Живые-мертвые

Мукуро бредет по бескрайнему снежному полю уже несколько часов, а может и дней. Он не уверен, когда началась эта белоснежная пытка. Обмороженными губами иллюзионист улыбается солнцу, закинув голову назад и устремляя взгляд в небо, такое же ослепляющее - бесцветное, как и природа вокруг. Больные глаза ловят отблески холодных лучей светила, но даже не сощуриваются. Кажется, иллюзионист почти ослеп. «Я хотел бы найти выход», — он шепчет что - то в пустоту и садится прямо на снег рядом с протоптанной тропинкой. Тропинкой, которая вела его все это время по кругу и заставляет сейчас мучительно медленно умирать на снегу. «Кажется, невозможно заснуть во сне… Ойя - оя, как же это неприятно», — мысли перетекают одна в одну так же лениво, как отзывающиеся болью руки пытаются снять кольцо с пальца. Металл намертво примерз и теперь мешает циркулировать остывающей крови. «Я всего лишь человек. По сути — вот она, замерзающая плоть на снегу — это все я. Кажется, схожу с ума, и это несколько огорчает. Какое глупое ощущение это сумасшествие, уже и не знаю, чего мне хочется от жизни». — Мукуро, закусив губу, тщательно расчищает ладонями снег перед собой. — «Счастье в жизни временно и за ним непременно следуют разочарования, тенью находясь всегда неподалеку». — На утрамбованной поверхности он выводит два знака — «плюс» и «минус», бережно оглаживает белые контуры, любуется. — «Этот прекрасный белоснежный снег тоже растает, обнажая уродливую чёрную землю со шрамами от воды. А новый снег не будет похож на предыдущий. И я совершенно бессилен. Какой смысл в самом развитии, если оно изменяет понятие ценностей жизни? Мы теряем себя в них. Я потерял себя на этой тропинке. Ойя - оя, непостоянство, его не любит Хибари». — И тут же утыкается в замерзшие руки лицом, смеется. — «Это мы, все мы. Полярно противоположные, да, Кёя? Мы умрем Кёя, умрем. Скоро придет и наша зима. Мы начнем увядать, а после начнется отмирание». — Мукуро слабо машет кому - то невидимому и бесконечно далекому, а после опускается на снег. Он коченеет, мысли испаряются в морозном воздухе и превращают сознание в ледяную пыль. Внезапно он просыпается. Ощущение, будто Мукуро окатили кипятком с головы до пят. Тело преодолевает неприятный шоковый барьер от холода к теплу — сосуды расширяются, кровь вновь продолжает свой бег по телу, победно выстукивая бодрый ритм в висках. От внезапного пробуждения кружится голова и слегка мутит. Иллюзионист оглядывает пустующее место в постели, проводит по холодным простыням подрагивающими ладонями. Остывшая шелковая ткань вызывает неприятные ассоциации со льдом. Рокудо еще дрожит, но поднимается, щурится от света дня и шлёпает босыми ногами по прохладному полу на кухню. Запах зеленого чая кажется ему каким - то особенно неприятным этим утром, от него горчит во рту. Мукуро сообщает об этом Хибари, встречая его спокойный и немного усталый взгляд недоброй улыбкой, после чего выхватывает чашку прямо их рук Кёи и с размаху разбивает ее об стену. И смотрит на любовника, чуть склонив голову на бок, очерчивает пальцем его когда - то идеальный профиль, вглядывается в морщинки в уголках глаз, в поисках былой красоты. Хибари тридцать, он, мать вашу, взрослый состоявшийся мужчина, но как же хочется вновь увидеть ту страсть и бешеную энергию за пеленой холодного спокойствия, ощутить пьянящий вкус на губах и почувствовать запах безграничной свободы. Иллюзионист скалится на разные лады и зовет: — Хибари, где ты? — Хибари, я хочу видеть тебя, это крайне невежливо с твоей стороны, игнорировать меня. —Знаешь ли, я зол. У тебя серая кожа в утреннем свете из окна. Давай разобьем его и завесим черными шторами? Кёя лишь хмурится, пытаясь угадать, играет Мукуро, или же действительно нуждается в помощи. Но у Хибари была очередная, почти бессонная из-за завала работой ночь, и он склоняется к первому. — Убери за собой. Я приготовил омлет. Он на плите,— и, не говоря ни слова больше, отворачивается к окну, пытаясь скрыть раздражение. — Омлет? — Мукуро жадно втягивает в себя слабый запах овощного омлета и продолжает.— А раньше ты бы ударил. Где твои тонфы, Кёя? Почему ты не ударишь меня? Хибари тяжело вздыхает и встает, у Мукуро загораются глаза и он в почти дрожит предвкушении, но Кёя останавливается напротив и взглядом требует дать ему пройти. — Мы не дети, Кёя. Но и не старики, — Рокудо закусывает губу и скрещивает руки на груди, от чего становится похожим на недовольного подростка. — Я хочу как раньше. А ты — нет. Давай я покажу тебе, как все было, как должно быть? Скоро наступит зима, я не хочу зиму. Но и осень мне не слишком нравится, я болею в это время. Кёя, помоги мне вылечиться? Давай, прошу тебя, — он ужом увивается вокруг замершего на месте Хибари, ластится, касается губами кончиков волос на затылке любовника, легонько хватает того за плечи, сжимает их и снова повторяет: — Давай я покажу тебе, как все было. Хибари с неким безразличием следит за партнером. Он знает, что его ожидает работа. Ещё и ещё, она всё будет прибавляться. Хранитель Облака вынужденно легко кивает, разрешая показать иллюзию прошлого. Вот и он сам. Совсем мал, школьник из средней школы. При виде врага скалится как волчонок, непослушные тёмные волосы растрепались, лезут в лицо, белая рубашка явно велика. А вот и какие - то нарушители дисциплины, с которыми Хибари беспощадно расправился. Руки по локоть залиты вражеской кровью, на белизне рубашки уродливые багровые пятна. Такой безрассудный и юный. Мышцы рук всё ещё подрагивают, ладони сжаты на рукоятках оружия. Маленький Хибари поворачивается и оказывается лицом к лицу с собой взрослым. У мужчины пробегает неприятный холодок по спине. Безумные, шальные глаза, жаждущие убийства. Сзади подкрадывается Мукуро и обнимает Кёю за талию, шепчет на ухо: «Смотри… Смотри каким ты был». Рокудо проводит холодной сталью ножа по запястью Хибари, оставляя неглубокий порез близ вены. Тёмная кровь стекает по блестящей стали. Иллюзионист поднимает кровоточащее запястье, внимательно смотрит. — «Ты даже не помнишь как тебя заводил вид крови. Своей, врага ли, не важно, ты всегда получал ее, ты пил ее досыта. Вспомни, как рвался в битву, открывая второе дыхание, а после, сокрушив противника, всласть насыщался чувством победы. А что же сейчас? Ты даже боли не чувствуешь…» — Мукуро делает взмах рукой, словно переворачивая альбомный лист. Их первая битва. Вокруг кружат лепестки ненавистной сакуры, приторно - сладкий, как туалетная вода Мукуро, запах забивается в ноздри, щекочет. Даже поверженный, вдавленный ногою противника в пол, Кёя не признаёт поражения. Он шипит от боли, пытается ударить, дотянуться руками, но мир пошатывается и сознание накрывает чёрной тканью под шелестящий смех Рокудо. Вот ему 18. Старшая школа — новый полигон для установки порядка и дисциплины. Высокие парни из третьего класса громко гогочут во дворе школы Намимори. Хибари делает резкое замечание, но нарушители не перестают шуметь и подтрунивают над наручниками Кёи. Вскоре их компания лежит на земле, хрипя от боли в переломанных конечностях. Глава Дисциплинарного комитета поднимается на крышу и оглядывает окрестности. Крыша школы снова становится его любимым местом. Ничего не меняется — школа, дисциплина и верный Хибёрд на плече. Но этот взбалмошный иллюзионист постоянно отравляет ему существование, провоцируя Кёю на драку. Они стали порядком сильнее, их атаки безжалостнее, оружие крепче, а желание сокрушить безмерно. Как и страсть. Обоюдное влечение друг к другу становится очевидным даже для Кёи, и в один прекрасный момент он решает сменить тактику. Подчинить и сломить врага можно и другим способом. Но Мукуро проницательнее и быстрее реагирует на подобного рода вещи - первый раз он целует Хибари сам. Кёя уже все для себя решил: больше проявить Рокудо подобную инициативу он не позволит. И в следующем месяце сообщает, что иллюзионист переезжает к нему. Потому что так удобнее. Мукуро же срочно придумывает носить шейные платки, укусы Кёи на шее уже не замазываются. — Видишь, как мы хотели друг друга? На фоне какой - то стены в переулке у таксофона целуются двое, и Мукуро сам жадно следит за развитием событий. «Помнишь, нет, ты не можешь не помнить!». Один взмах рукой, и вокруг талии Хибари оборачивается стебель лотоса, сдавливая мужчину под ребрами. «Смотри!» Иллюзионист выкрикивает последнее, толкает Кёю на землю, и с силой всаживает нож в его ладонь. — Твое сознание не может противиться моему гипнозу, слышишь?! Не мо - жет! — Истерический смех рвется из груди, царапает легкие и рвет глотку. — А впрочем, так даже лучше. Резкая перемена в поведении вызывает у Кёи почти что страх, он не может пошевелиться, кажется, даже смотреть может только в одну точку — на разворачивающееся кино про двух хищников. В нем Хибари жадно припадает к губам ухмыляющегося Мукуро и вталкивает любовника в телефонную будку, проходится губами по шее, прихватывая кожу и не сдержавшись, кусает. — Я люблю тебя, Кёя, люблю. У Рокудо в руках целый арсенал ножей, и сейчас он выбирает тот, что потоньше, нож для филе — он может делать идеально тонкие и ровные надрезы. Как раз для Хибари. Иллюзионист выдергивает нож из ладони любовника, распарывает им рубашку и сдирает ее. После берется за новый нож, целует остро заточенное лезвие и пробует его, прокалывая кожу в районе солнечного сплетения. Легко поводя им вверх-вниз, рисует знаки - «плюс» и «минус». — Это мы тобой. Я хотел бы стать с тобой одним целым. Как Хибари больно, Мукуро слышит по участившемуся дыханию жертвы. «Жертва» — это слово бьется в голове иллюзиониста, разрушает все невидимые границы, рушит его представления о любовнике и вызывает жажду бесконтрольного хаоса. Он слегка поддевает кожу чуть повыше пупка и отточенным движением срезает лоскут. Кёя заходится в беззвучном крике, глотает воздух, широко открыв глаза, выгибается, и по телу проходит судорога. Сознание заторможено доставляет мысль о том, что Мукуро делает. Иллюзионист задумчиво разглядывает отрезанный кусок мёртвой кожи. «Это не ты, всего лишь твоя оболочка, она мертва. Я помогу тебе снова ожить, Кёя». Рокудо играет, оставляя порезы на руке любовника. Играет с нажимом, длинной порезов, глубиной, он широко распахивает глаза, когда сквозь тонкие алые ниточки проступает кровь, собирается капельками воедино и стекает из ранок витиеватыми ручейками. Когда запах крови начинает казаться особенно глубоким и пряным, Мукуро чувствует, как колени промокают, а всё вокруг застилает белоснежно — белым снегом, слишком ослепительным, чтобы быть настоящим. Умелая подделка с хрустом стекловаты накрывает любовников, давя запахом отвратительной сырой земли. Мукуро с восторгом ребёнка следит за тем, как лезвие мягко входит в тело Хибари, а после на окровавленную кожу ложатся резные снежинки, затем растворяясь в красных лужицах. Снег теперь совсем не идеальный, розоватый местами, и отдает железом. Совершенно безумно Мукуро припадает губами к пальцам Кёи. Тонким, словно у музыканта, и немного мозолистым от оружия. В руке появляется топорик для разделки мяса, а через пару секунд на снег падает мизинец. Из раны хлещет кровь, Кёя дёргается, шипит, а Мукуро слегка наклонив голову, наблюдает за агонией любовника. Ласково, почти нежно целует шею, одновременно проводя по коже новым ножом. Давит сильнее и Хибари чувствует, как к горлу подступает кровь. Хранитель Облака хрипит, сплевывает алые сгустки. «Потерпи, осталось совсем немного и я останусь с тобой навсегда» — иллюзионист что - то ещё шепчет, но Кёя не понимает. Нож спускается дальше по груди, вырезает неровный контур сердце на месте настоящего. «Весьма символично, да, Кёя? Я пытаюсь сохранить тепло в твоем сердце, но ты как всегда упрямишься. Позволь мне помочь тебе». Мукуро возмущённо цокает языком, когда один край сердца получается кривым и отбрасывает нож, заходясь в безумном припадке смеха. Иллюзионист трясёт головой, вздрагивает, утирает слёзы, а после внезапно замолкает и с любопытством поглядывает на любовника. Хибари слабеет, он всем телом чувствует уход жизни, как тело мертвеет, а пульс стучит всё реже. Колени Мукуро теперь мокрые не только от талого снега, но и от крови, постепенно пожирающей белую землю вокруг скорчившегося тела. В ход идет нож для снятия мяса с костей, его заостренный кончик входит в окровавленные запястья Хибари, разрезая сухожилия рук. Кёя вкидывается всем телом, его словно подбрасывает какая - то сила, изо рта непрерывными струйками стекает кровь, а воспаленные глаза смотрят бессмысленно в очередном порыве мучительной боли. Когда тело мужчины опускается на землю, Мукуро снова приставляет режущую кромку ножа к коже, но уже у ключиц. Он обводит аккуратной линией выступающие косточки и следит, чтобы они не слишком заливались кровью, слизывая ее и целуя ямку между ними. «Твой вкус так близок мне, Кёя». Он языком пробирается в расщелины ран, вылизывая их изнутри, и стонет, стонет от такой невозможно прекрасной близости к любимому. Горячо отдается внизу живота Мукуро собственный голос, и кровь на языке добавляет азарта. Он дышит чаще, отрывистей, хрипит и стонет за них двоих. Алая трепещущая плоть под ним влечет Рокудо, хочется не только ножом, но и зубами попробовать ее упругость. Мукуро порывисто поднимает нож и плашмя прижимает к ребрам Кёи. Глаза любовника закрыты, немного подрагивают веки и слегка свистит нарушенное дыхание. Но через мгновение они распахиваются в немом ужасе от чудовищной боли — иллюзионист срезает кусок мяса с правой грудины и делает то же с левой. — Мне мало одной стороны тебя, — оправдывается он, виновато облизывая окровавленные губы, и старается тщательнее прожевать кусочек. — Я хочу тебя всего, — берет с ладони второй и с наслаждением впивается зубами в алую массу. От удовольствия схватывает дыхание, в паху невыносимо хорошо, и так тесно, тесно его чувствам к Хибари. Мукуро не замечает того момента, когда грудь любовника перестает вздыматься. Он продолжает нашёптывать любовнику непристойности, ёрзать от возбуждения и ласкать умершее тело. Иллюзионист неосторожно вляпывается в сгусток крови и брезгливо одёргивает руку, пытаясь избавится от липкой красной желеобразной жидкости, вытирается о штаны Хибари. Внезапно его что-то осеняет, и с простодушной улыбкой он обращается к трупу: — Ты грязный, Кёя кун. Я тебя вымою, — и движением руки снимает иллюзию. Та боязливо расступается перед хозяином, разрываясь в воздухе на куски и тая. Иллюзионист сидит на кухонном полу, прижимая к себе бездыханного Кёю. Его любовник совсем не тяжелый, такой стройный и подтянутый, напряженный, даже сейчас. Рокудо старается не думать о трупном окоченении. Мукуро легко опускает тело Хибари в угловую ванную, включает воду, регулирует ее — он не хочет, чтобы любовник испытывал дискомфорт, и забирается в неё сам. Хибари опускается на дно, будто тонет, и иллюзионист поддерживает его голову, подтягивая того к бортику. Глаза Кёи открыты, но Мукуро не видит его остекленевший взгляд. Он бережно зарывается ладонью в спутанные сырые от крови волосы Хибари, и кончиком носа касается его лба. Вдыхает, и с нежностью смывает бурые корочки с шеи, направляет струи душа на лицо, проводит рукой по кровавым пятнам на щеке. Подушечки пальцев очерчивают лохмотья ран, выводят контуры, обнаженная плоть продолжает сочиться красным, и это особенно не нравится мужчине. Наконец, когда Рокудо остаётся доволен своей работой и тянется за поцелуем к синеющим губам, те даже не размыкаются. «Не хочешь отвечать мне? Твое равнодушие всегда вводило меня в недоумение. Кёя, я же так люблю…» Досадно, очень, и Мукуро, постанывая кусает их. Однако ответа на свои уловки он не чувствует и, в порыве негодования, с силой дергает пряжку ремня и стягивает мокрые штаны с любовника. Тело почти переворачивается, и Рокудо, ругаясь, удерживает его рукой. Он швыряет потяжелевшие от воды штаны на пол, после чего с восторгом осматривает стройные ноги Кёи. На них почти нет следов, только притягательная гладкость кожи и упругость мышц. Рокудо пальцами обхватывает щиколотки, скользит руками по голени и выше, чуть сжимая и пощипывая кожу. Мукуро подхватывает любовника под бедра и вдохновлено целует их, прикусывает мягкую кожу, шипит от восторга, ощущая под языком такой возбуждающий вкус любимого. Его уже нисколько не заботит, что Кёя остается безучастен к его ласкам, что его член все еще вялый. Наоборот, он старается насладиться Кёей полностью, вобрать его в себя до конца. Поцелуями он добирается до члена Хибари, губы сладко облизывают его, и Мукуро двумя пальцами обхватывает основание, чтобы направить к себе в рот. Он сейчас такой небольшой, такой трогательный — так кажется иллюзионисту. Словно просит ласки. И мужчина готов дать ее любимому, он берет в рот его плоть, жмурится от ощущения вседозволенности и чрезвычайной близости с Кёей, сжимает губы и пытается вызвать эрекцию у партнера. Скользкий член то исчезает во рту иллюзиониста, то покидает его, Мукуро это возбуждает по - новому, и он снова обхватывает член ладонью, любовно двигает ей. Наконец, Мукуро решает, что вызвать реакцию у любовника можно только подчинив того полностью себе, и раздвигает его бедра шире, пальцем трогает расслабленное отверстие Кёи. Мышцы непривычно податливые, потому Мукуро решает не тратить время и, аккуратно придерживая ноги Хибари, входит в него до упора, стоя на подрагивающих от нетерпения коленях. Но ни стона наслаждения, ни крика боли не следует. — Ты не станешь отвергать очевидное, ты же хочешь, Кёя, хочешь! — кричит иллюзионист, резко двигаясь в непривычно расслабленном Кёе. Он уже даже не смотрит на любовника, лишь откидывает голову, всхлипывает и сжимает пальцы на бёдрах до появления уродливых лиловых пятен. Внутри него так просторно, мокро, так непривычно, что хочется вывернуть его наизнанку. Он зажмуривается и, закусывая губу, стонет сквозь зубы. Оргазм накрывает Мукуро, перед глазами — слепящее - белый свет. Обессиленный, он опускается в воду, на изуродованную грудь любовника, и сознание отключается на пару минут. — Кёя? — почти удивленно произносит имя любовника Мукуро. За спиной у него слышно, как кто - то шелестяще смеется. Холодная ладонь ложится на плечо, и Мукуро с ужасом узнает на пальце свое кольцо, примерзшее к заледеневшему пальцу. — Уходи, я не вернусь туда, я должен остаться с ним! — Мукуро резко вскакивает на ноги, оборачивается и прижимается спиной к стене. На него, сочувственно и чуть иронично смотрит мужчина, удивительно похожий на него самого с посиневшими губами и четкой сеткой вен под тонкой кожей. — Убирайся прочь! Рокудо в ужасе не понимает, совсем не понимает, что ему делать. Он хватает холодного мужчину за шиворот, и душит, ударяет его головой о кафель стены, пытается вонзить ногти поглубже в шею. - Ты иллюзия! – Голос хрипит в яростном крике, — Я знаю, ты пришел за мной, но я не вернусь! — и снова удар. Мукуро не успевает понять, почему ему за шиворот стекает что - то липкое, и неожиданно перестает хватать воздуха в легких. – Ты всего лишь иллюзия… — голос хрипло стонет, и иллюзионист заходится свистящими вдохами, в уголках губ пенится кровь, он пытается выплюнуть ее и сказать что - то еще, но затылок пронзает вспышка боли, и он падает. Вокруг него расстилаются ослепительно белые зимние просторы.