Аваллак'Х

— Так что у тебя с Сибельяной? — наконец спросил Эредин. Альсамар ожидал этого вопроса, но отвечать на него не хотелось: слишком уж грустно заканчивалась их история. — Ты ведь с ней говорил? — Конечно, — вздохнул юноша и отвел взгляд. — И что? Судя по твоей кислой роже не пойдет она с тобой. — Пока нет. — Что значит «пока»? — Ну, видишь ли, все сложнее, чем ты думаешь… — Не тяни единорога за яйца: выкладывай. — Ты ведь не в курсе, что она может быть, хотя это и маловероятно… беременна. На несколько секунд Эредин завис, а затем совершенно не к месту рассмеялся: — Сын, ты что, серьезно? Сколько времени вы знакомы? — Несколько дней. — А с чего ты взял, что она в положении? — Это сложно объяснить. Сибельяна сама не до конца понимает. Сказала, что ей якобы явилась Дана и… Полный бред, в общем. — Ну, — лицо командира Красных Всадников вдруг стало серьезным, — не такой уж бред. — Ты считаешь? — Мне пару раз подруги сообщали, что им тоже явилась Дана, то ли во сне, то ли наяву, а через год я ходил знакомиться со своим очередным ребенком. Так что я бы на твоем месте не сомневался в силе Богини. Но тогда я тем более не понимаю, почему Сибельяна отказалась тебя сопровождать. — Потому что она не уверена в том, что беременна. — Хм. А я думал, у вас любовь. — Да какая любовь?! Мы знакомы всего ничего! То есть я, наверно, полюбил бы ее, если бы у нас было больше времени, но времени-то нет! — А она? Что она сама к тебе чувствует? — Ну… я ей нравлюсь, насколько я понял. — Мда, — вздохнул Эредин. — Симпатии достаточно, чтобы сделать ребенка, но ее явно недостаточно для создания семьи. По-моему, для второго вы не созрели, хоть мне и печально это признавать. — А как бы ты поступил на моем месте? — Никак, сын. Если девушка не уверена в том, что хочет с тобой быть, то и не нужно пытаться изменить ее решение. А если она еще и в положении, то ты больше для нее не приоритет. Так уж устроены женщины. Она может обожать и боготворить тебя, но только до того момента, пока не появится ребенок: после ты всегда будешь на втором месте. — Жестоко и даже как-то несправедливо. — Понимаю, но женщины прежде всего служат Дане, они к ней ближе, чем мы. Обижаться на них не имеет никакого смысла. То есть я хочу сказать, что если твоя Сибельяна не любит тебя сейчас, то и никогда не полюбит. — В ее глазах я вижу совсем обратное. — А я в ее глазах вижу прежде всего страх. Она боится потерять семью, свое положение в обществе и боится стать изгоем среди своих. Пойми, Альсамар: сейчас у нее есть все, а то, что ты ей предлагаешь, слишком зыбко и ненадежно. — То есть я, по твоим словам, никто, — нахмурился юноша. — Да, сын, ты пока никто, но подожди мне возражать. Ты никто не потому, что ты полукровка, а потому что сам в себе не уверен. Сибельяна боится идти с тобой, потому что ты сам боишься. Ты сам не уверен в завтрашнем дне. А женщина никогда не оставит все ради того, кто не может обеспечить ей защиту, и ребенок тут вообще ни при чем. Скажи мне: Сибельяна спрашивала тебя, что вы с ней будете делать по ту сторону телепорта? — Ну, спрашивала. — И что ты ей ответил? — Что пока не знаю. — А потом ты удивляешься, что она не хочет за тобой идти. — Но зато я ответил честно! — И ты честно отправишься домой один! В этот момент дверь в кабинет открылась и в проеме показалось задумчивое лицо Селены: — Я не помешала? — спросила она, готовая в любой момент снова оставить отца и сына наедине. — Нет, мы уже закончили, — ответил Эредин и, сделав приглашающий жест рукой, улыбнулся. — Вся семья теперь в сборе. — Я вроде все вещи собрала, не знаю, что еще можно взять. — А я еще и не думал, что мне брать, — признался Альсамар, рассеянно глядя перед собой. — Так чего ты тогда тут стоишь? — удивился Эредин. — Вам завтра отправляться, а у тебя еще и единорог не валялся. Иди и собирайся: Карантир придет на рассвете, и ему не понравится, если придется ждать тебя одного. Когда дверь за Альсамаром закрылась, в кабинете повисла неловкая тишина. Селена присела на краешек письменного стола, которым никто никогда не пользовался и назначение которого состояло в том, чтобы собирать на себе пыль и прибавлять прислуге работы. Сегодня столешница была чистая, а Эредин… стоял слишком близко, хмурился и слишком долго молчал. — Что ж, Лунат… — наконец заговорил эльф, и морщины на его лбу сразу же разгладились. — Точнее, Селена. Имя рабыни тебе больше не нужно. Ты вот-вот станешь свободной. Ты рада? Она вздохнула и не смогла поднять на него глаз: — Не знаю. Скорее, нет. Меня пугает неизвестность. — Понимаю. Но в твоем случае неизвестность — это лишь огромное количество возможностей, и необязательно плохих. — Наверное. Но меня устраивало и то, что у меня было. — Это хорошая черта характера, но лично я ей не обладаю. Мне всегда было мало всего. — За это ты мне всегда и нравился, — выдохнула Селена и покраснела до кончиков ушей: точно так же, как когда-то восемнадцать лет назад, когда они только познакомились. Наконец она подняла на него глаза и увидела, что эльф улыбается. Он подошел к двери и повернул в замочной скважине ключ. А затем приблизился к Селене, мягко положил ей руки на талию и притянул к себе. Она смотрела на него с восхищением, будто видела первый раз в жизни. — Ты знаешь, — сказал он, убирая локон с ее лица за ухо, — Тираль ведь просил меня отпустить его с тобой. — Правда? Что ты ему ответил? — Он любит тебя больше жизни. Я не мог ему отказать. — Но ты ведь останешься без двух слуг. — Для меня не проблема обзавестись двумя новыми… а ты, Селена, любишь его? — По-своему, да, — ответила она, теряясь в зелени его глаз. — Ну вот и хорошо. Значит, он пойдет с вами. Такую преданность, как у него, редко встретишь. — Да… Он наклонился и поцеловал ее крепко, а она вцепилась ему в плечи и, ложась спиной на столешницу, потянула эльфа на себя. — Я в первый раз тебя не спросил, — прошептал он, выпутываясь из рукавов рубашки, — думал сдам вас в лабораторию, но вышло иначе. — Что ты не спросил? — Сегодня ты предпочтешь без последствий? — Ты опоздал с вопросом. — Последствия могут случиться снова. Ты ведь не хочешь новых сюрпризов по возвращении домой. Селена беззвучно рассмеялась и провела пальцем по его тонким и таким желанным губам: — Мне уже слишком поздно об этом беспокоиться. Заснула Селена уже в своей комнате в объятиях Эредина. Когда за окном сгустились сумерки и на небе взошли первые звезды, эльф бесшумно поднялся и ненадолго вышел. Вернувшись, улегся обратно и аккуратно, чтобы женщина не проснулась, надел ей на тонкое запястье правой руки тяжелый серебряный браслет, украшенный тремя рядами крупных черных бриллиантов. На секунду прижался губами к ее затылку и, закрыв глаза, тут же провалился в крепкий сон без сновидений.

***

— Не спится? — спросил Диану Аваллак’х, когда она, проворочавшись в постели целый час, решила выйти перед сном прогуляться и по наитию пришла к пруду. Закат давно угас, а последние его искры утонули за горизонтом. Диана обернулась и посмотрела на спящий дом, в окнах которого теперь не горело ни одной свечи. Вздохнула и присела на краешек скамьи подле знающего. — Нет, не спится. Как можно спать в такую ночь? Нам ведь осталось провести здесь всего несколько часов. Я не слишком-то люблю ваш мир, но все равно хочу насладиться моментом: другого не будет. — Понимаю. Знающий помолчал. — Значит, Элеско не желает отправиться с вами, — не спросил, а констатировал факт Аваллак’х. Диана ответила не сразу: — Даже если бы он захотел, я не хочу. — Ты видела лабораторию, — снова не спросил он. — Видела. Уж лучше бы не видела. Лучше бы я не знала. — Тебе так было бы легче? — Наверно, нет. Так бы я думала, что я просто для него ничего не значу. — Значишь. Я почти уверен, что если бы не его маленькая тайна, вы могли бы что-то придумать. — Хм, — усмехнулась Диана, — правда? Что тут можно придумать? Даже Эредин при всем своем влиянии ничего не смог сделать и нас все равно отсылают. Что мог бы сделать Элеско? — Не могу сказать наверняка, но разница между Эредином и Элеско в том, что Эредин никак не влияет на решения Совета. — А Элеско влияет? — Элеско появился раньше Совета. У него много союзников. Он может больше, чем Эредин. Или я. — Он что, мог бы изменить решение Совета? — Это необязательно. Все по настоящему важные решения принимаются еще до заседания. — Я не очень-то верю в его беззаветную любовь и преданность. Элеско интересует только он сам, остальных он умеет лишь использовать. — Риталь бы с тобой не согласилась. — Это семья, совсем другое. Помолчали. — А что же тебе не спится, хозяин? — поинтересовалась Диана. — Я ждал, когда ты придешь. — А ты знал, что я приду? Хотя что за глупый вопрос? Ты всегда как-будто все знаешь. — Далеко не все. — И что же ты хотел мне сказать в нашу последнюю встречу? — Она не последняя. Диана глянула на него с изумлением: — Как же так? Неужели ты однажды навестишь нас, когда мы вернемся домой? — В твоем мире я бываю чаще, чем ты думаешь. — Зачем? — Об этом ты узнаешь позже, а сейчас у нас есть одно маленькое, но важное дело. Повернись ко мне спиной. Сначала Диана не поняла суть его просьбы, но когда он аккуратно, не касаясь ее кожи, убрал ей волосы с затылка, она невольно напряглась, ожидая, что та процедура, через которую ей предстоит пройти, будет такой же неприятной, как в первый раз. Аваллак’х провел рукой, беззвучно прошептав заклинание, и Диана вскрикнула от мимолетной, но острой боли. Она, конечно, не могла этого видеть, но чувствовала, что метки знающего на ней больше нет. Всегда унизительной, но часто спасительной метки. Она больше не рабыня, но и присматривать за ней теперь не будет никто. Какое облегчение и одновременно разочарование. Диана обернулась и посмотрела на эльфа со смесью печали и смутной радости, и он, казалось, смотрел на нее так же. Было в его взгляде и что-то еще, чего она не замечала раньше, но идентифицировать это не представлялось никакой возможности. — С этого момента ты должна обучать и оберегать себя сама, Диана де ля Мрок. Сестра и племянник тоже на тебе, ты ведь это понимаешь? — Вообще-то Селена старше меня. — Это не имеет значения. Кому больше дается, с того больше спросится. — А я чувствую, словно у меня ничего нет. — Это пройдет, — улыбнулся Аваллак’х и (совершенно неожиданно для Дианы) коснулся ее плеча. Она всхлипнула и, с трудом сдерживая слезы, в первый раз в жизни по-настоящему его обняла.