. И вполне естественно, что увиденное в этом сне ее, мягко говоря, не обрадовало. И что можно сказать или сделать в такой ситуации?              Как же ему ее не хватает. Сейчас, кажется, готов на все ради простого прикосновения, ради пары сказанных слов... Память услужливо подсунула нужный момент из жизни: он стоит у окна, Лили подходит сзади и кладет свою руку ему на плечо, а когда он поправляет упавшую на лоб прядь волос — перехватывает его руку уже двумя ладонями. На мгновение ему показалось, что он даже ощутил то самое тепло от ее рук, что было тогда... И когда секундное наваждение рассеялось, почему-то от этого стало еще хуже.              Неожиданно ощущение тепла вернулось само по себе. И следом за ним раздался голос. Знакомый, но звучащий с совсем другими интонациями, чем два десятилетия назад. Впрочем, оттого этот голос, как и его обладательница, не стал ему менее дорогим.              — Чего грустишь?              Скосив взгляд вбок, он обнаружил рядом с собой Лили. Девушка сидела, подвернув ноги по-турецки. Сидела прямо на траве, поскольку уже давно канул в небытие страх испачкать одежду: для большинства альтернаторов вполне естественно после особо шумного задания вообще выкинуть униформу в мусорку, поскольку отстирывать и зашивать (если это не специальная одежда из регенерирующей ткани) — только время тратить.              Рыжие волосы немного отросли и поэтому теперь были завязаны в хвост, оставляя полностью открытым лицо. Выглядела девушка расслабленной, но верная глефа лежала всего лишь в каких-то десятках сантиметров от ее левой руки. Доля мгновения — и альтернатор готов к обороне.              Все свелось к тому, что он, как в далеком детстве, просто разглядывает ее, не в силах заставить себя не то что поддержать беседу, а просто заговорить. Впрочем, стоит ли этому удивляться?              — Ничего, — пожав плечами, повалился спиной на траву рядом с ней. Таращась на далекий небосвод принялся пояснять. — Ты была в том сне. Два вопроса. Извечных. Русских. Тех самых.              — По теме "как" — я тебе уже объясняла специфику создания связей. Один начинает предложение, другой его заканчивает. Один только прикинул, какое-бы заклинание скастовать — второй уже приготовил подходящее усиление, или перенаправление. Ну, естественно, добавим сюда ощущение чужого настроения и чужих чувств.              Это он уже знал. И видел не раз на примере пятого отряда. Рин и Явик между собой связаны так сильно, что порой действительно возникает ощущение, что у них одна голова на двоих — особенно это касается моментов подготовки домашнего задания...              От земли нет привычного холода. Даже ветер, кажется, стих. Хотя нет — не стих до конца: до сих пор шумит в округе трава, немного приглушая их голоса, а дерево качает ветками над озером, то ли желая опустить их ближе к воде, то ли наоборот не желая мочить важную часть своей кроны.              — Что же насчет зачем... Знаешь, наверное, сразу надо было обсудить это с тобой, но если честно — для меня это стало все такой неожиданностью, что... — Лили тряхнула головой, едва не хлестнув хвостом Северуса по лицу. — Это проще показать.              Она протянула руку. Профессор взял ее привычно и без колебаний — уже успел привыкнуть к такому способу передачи информации. Закрыв глаза, он очутился ТАМ — в своем и, как оказалось сегодня — не только своем страшном сне.              На этот раз вдвоем они зашли в тот дом и в тот день, когда все произошло. Тело мужчины на лестнице заставило Лили побледнеть, а Снегг, как ни странно, не почувствовал ни единого всплеска ревности. А должен был? Разве?              — Джеймс Поттер. — Лили медленно, не оборачиваясь, прошла мимо мужчины, увлекая Снегга за собой. — Умер пятнадцать лет назад.              Обогнув ее собственное тело они оказались у детской кровати.              — Гарри Джеймс Поттер. Выжил пятнадцать лет назад. Потому что за него отдала жизнь его мать, потому что до этого Северус Снегг предупредил Альбуса Дамблдора о том, кого именно будут искать...              — Но сначала я сообщил о пророчестве...              — Серьезно? Вольтанутый так или иначе узнал бы о пророчестве — в таверне полно было ушей. А зная Дамблдора, тот решил бы промолчать, дабы защитить потенциальных жертв. Как бы то ни было, Гарри выжил.              — Но...              — Лили Поттер, ну или Эванс, если брать девичью фамилию. — Лили повернулась к телу рыжеволосой женщины, опускаясь перед ней на корточки. — Лили Поттер умерла тогда. Пятнадцать лет назад.              Видение рассеялось — теперь они снова лежали на берегу озера, при этом Лили все также смотрела наверх, на далекий небосвод. Молчала, словно ждала его ответа, или... собиралась говорить сама? Да, скорей всего второе.              — Знаешь, меня с самого начала, еще с того момента, как пришли мозги в норму после всего того, что было в лабораториях Демиурга... Меня уже тогда начал занимать вопрос — кто я такая? Наверное, сложно объяснить такое, но когда ты сталкиваешься с технологиями, которые могут в любое тело запихнуть чужую душу, или же подселить душу-паразита, или создать клона, или сделать массу других вещей с личностью человека так, чтобы он этого не заметил... Поневоле задаешься вопросом — а не сделали ли случаем чего-то такого с тобой?              — Не сделали. Я бы понял, — уверенно произнес он, подаваясь ближе к ней и крепко стискивая девушку в объятиях.              — И как же это ты бы понял того, что не могут понять лучшие телепаты и техники продвинутых миров? — едко произнесла она. Насколько же она напугана всем этим, что "врубила" привычную защиту. И, главное — против кого? Против человека, который этот метод знает лучше, чем кто-либо другой...              Сначала он хотел накричать, мол для него она всегда такая, какая есть, и еще кучу всего, но вместо этого просто нащупал рукой одну из упавших веточек и протянул ей. Девушка взяла ее еще не понимая, что именно он хотел ей сказать. В следующий момент на засохшей ветке набухли почки и появились цветы.              — Ты — это ты. И не кто-то другой. Что же насчет... изменений... Людям свойственно меняться на протяжении всей своей жизни. Человек не остается таким, каким был двадцать лет назад хотя бы потому, что как раз в постоянном изменении состоит его... развитие личности, что ли. Мы делаем ошибки, учимся на них. Иногда мы повторяем их снова и если не делаем выводов — идем по накатанной, жалуясь порой, что жизнь катится куда-то не туда.              — Про ошибки ты это верно сказал, — помрачнела Лили. — Была у меня одна ошибка. Больше не допущу. Жалость называется. Вместо того, чтобы взять и убить этого ублюдка, когда он был у меня в руках, я струсила и сбежала. Сделай я тогда то, что должна была — и, может, сейчас бы ничего этого не было.              — Ты... О чем сейчас?              — Что, Дамблдор не рассказал? Странно, я думала уж тебе-то он непременно слил бы эту инфу под выгодным соусом а-ля "надо быть белым и пушистым, не переступать через запретную черту" и прочее бла-бла-бла в его духе. — Лили зло вздохнула и, заправив за ухо выбившуюся из хвоста прядь, тихо произнесла, обернувшись к нему. — Ты ведь знаешь про то, что с безносым уродом мы пересекались три раза до того, как он таки добрался до нас? Один раз все повернулось так, что я могла его убить. Читай — мне просто повезло: во время драки он не скоординировал трансгрессию, переборщил с позерством и в результате красиво, извиняюсь за выражение, наебнулся, при этом сломав свою собственную палочку. И что я сделала, как думаешь? Что вообще должен сделать человек в такой ситуации? Нам на Базе четко объясняют: взять что-нибудь режущее и выпустить клиенту кишки, после чего обмотаться ими для понта и валить на дискотеку. Но у меня же было другое воспитание! Я же добрая! Я же по-гриффиндорски, блять, всегда поступаю. Запорола я все. Пока стояла там на подгибающихся ногах и размышляла на морально-этические темы, он меня едва саму не убил. Джеймс вовремя успел, потом вспышки трансгрессии наших с Ордена, ну а Вольтанутый, не будь дурак, смылся, ибо против толпы драться не захотел, поскольку трус еще тот.              — Я могу тебе в оправдание сказать, что наша школа — это не организация подготовки бойцов для последующего сбора приключений по мирам. Достаточно вспомнить, что на защиту от Вольтанутого, как ты его сейчас называешь, у нас поднялось всего... сколько... Полтора процента магического населения Британии? Как-то не обнадеживающе звучит в принципе.              Лили свернулась у него на руках, положив голову на грудь. Волосы, выбившиеся из хвоста, мягко щекотали лицо, а сама атмосфера этого места навевала странное спокойствие и... желание рассуждать, что ли? Раньше они, бывало, часами сидели тут и разговаривали на самые разные темы. Благо, всегда находилось, что именно обсудить.              — Когда я очнулась в лаборатории Демиурга. Потом, когда сбежала оттуда — единственная, оставшаяся в живых. И даже потом, когда уже в составе команды альтернаторов отправилась сначала в турне по Темным Мирам, а потом — влипла в Дело Амбреллы... Пожалуй, после этого дела я и поняла, что та я, которая была — это то ли шелуха какая-то, то ли вообще не я. Настоящая я... Скорей всего, такая, как сейчас. Вот иногда и возникает ощущение, что тогда я умерла, а родилась... Какая-то другая "я", если тебе все еще хоть немного что-то понятно из моих слов.              Ему было понятно все. Ну, или практически все. Объяснять ничего и не нужно было — разговор можно было считать завершенным. И теперь он получил ответы на свои важные вопросы. Как бы то ни было, что бы там с ней не случилось — он любит такую Лили. Вечно занятую, носящуюся неделями по каким-то непонятным мирам и потом заявляющуюся с бухты-барахты в Хогвартс в немного неподходящем для данного заведения прикиде. Он любил и будет любить Лили, которая спит с глефой в одной руке и держит под подушкой пистолет исключительно "на всякий случай". Ему не перестанет нравится она от того, что сейчас она получила статус одного из руководителей Базы и по ее приказу даже неподконтрольная стерва Айрин начинает вести себя, подобно послушной домашней кошке. А она... Она любит его. И это тоже важно. Он это чувствует, понимает, они могут быть вместе здесь и сейчас, несмотря ни на что. Надолго ли? Он знает, что с учетом специфики работы альтернаторов никаких планов строить нельзя. Пусть хоть на сколько-нибудь. Сколько бы им не выделила времени жизнь — он больше ни секунду из этого времени не потратит на бессмысленные переживания и метания. И ей не позволит.              — Смотри, фейерверки, — окончательно отвлекает девушку от мрачных мыслей он.              — Фейерверки. Прямо над замком, — тихо и спокойно произносит Лили. Но он чувствует, как под одеждой напрягаются ее мышцы. — Тебе три минуты хватит до замка добежать и Рин с Теф найти?              Снова этот голос, от которого у него мурашки по коже бежать начинают. В этот момент Лили обернулась и он увидел, что ее глаза перестали быть человеческими, то есть утратили зрачок и белок, после чего засветились чужеродным серым светом.              — Хватит, — тихо произнес он уже понимая, что сейчас ему это сделать прикажут.              — На счет три? — тихо спросила Лили. — Один...              — Два... — произносит он.              Это не какая-то игра. Сейчас он сильней всего понимает, что прямо сейчас буквально за их спинами появляется кто-то или что-то противоестественное. Незнакомое, чуждое и настроенное явно недружелюбно.              — Три.              Толчок в спину для ускорения, свист глефы за спиной. Лязганье металла по металлу и тихий, но знакомый звук выстрелов от оружия с глушителем. Страх за нее придает сил.              Раньше он не поступил бы так никогда. Раньше бы составил компанию Лили, не бросил бы ее защищаться в одиночку. Но в этот раз что-то заставило послушаться приказа. Прежде всего — страх за ее жизнь. Если она сама попросила его притащить Айрин, которую сама до этого старалась всеми силами убрать с игровой доски, да еще и вместе с Теф...              Что-то врезалось в него на полдороги. Так и есть — Шепард в костюме зомбака. В ее стиле — сделать костюм, который будет и "прикольным" и в то же время — позволит при желании легко преодолеть расстояние в несколько сотен метров и даже сражаться.              Резкая боль между лопаток мешает ответить на ее вопрос, поэтому направление он показывает рукой, одновременно при этом палочкой убивая непонятно откуда появившегося противника с пистолетом.              — Сев! — Рин оборачивается к нему, чтобы помочь, но он отталкивает ее.              — Иди, я расчищу путь!              На это уж его сил точно хватит. Эти — местные, или не местные, но низкоуровневые. Пусть лезут — он как раз за месяц насобирал несколько очень интересных идей. Спина болела, но кажется, пока что ничего серьезного с ним не случилось. Или же случилось, но адреналин до поры до времени придает сил. Какая разница? Главное, что начавшаяся заварушка неожиданно разнообразила унылый и скучный праздник, сделав его незабываемым.              Губы кривятся в усмешке. Интересно, это у него тоже от Лили, или его собственное чувство? Впрочем, а имеет ли это значение? Семь теней вокруг. Прямо как в той песенке, которую Айрин напевала. "Силачом слыву недаром — семерых одним ударом", или что-то в этом роде...              Интересно, а поймут ли в Хогвартсе, что у них прямо под носом что-то происходит? Скорей всего, нет. И так даже лучше. Еще полезут альтернаторам под руку и испортят, как обычно, всю операцию...