***
Нельзя сказать, что это утро было самым лучшим. Или просто хорошим. Оно было ниже среднего, но выше плохого, где-то на уровне "терпимо" - было пасмурно, холодно, хоть это и суббота. В этом году осень выдалась паршивой. Франциск стоял в мятой рубашке и таких же мятых штанах на крошечной кухне, заваривая себе кофе. От ужасной погоды болела голова, Том, уезжая, прихватил не только свои сигареты, но и сигареты Франциска. Разумеется, наливая из электрического чайника воду, Бонфуа обжёг руку. - Это отвратительное утро, - сказал сам себе Франциск. - Трудно не согласиться. Сначала красноволосый француз посчитал, что у него слуховые галлюцинации. В крайнем случае, его ещё одна соседка по квартире в общежитии Касандра приболела и у неё басит голос. Но Франциск решил обернуться на источник звука. Источник сидел за столом и ковырял вилкой в тарелке с макаронами. Был это молодой парень с угловатыми плечами и коленями, сероватой кожей и сонными зелёными глазами. На нём была ношеная рваная одежда, серьга в носу соединена с серьгой в ухе цепочкой. - Не пялься на меня. - это ещё и англичанин. Ужас. - Панки хой, - проворчал Франциск и ушёл в свою комнату. Комната Бонфуа находилась напротив комнаты Тома. Но Том выехал. Причинно-следственные связи Франциску давались легко, и он быстро понял, что его новый сосед - вот это нечто, которое он видел напротив себя только что. "Конечно, он может быть гостем Касандры. Надеюсь на это". Сомнения Франциска рассеялись, когда на его глазах панк завалился в своё новое пристанище и негромко, видимо, из некого уважения к людям, включил песню "So Tough". Франциск удивлённо поднял бровь и приник ухом к двери. "Наверное, для приличия неплохо и познакомиться" - подумалось ему. Он распахнул дверь соседа, тот невозмутимо читал учебник. - Сначала приличные люди стучат, спрашивают, можно ли им войти, а потом заходят, но французов этому, кажется, не учат. - панк не удостоил сожителя и взглядом. Ему он не понравился. В интонациях новенького была горючая смесь презрения, раздражения, усталости (!) и, может быть, похмелья. - Мы даже не познакомились, я Бонфуа Франциск, а... - А я Артур Кёркленд. А теперь вон. - Артур показал узловатым пальцем на дверь, а точнее, на коридор за нею. - Артюр? Прямо как Король Артюр, я про него как раз недавно читал! Французское картавое "Артюр" Кёркленда взбесило, но обладатель столь громкого имени просто поджал губы и сдвинул колки магнитофона вправо, увеличивая звучание музыки. Вопреки этому намёку, Бонфуа сел на кровать Артура, попутно изучая его внешность более внимательно. - Артюр, на каком ты курсе? - Франциск старался говорить как можно более ласково и спокойно, так, чтобы его можно было услышать. - На первом. Я, если мне не ставит рога память, просил тебя выйти. Выйди, пожалуйста, я занят. Франциск понял, что у этого человека отвратительный характер старого деда с первой минуты. Но чтобы так запущено!.. Но Бонфуа продолжил ещё более сахарно-ласковым голосом: - А я на четвертом курсе, я могу помогать тебе с учёбой, если хочешь. Кстати, я тоже очень люблю рок, думаю, мы могли бы об этом поговорить.... - К чёрту иди, глухой на оба уха человек с красной шерстью, а если не пойдёшь, то я запущу в тебя вот этим самым учебником, и буду бить углом книги, ты меня понял? - Артур действительно мучился похмельем, сейчас он ненавидел весь мир и всю галактику. Франциска - и подавно. Противник Франциска Бонфуа выведен из себя. Но чтобы произвести неизгладимое впечатление, нужно сотворить что-то запоминающееся. Что-то, что Артур помнить будет всегда, будет злиться и наверняка мстить. Франциск исхитрился поцеловать Артура в оголённое из-за дыры на джинсах колено. Да, жест чересчур интимный, Франциск знает Артура едва ли пару часов, но чувство того, что Кёркленд будет важным элементом чего-то грандиозного, Бонфуа не покидало. Артур выполнил своё обещание. Он избил Франциска книгой. Углом книги.***
Франциск: если бы я был цветком, то каким? Скотт К. : роза Франциск: а более развёрнуто? Скотт К. : не трать на ерунду деньги Бонфуа со вздохом удалил смс-сообщения. Со Скоттом никакой романтики. Он никогда не дарит даже цветы, полагает, что это всё праздное. Франциск встречается со Скоттом Кёрклендом примерно два года. Они учатся на разных факультетах, но в одном помещении, часто пересекаются в лекционных залах на общих парах, библиотеке, столовой и где угодно. Как говорил Готье Бонфуа, "Многие люди в двадцать лет ничего". Ничего - это "красивые", "симпатичные". Определение обобщило и Скотта. Он действительно хорош собой, обладает контрастной внешностью, у него ярко-зелёные глаза и огненно-рыжие, практически красные волосы. И Скотт прекрасно сложен. Своё общение они начали ещё на первом курсе, познакомившись в библиотеке во время подготовки к сессии. Кёркленд тогда не мог никак закрыть хвосты по химии, Франциск - по физике. И тогда же, в зале регистрации, они и познакомились. Целый год они общались как обычные друзья: вместе шутили, курили за институтом, шутили и курили одновременно, обнаружились общие интересы, например, литература. Франциск обожал прозу, Скотт тоже. ...Бонфуа плохо помнит, когда он поцеловал Скотта. Разве что помнит то, что место поцелуя было уединённым, вроде бы площадка детского сада в выходной. За ними никто не наблюдал. Скотт не знал, что он ощущает, трепет или волнение, но это вроде как одно и то же. Это было зимой, как ни странно, зима была снежной, Скотт был в серой куртке, а Франциск говорил, что эта куртка слишком лёгкая для зимы, и нужно, чтобы Кёркленд приобрел полушубок, как у Франциска. - Полушубок - это же только бабы носят, Бонфуа! - Это красиво. Полушубок подчёркивает мою статную фигуру, согласен? А этот тёплый платок... - Я ношу шапку, а не женский платок с цветами, пожалуйста, заткнись. В тот день Франциск посмеялся над Скоттом. Но в тот день началась, если можно так выразиться, их "история любви". А на данный момент Бонфуа только разочарованно смотрит на ковыряющегося в пробирках Скотта Кёркленда. И только сейчас в голове Франциска что-то щёлкнуло. - Скотти, а... у тебя нет младшего брата? - он надеется на отрицательный ответ. - Есть, их аж четыре, тебя который интересует? - не отрываясь от опытов, сказал Скотт. Он что-то переливал из колбы в колбу. Франциск нагнулся и обнял Скотта со спины, прижимаясь к нему всем телом. - А что ты делаешь? - шепнул на ухо Франциск. - Перекрашиваю роданидный комплекс кобальта из голубого в зелёный посредством добавления в него спирта. Если тебе не трудно, то запечатли на свой замечательный плёночный фотоаппарат. Мне ведь нужно предъявить на кафедру фото. Франциск Бонфуа немного огорчённо отпрянул от возлюбленного и потянулся за фотоаппаратом. Конечно, снимок получился отменный - яркий, чёткий. - Так вот, брат у меня есть, если ты об Артуре... - Скотт вылил в окно радужно-цветастое содержимое колбы и лёг на кровать. - Я об Артуре, да-да! Он мой новый сосед. - Франциск лёг рядом и зарылся носом в волосы Кёркленда. - А ты не хочешь подробнее рассказать о своей работе? Что же это за радужная прелесть у тебя? Скотт повернулся на бок, запуская пальцы в волосы Франциска. Он прекрасно знал, какой аммиачной дрянью Бонфуа жжёт свои волосы. - Внизу очень концентрированный сульфат стронция, кашистый осадок на дне. Выше - диметилглиоксимат никеля, а еще выше - желтый иодид свинца. - А на самом верху? - приникнув вплотную, спросил Бонфуа. - А на самом верху роданидный комплекс кобальта. - Скотт осторожно поцеловал Франциска. И в ту минуту Скотт Кёркленд чувствовал, что прижимает к себе человека, которого любит и почти наверняка будет любить длительное время.***
- Мой парень говорит, что я прекрасна, как раковина трехлетней ахатины, - Касандра сидит рядом с Франциском на лекции. Но эта пара ужасно скучна, и ничего не остаётся, кроме как обсуждать личную жизнь. - Это ничего ещё. Скотт сказал, что мои волосы цвета гексацианоферрата калия, переливающегося на солнце. На это Касандре, девушке маленького роста, похожей на подружку Битлджуса, ответить было нечего. Бонфуа её переплюнул. Франциск учился замечательно на физико-инженерном факультете. Как можно догадаться всякому, поспособствовал этому Готье. Хотя Франциск не возражал. Пара закончилась, появилась мысль навестить Скотта на его научной конференции. В конце-то концов, можно столько памятных фото сделать! И Скотт будет рад увидеть своего парня среди зрителей. На третьем этаже вуза, в большом кабинете стоял возле огромной доски Скотт Кёркленд. Он что-то переливал, кипятил, нагревал, в конце концов всё-таки получил красивую, похожую на карамель, жидкость. Профессор в крупных роговых очках сказал ему одобрительные слова похвалы, и Кёркленд, завидев Франциска, поспешил к нему. - Это было прекрасно, дорогой, - отводя Скотта в угол, говорил Франциск. - Я всё зафотографировал! Потрясающе. - Спасибо, - едва ли не впервые в жизни покраснел Скотт. - Может, посидим у меня? - Не посидим! - громкий каркающий голос раздался, как гром среди ясного неба. Франциск и Скотт обернулись, за ними стоял, выпрямив спину, Артур. Он также был одет в панковскую одежду. Скотт прищурился, Артур тоже. Они стали похожими на двух злых кошек, дерущихся из-за своего угла. - Скотт! Ты обещал кое-что обсудить со мной! - Артур встал между влюблёнными и впился взглядом в брата. - А твой француз может подождать. - У француза есть имя, - Франциск постарался сказать это спокойно, но получилось как-то дёрганно. - У меня не память рыбки, я отлично помню, Франциск Бонфуа! Скотт, - Артур чуть склонил голову набок. - Нам нужно отойти. "Да он же накуренный! Чёрт возьми, я бьюсь об заклад, он курил траву! Только что курил траву!" - Мы отойдём, - Скотт сгрёб в охапку брата и быстрым шагом ушёл вперёд. Артур безвольно плёлся за ним, хоть и был инициатором уединения. Франциск опять остался один.***
- Так он тоже колется? - Касандра смешно выпучила круглые подведённые глаза. - Или только травку курит? Или как ты, Франциск, колется и курит? - Насчёт марихуаны я уверен на триста процентов, Касандра, - Франциск поставил точку в конспекте и повернулся лицом к девушке. - И я не кололся! Что за ерунда? - Ты нюхал, да, да, - примирительно вскинула ладони вверх глазастая девушка. От осени просырели потолки и стены, обои отклеивались от бетонных плит, образуя скуластые волны. Пусть и было отопление, но много толку от него не было - батареи облеплены носками, шапками, даже перчатками. Обстановка наводила тоску. Артур подозрительно тихо слушал музыку. В какой-то степени это интриговало ум Франциска, ему хотелось разгадать Артура Кёркленда, он был для него человеком под вопросом. Единственное сходство с красавцем-братом - яркие зелёные глаза и густые брови. Здесь можно поставить жирную точку, так как больше Артур себя нигде не проявлял. Разве что младший брат Скотта ясно давал понять, что в лучших традициях англичан ненавидит французов. Вечером, в восемь часов, музыка утихла. Дверь была приоткрыта - у Артура была южная сторона общежития, вода со стен испарялась, батареи душили жаром, и единственных выходом был сквозняк. Франциск заглянул в приоткрытую дверь. Артур накрылся простынёй, сам спал в футболке и штанах, высунув одну ногу. На пальцах ног были шишки (Франциск брезгливо поморщился). Хотя Кёркленд не храпел, спал довольно тихо и мирно. На полу ровной стопкой выстраивался замок из учебников и прочих пособий. Наконец-то Бонфуа углядел в нём очарование! Должно же оно в нём быть. "Ты красив, когда ты спишь, когда ты безмятежен и спокоен. Действительно красив!" - с этими мыслями Франциск сфотографировал Артура. Это было первое фото в альбоме "Артюр Кёркленд".***
(пять месяцев спустя) - Так как вышло, что вы со Скоттом расстались? Касандра водила пальцем по скатерти со звездочками, ожидая, когда Франциск нальёт в её чашку душистый красный чай. Артур курил на лестничной площадке, а значит, услышать их не мог. - Со временем я начал всё больше и больше видеть милостей в Артюре. Я хочу о них рассказать, - Касандра согласно кивнула. Франциск начал свой рассказ. Я распечатал то фото, где он спит. Карточка вышла чудо как хороша, я моментально вложил её в любимый альбом. Каждый раз я открывал эту книгу с фотографиями, чтобы посмотреть на Скотта, и каждый раз я видел спящего крепким сном Артюра. Я начал приглядываться. Однажды он забыл полотенце, когда мылся в душе. Я услужливо принёс ему его, хоть Артюр был дико смущен и зол на меня. Моей целью было не его тело, о, нет. Я хотел посмотреть на него в непринуждённой обстановке. Знаешь, у меня получилось! Когда никого рядом нет, он чуть угрюм, его брови образуют небольшую складку на переносице. Иногда он спускает заколотую назад чёлку, становясь похожим на обиженного ежа. А я люблю ежей... О да. Далее. Я хотел познать не только лицо, но и душу. Признаюсь в страшном: я копошился в его вещах. Он сладкоежка, покупает шоколадных мишек, любит тыквенное разливное пиво и читает потрясающую литературу - Чосера, Бодлера, Байрона! То, что люблю я! Нельзя было более молчать. Когда он пил чай перед занятиями, я, как бы невзначай, вытащил маленький сборник стихов Бодлера и зачитал ему:Заря и гаснущий закат в твоих глазах, Ты аромат струишь, как будто вечер бурный; Героем отрок стал, великий пал во прах, Упившись губ твоих чарующею урной.
Тогда он буквально выплюнул свой чёртов чай! Встрепенулся, рассердился безмолвно, и быстро ушёл в свою комнату, проверяя, не стащил ли я чего. Но я ничего не крал. Тогда он вернулся, допил свой чай и, поравнявшись со мной, чётко задал вопрос: "Что ты хочешь?" А я ответил: "Это слишком общий вопрос, сузь его, мон шер". Артюр выцепил из моих рук книжку и зачитал в ответ:Из-за куста на нас, худая, вся в коросте, Косила сука злой зрачок, И выжидала миг, чтоб отхватить от кости И лакомый сожрать кусок.
Я снова отвоевал книгу, и, наконец, завершил наш "диалог":Но вспомните: и вы, заразу источая, Вы трупом ляжете гнилым, Вы, солнце глаз моих, звезда моя живая, Вы, лучезарный серафим.
Артюр сразу всё понял. Он съежился, как от мороза. Я накрыл его острые плечи своими тёплыми ладонями, но он смахнул их, убежал и заперся в своей норе. Я чувствовал к нему что-то. Очень явственно. Меня обуяло любопытство. Эта холодная война длилась три месяца. Ровно до тех пор, пока я не решился его поцеловать, он меня - ударить, а я опять его поцеловал, вжимая в себя. Но я выбрал неудачное место. Наш поцелуй видел Скотт. Мне было жаль, хотя трудно было сказать, может, ещё тогда я любил его. Между прочим! У нас с ним никогда не было секса. Мы целовались, что-то делали вместе, но никогда не. С Артюром же это случилось спонтанно и сумбурно, наверняка он мало что запомнил из того вечера. Но я запомнил всё. Я запомнил каждую его линию, каждую чёрточку, каждую эмоцию. Периодически я вспоминал Скотта, который резко оборвал со мной связь и не поднимал на меня глаза, когда я с ним здоровался в университете. - Выходит, ты изменил Скотту, Франциск, - Касандра наконец-то дождалась своего чая каркаде. - Это подло, тебе так не кажется? - Казалось. Но и Скотт меня не выслушал, хотя у меня было разумное объяснение. Или... не очень разумное, но какое-никакое, верно? Артур вернулся в общую комнату. Франциск радостно бросился к нему, обнимая и целуя. - Бога ради, смой эту красную хрень со своих волос, Франциск, - огрызнулся на поцелуи Артур. Бонфуа согласно кивнул.