***
Басиль шёл, поддерживая раненного друга. Шаг за шагом, километр за километром – уже три дня они пытались нагнать хоть какие-то части лоялистов. Но имперцы бежали. Бежали слишком быстро, чтобы два рядовых могли за ними поспеть. Басиль и Дитмар периодически встречали брошенную на дороге технику: бегущие лоялисты не особо проявляли уважение к Омниссии, оставляя сломанные машины и сливая из них остатки прометия. Иногда друзья натыкались на трупы. Хоронить погибших на марше было некогда, поэтому их просто скидывали в овраги, освобождая место. Реже попадались свежие тела: еретики вовсю пользовались ситуацией, с помощью передовых отрядов уничтожая отступающих. Впрочем, это был тот самый случай, когда медленная скорость передвижения спасала Басиля и Дитмара. Друзья двигались по утрам и вечерам, когда на улице было светло, но не было ужасающей жары, что стояла последние два месяца в этом регионе. Ночью друзья спали, прижавшись друг к другу — спальники, как и всё лишнее, включая бронежилеты и каски, они сбросили ещё на первый день своего пути. Днём Басиль и Дитмар дремали в оврагах, скрываясь от палящего солнца в тени деревьев.***
Подул слабый ветер. Я закрыл глаза, спасаясь от поднятой им пыли. Лицо кололи песчинки, гонимые ветром. Над головой зашуршала потревоженная ветром листва. «Жив ли ты ещё, мой друг?» — думал я, слушая шепот деревьев над собой.***
Дитмару становилось всё хуже. Несмотря на постоянные перевязки и обработку рана начинала гноиться. Дитмара лихорадило. Друзья всё чаще останавливались на привал, а длились они всё дольше. К исходу третьего дня Басиль начал понимать, что с раненным другом на плечах он выйти к своим не сможет: медикаменты теперь кончались быстрее, чем они находили тела с непочатыми аптечками. Дитмар понимал, о чём думает его друг. Он чувствовал это. — Не бросай меня, братишка, — умолял Дитмар на каждой остановке. — Пожалуйста, только не оставляй. Басиль в ответ лишь кивал и тихо успокаивал друга, в мыслях начиная корить себя за минутные слабости. Он не мог бросить товарища в беде. — Ну, Дитмар, пойдем дальше, — в итоге вымученно улыбался Басиль, помогая раненому подняться и поддерживая его. — Надо успеть до заката добраться до вон того леса.***
Я закашлялся, выплевывая кровь на землю перед собой. Тёмный сгусток быстро впитался в песок. Я попытался подвинуть руку ближе к себе, но быстро сдался. Слабость поразила, казалось, все мои мышцы. Что ж, видимо, не судьба. Я вновь прикрыл глаза. Затекшая щека уже не чувствовала песка, на которой лежала. Плохой знак.***
Басиль смотрел на спящего друга, теребя в грязных от крови и пыли руках нераскрытый питательный батончик. Дитмар тяжело дышал, держась за перебинтованную ногу. Басиль уже сменил повязку полчаса назад, и больше ничем не мог помочь другу. И он знал, что если он хочет выжить, то ему стоит бросить раненного товарища. Рядовой пытался решиться на это уже день. Басиль откинул батончик на траву, к ногам Дитмара, и немного вылез из оврага, осматривая дорогу. Солнце сразу же стало печь затылок, как только боец покинул укрытие в тени. Чистая, прямая дорога до самого горизонта, с редкими лесочками и холмами. И пыль, пыль, пыль. Басиль вернулся в тень, вытер пот со лба (а точнее, просто размазал по нему грязь), взял свой вещмешок и лазган, посмотрел на Дитмара, одними губами прошептал «прости» и вышел на дорогу. Он шёл вперёд, боясь услышать окрик друга. Он шёл, стараясь оглядываться как можно реже, боясь увидеть Дитмара, который выполз на дорогу и в бессилии машет ему руками. Не выдержав, он перешёл на бег.***
Я лежал в одиночестве. Песок проникал в нос и горло, мешая нормально дышать. Рана в груди давно перестала кровоточить. Я умирал в одиночестве на прохладной земле, укрытый от солнца пышной кроной деревьев. Я умирал с одной мыслью. «Прости меня, Дитмар. Я оставил тебя. Я предал тебя. Я получил свою кару. Прости меня.»