***
По всей квартире валялись его грязные вещи. Носки под диваном, под кроватью — даже в старых неиспользуемых шкафах. И как так можно было жить? Ее не было дома неделю! А он устроил тут гадюшник. Валявшейся на полу яичницы не хватало. А, нет, вон она — валяется себе преспокойно на полу кухни. Гермиона закрыла глаза и попыталась успокоить свой гнев. На месте Рональда, она бы лучше не показывалась из комнаты. Ей хватит сейчас еще одного промаха горе-мужа, и она взорвется. Но этот полоумный вышел из комнаты, почесывая свой волосатый живот и зевая. — О, Гермиона. Когда ты вернулась? От него несло выпивкой и еще чем-то противным. Бросив все пакеты на пол, Грейнджер взорвалась. — Да как ты смеешь, Рональд Биллиус Уизли?! Я уехала всего на неделю! На семь чертовых дней! А что ты устроил с квартирой?! Рыжий, поняв насколько зла его супруга, попытался приблизиться к ней, но она вскинула палочку в предостерегающем жесте быстрее. Его пригвоздило к стене заклинанием. А Грейнджер, с брезгливой миной переступая через валяющиеся грязные тряпки мужа, приблизилась к Рональду и продолжила тираду: — Я не твоя мамочка! Я устала прибирать за тобой весь этот гребанный срам! Когда же ты возьмёшься за ум?! Это все долго копилось, Рон. Чертовы восемь лет копилось! Зачем я вышла за тебя? Чтобы стирать и готовить днями напролет? Чтобы ждать тебя с твоих пьяных гулянок, а по выходным чтобы отрывать тебя от компьютерных игр? Ну уж нет! Я не твоя мамочка, Рональд. И я это свинское отношение к себе терпеть не буду! Гермиона гневным движением палочки собрала в две большие сумки свои вещи и книги. И продолжила тираду, обездвиженному и безмолвствующему мужу. — Нет, Рон, согласна, я любила тебя! Но любовь выгорела. Ты хорошо устроился! Жена умница-красавица, все делает, все знает. А вот разбирайся теперь со всем этим дерьмом сам! Я ухожу и подаю на развод! Слава Мерлину и Моргане, я знала, что делала, когда просила заключить маггловский брак. Проблем меньше! Вспыхнувший краской возмущения мужчина что-то хотел сказать, но вырваться из мощных заклинательных пут не мог. Бросаясь проклятьями и «как я могла убить на тебя лучшие годы своей жизни?!», Гермиона покинула ненавистную грязную квартиру в Лондоне навсегда.***
Джинни Уизли-Поттер всегда говорила, что ее брат идиот. Поэтому, когда Гермиона пришла к подруге в маленькую квартирку на краю Лондона, рыжеволосая бестия сложила два и два. Вручив подруге ключи от одной чуть менее уютной и красивой квартирки, Уизли отправила Гермиону обживаться в новом месте. «Женское убежище», — как говорила сама Джинни. В той квартирке перебывало уже около полудюжины хогвартских волшебниц, попавших в затруднительное положение. Сейчас эта квартирка пригодилась и самой Гермионе. Выслав через помощника документы в суд на развод с мужем, она приехала в небольшую квартирку и принялась разбирать вещи. Ей предстояло здесь прожить около двух недель, пока она не найдет новую квартиру и не переведется на новое место работы. Ей не хотелось видеть Уизли вообще. Вечером к подруге прибыла компания девушек во главе с Джинни Уизли. Все они весело погуляли, вдоль и поперек обругав ненавистного теперь Рональда Уизли. В пьяном угаре дамы посмели посмеяться даже над мужским достоинством — тринадцатисантиметровый член рыжего их явно рассмешил. Уже позже, глубоко за полночь, когда Грейнджер рыдала на плече у подруги, Джинни сказала одну очень важную для волшебницы вещь: «Ты достойна большего. Ты достойна того, кто видит в тебе девушку». И обе волшебницы прекрасно понимали, о ком идет речь.***
Драко Малфой всегда видел в Гермионе Грейнджер девушку и никогда не понимал Рональда Уизли, который свою жену не носил на руках. Она была прекрасна: кучерявые волосы, волшебные карие глаза, тонкая фигура, нежная кожа, заманчивые родинки, нежные розовые губы… Гермиона была прекрасна, но Уизли этого не видел. После произошедших на седьмом курсе событий, когда к Золотому и Бронзовому Трио присоединилось Платиновое, все закружилось и завертелось. Драко совсем не скрывал, что ему симпатична Гермиона. Все, кроме Рона, это видели. Но все молчали, потому что Малфой не предпринимал никаких действий, чтобы отбить у рыжего его ненаглядную. Гермиона тоже знала, что нравится Малфою. Но ничего поделать с этим не могла: она верила, что любит сердцем Рона, и что ее судьба - выйти за него замуж, нарожать детей и далее по списку. Малфой всегда дарил девушке изысканные подарки, присылал прекрасные букеты на зависть всех подруг. Рон злился, ссылаясь на чрезмерный пафос Малфоя. А Гермиона ночами тайно мечтала о свидании с Драко. Чего греха таить, она во время секса представляла на месте Рона Драко, чтобы достигнуть хоть какой-то разрядки. Поэтому, когда к Драко Малфою заявилась Джинни Уизли-Поттер и передала ему бумажку со знакомым адресом, он все понял и понесся из Малфой-Мэнора прочь. «Ты нужен ей», — единственное, что сказала Уизлетта на прощание блондину и скрылась в зеленом пламени камина.***
Когда Гермиона открыла дверь нового убежища и увидела на пороге Малфоя, она вспыхнула краской. Изысканный, сдержанный, с огромным букетом тюльпанов, он стоял на пороге и, прикусывая губу, ждал ее реакции. Она пустила его в квартиру, даже не желая думать, как он узнал, где она. Убрав цветы в вазу, и пригласив гостя за стол, Гермиона с замиранием сердца прислушивалась к легким шагам мужчины. Вот он прошел к вешалке и повесил на нее мантию. Вот он прошел по коридору, зашел в кухню и… остановился у нее за спиной. Девушка почувствовала жар мужских ладоней, которые легли ей на талию, жар груди, прижавшейся к ее спине. — Гермиона, — начал Малфой, а у девушки от такого интимного шепота перехватило дыхание. — Ты так прекрасна, Гермиона, — губы Малфоя скользнули по девичьей скуле. — Позволь мне носить тебя на руках, — ласковый шепот на ушко. — Позволь осыпать цветами, — парень провел пальцами по ее рукам. — Позволь дать то, чего лишил тебя Уизли, — он почувствовал, как девушка вздрогнула, но продолжил горячо шептать слова ей на ухо, легкими поглаживаниями поднимаясь от запястий до плеч. — Позволь целовать тебя, обнимать. Позволь любить тебя, — Малфой коснулся губами тонкой шеи. — Позволь мне сделать тебя счастливой, Грейнджер. Она развернулась, бедрами прижимаясь к столешнице, а грудью к мужчине. Заглянув в серые глаза, она улыбнулась. — Я слишком долго не позволяла этого делать, — прошептала и сама коснулась мужских губ губами. Малфой целовал ее глубоко, одним своим жаром доводя ее до исступления. Гермиона зарывалась пятерней в его волосы, вдыхала его аромат и удивлялась, как она могла представлять на месте Рона Малфоя, если они так не похожи. Рон никогда не заставлял ее желать поцелуев или таких откровенных ласк. Он никогда не заставлял ее коленки трястись. Когда Драко проник в нее, у Гермионы внутри взорвались тысячи фейерверков. Она впервые почувствовала желание, накрывающее ее с головой.***
Рональд Уизли озлобленно смотрел на свою экс-супругу, которая находилась в объятиях Малфоя. Расцветшая девушка саму себя не узнавала в зеркале. Ее щеки зарумянились, глаза загорелись, волосы заблестели. Она ожила! Да Малфой ее чуть ли не на руках носил — в прямом смысле этого слова. Ощутив себя женщиной, а не посудомойкой или уборщицей, Гермиона поняла, какой была дурой. Как она могла отторгать его чувства, когда она для него значит настолько много. Рональд Уизли понял, насколько Великим был Ослом, когда на него ополчилась вся семья, включая мать. «Я всегда была накручена домашними делами во благо детей, Артур мне помогал, но никогда — слышишь, Рональд? — никогда не садился мне на шею!» Молли была в бешенстве. А он продолжал смотреть на бывшую супругу и запивал свое горе алкоголем. Гермиона была счастлива как никогда.***
«В детстве мне привили мысль, что женщины не должны быть слишком умными, не должны кидаться в омут с головой, в самую гущу битвы. Они должны сидеть дома, создавать тепло и уют, не подвергать свою жизнь опасностям. Как моя мама. Но в Хогвартсе я встретил Грейнджер.** И я убедился в своих идеалах. Долгие годы она была „своей“ в мальчишеской компании, она была той, которую послушают неугомонные пацаны, она была строгой пятнадцатилетней мамочкой для непослушных пятнадцатилетних детей. Она повзрослела слишком рано и решила, что так должно быть всегда. Но истинно то, что она должна была быть при этом горячо любима и вознесена над всем земным. А в браке с Уизли все было не так. Всеми фибрами души я желал, чтобы она ушла от него. С ним она обломала все свои, уверен, прекрасные, крылья.* Когда это свершилось, и глаза прекрасной Гермионы распахнулись, взглянув на мир по-новому, я попробовал преподнести весь мир к ее ногам. И она приняла мой мир».