***
Девчушка приезжает в четверть двенадцатого. Яркое платье с множеством кружевных бантиков и девочкой в центре выходит из кеба и протягивает тонкую ручку. Помогаю сойти и веду по дорожке к поместью. — Леди Элизабет, юный господин скоро подойдёт, могу я попросить Вас подождать в саду? — Конечно, Себастьян. Под звон посуды и вопли Мейлин прохожу по коридорам. Гостеприимство отнимает у милорда много сил и времени, в особенности, если гость — его невеста. Стоит ли завтра отменять утренние занятия? Подхожу к дверям кабинета и, помедлив, стучу по глухому дереву. Не отвечает. Стучу ещё раз и, вновь не дождавшись ответа, вхожу и вижу: господин, расслабленно откинувшись на спинку кресла, спит, а на сизых прядях устроилась бабочка. Сама непринуждённость. Едва заметное движение губ и странный звук, похожий на мявканье. Смешок в кулак выходит малость неприличным. Мне, не оставляющему господина даже ночью, подобные моменты представляются большой редкостью. Смахиваю насекомое и, чуть подумав, легко целую мальчика в макушку. «Тридцать шесть» — Милорд, ваша невеста уже прибыла. Заставлять Леди ждать — верх неприличия, — поправляю проснувшемуся графу одежду. Смаргивает остатки сна и включает режим «граф-серьёзность», а «ребёнок» до самой ночи прячется в закоулках сознания и сворачивается в уютный калачик около синего-синего озера. Простите, задумался. — Господин. — Что, Себастьян? — Вы хорошо себя чувствуете? — мягко намекаю на невесту, что ждёт внизу. Только слово, и я скажу ей, что графу нездоровится, а его запихну под одеяло для пущей убедительности. Смотрит на меня сверху вниз, пока я перевязываю бантик на шее. Лёгкая растерянность сменяется горьким пониманием. Тяжело выдохнув, вновь подбирается и гордо отвечает: — Я чувствую себя замечательно. Если это всё, то идём. Выходит из-за стола и направляется к выходу. — Элизабет уже заждалась.***
— Сиэль! — одно слово чуть не сбивает меня с ног. В прямом смысле. — Так здорово, что я снова к тебе приехала. — Да, просто замечательно. Редко когда я выхожу на улицу по собственному желанию. Вокруг очень много запахов. Куст, в тени которого я оказался, обволакивает медовым цветочным ароматом, а пирожные, приготовленные тобой — сладкой черешней. Я пьянею и расслабляюсь. — Сиэль, смотри, что я привезла, — звонкий голос вырывает меня из минутного забытья. Лиззи часто посещает поместье и всегда с не пустыми руками. В этот раз это большая книга в цветном переплёте. — О чём она, Лиззи? — Я её ещё не читала. Хочу, чтобы мы сделали это вместе. Девичьи щёки розовеют, и эта улыбка чертовски заразна. Иногда в памяти всплывают детские игры и шалости, за которыми мне приходилось лишь наблюдать. Когда-то давно мне хотелось в них поучаствовать. — Давай. Лиззи смеётся и сжимает мои руки в своих ладошках. Стоишь и вежливо скалишься в сторонке. — Предлагаю пройти в библиотеку, место, более подходящее для такого рода занятий, — потакать Элизабет — твоя дурная привычка. Интересно, а это не заразно? — Прошу, Леди, — веду кузину под руку и чувствую на себе твой прожигающий взгляд. Не оглядываясь, знаю, что ты в замешательстве. Поди, не ожидал от меня такой сговорчивости? Я тоже.***
— Разве не чудесно, Сиэль? Далёкие королевства, замки, рыцари и прекрасные дамы. Так романтично! Совместное времяпровождение за книгой производит на юных аристократов сильное впечатление. Девчонка лепечет без умолку о всяких нелепостях на подобие чести, благородства, любви. Профессиональный долг и предупредительные взгляды юного господина запрещают мне рассмеяться и макнуть её милую блондинистую головку в суровую реальность. — Слушайте, слушайте, а давайте поиграем! — радостная улыбка и скачущие от малейшего движения золотые кудри мельтешат прямо перед лицом господина, а глаза режет у меня. — Во что, Лиззи? Леди Элизабет, поднявшись из-за стола, стряхивает невидимые глазу пылинки и спрашивает так тихо, будто это что-то крайне важное: — Сиэль, ты будешь моим рыцарем? Медленно отвожу глаза, и в памяти всплывает образ юного графа в том самом розовом платье. «Рыцарь» из него не очень, но вот дама сердца вполне себе приличная. — Кем? — граф никогда не играл в ролевые игры. Исправим. — Вы не хотите взять на себя столь сложную роль? В таком случае, полагаю, Вы не будете против стать юной леди номер два? Неописуемая реакция лорда, кажется, стоит двух таких неосторожных реплик. Дети всё воспринимают всерьёз? — Коню слова не давали. А вот теперь уже мне предстоит сохранить нейтральное выражение лица. Похоже, я был прав. — Леди Мидлфорд, не окажете мне честь? — решительно протягивает руку невесте и отточенным движением целует тыльную сторону ладошки. Обрадованная девочка отвечает быстрым, но от того не менее изящным книксеном. — Себастьян, а кем будешь ты? С улыбкой оглядываюсь на мальчишку, будто взявшего и себя, и ситуацию в свои маленькие ручёнки. — Господин приказал мне занять место его коня. Боюсь, что не могу ослушаться. — Тебе ничего не приказывали, так что ты можешь быть свободен, — подаёт голос милорд, явно не рассчитывающий на такой поворот событий. — Но ведь, чем больше людей, тем интереснее, — весело подмечает леди, обречённо закатывает глаза граф, а я наслаждаюсь его реакцией. Милорд, Вы — начинающий подкаблучник. Но до меня Вам ещё далеко: под ваш каблук я лезу даже без вашего согласия. К концу вечера граф вжился-таки в роль рыцаря, меня оседлали, а леди Элизабет уехала довольная нашим гостеприимством. Что может быть лучше, Моя… то есть Мой Лорд?***
Этот вечер точно запомнится мне надолго. И ведь он бы не отличался от других визитов Лиззи, если бы ты не решил вмешаться, чёрт тебя дери. Не сдерживаюсь и усмехаюсь тому, как это нелепо звучит. Захожу в спальню и падаю на мягкие простыни. Я ждал встречи с ними слишком долго. Подходишь и начинаешь готовить меня ко сну. Твой галстук мозолит глаза, пока ты снимаешь с меня пиджак и брюки. Не отказывая себе в желании дёрнуть за него, привлекаю твоё внимание: — «Юная леди номер два»? Так ты сказал? Ты будто ждал этого момента. — Вы запомнили то, что я сказал в шутку? — твоя невозмутимость в данной ситуации похвальна для слуги. — А ты думал, что твои слова в мой адрес пройдут мимо ушей? — пропускаю чёрную ленту через пальцы. Поправляешь ослабленную часть гардероба и возвращаешь руки на мою рубашку. Пуговицы расстёгиваются медленнее, чем обычно. Так хочется продолжить разговор? — Это действительно была всего лишь неудачная шутка, ведь… — отходишь к шкафу, и я не вижу твоего лица, когда ты, взяв мою ночную рубашку, договариваешь — … Вы всегда будете для меня «Юной леди номер один». Обхохочешься. — Следи за языком. — Я говорю лишь то, что думаю, и Вы это прекрасно знаете, — не знаю. Возвращаешься и, не обращая внимания на моё глубочайшее недовольство твоим поведением, продолжаешь готовить меня ко сну. — Вы неподражаемы, господин. — Ты это о чём? На мгновение отрываешься от созерцания моих рёбер и улыбаешься, будто вместо меня перед тобой сидит самая пушистая кошка в мире. — Вы даже хмуритесь мило, — вот кто сказал? Кто сказал что демоны бессмертны? Вся моя решимость продырявить тебе голову спрятанным револьвером пропадает, когда твои губы касаются моего носа. Отшатываюсь от неожиданного прикосновения, спеша ретироваться на противоположный край кровати. Но ты не даёшь: хватаешь за руку, не вдетую в рукав и удерживаешь зрительный контакт. Ты не уйдёшь, пока не закончишь свои прямые обязанности или пока я не отдам прямого приказа. Но, разумеется, я этого не сделаю. Потому что гордый. Наверное. — Позвольте мне и дальше быть вашим рыцарем, — твой шёпот раздражает. Уверяю себя, что злюсь, а не смущаюсь наглой близости. — Ты о чём говоришь вообще? Хватит строить из себя невесть что, Себастьян, — приподнимаешь бровь и лукаво улыбаешься, смеёшься и превосходишь меня положением. Или ростом. А я хочу, чтобы ты отодвинулся, хотя бы за пределы кровати, поэтому: — ладно, называйся, как хочешь. Сдался ты мне! Ещё вопрос, кто — невеста или Демон — выводит меня больше? Щит, меч, пешка, дворецкий, демон, — у тебя много разных ролей, но ты решил объединить их в одну жестяную банку. Фрак-ласточка, я уверен, смотрится гораздо лучше. По-другому и быть не может. — Не смей больше так делать. — Как сейчас? — Как сегодня. Много себе позволяешь, Себастьян. — Спокойной ночи, Милорд, — пропускаешь мимо ушей замечание и укрываешь меня одеялом. Тушишь свет и перед самым уходом шепчешь, как будто сам себе, у меня начинает легонько зудеть кончик носа: — Тридцать семь. И забираешь этот день, который без тебя, как тысячи таких же, я уже не представляю.