Найденная в октябре

*** Разговор с отцом укрепил решение Гурова завести ребёнка. Наверное, отец прав. Ему виднее. Раз он уже отец. И наверное Гуров тоже сможет полюбить ребёнка, когда тот уже родится. Оставалось только поговорить об этом с самой Машей. Придумать, как сказать ей о том, что её ожидает беременность. Поставить её в известность о его намерении сделать ей ребёнка. Она конечно сама должна понимать, что может залететь, несмотря на презервативы, раз занимается сексом. Но это одно дело. И совсем другое — прямо заявить ей, что отныне он прекращает предохраняться, потому что намерен оплодотворить её. Гуров понимал, что нельзя сказать девушке просто «я собираюсь сделать тебя беременной, чтобы при виде твоего большого живота всем было ясно, что ты моя и чтобы никто даже не думал увести тебя у меня.» Получалось, что нужно у самой Маши спросить, согласна ли она залететь. И тут Гуров вдруг засомневался. А вдруг Маша не собирается залетать и не согласится? Вряд ли ей хочется брать академический из-за рождения ребёнка. И вряд ли захочется совмещать беременность с учёбой и работой. Она же до сих пор работает по ночам. Хоть и перевелась на полставки. А эти перегрузки — не лучший фон для беременности. Тем более что в декрет отпускают не с начала беременности, как должны бы, исходя из медицинских соображений, а только под конец беременности. Не иначе как только для того, чтобы женщина не родила недоношенного прямо на рабочем месте. И даже это не главное. А вдруг Маша вообще не хочет от него рожать? То, что она занимается с ним сексом, ещё не означает её желания забеременеть. Может быть, она просто надеется, что обойдётся без беременности. Тем более что они предохраняются. Гурову стало неуютно и как-то сиротливо от мысли, что Маша может не хотеть детей от него. Хоть она и говорила, что ей нравится присутствие его спермы в ней. Мол, словно благодатью наполнена. Но одно дело сперма. И совсем другое — беременность и роды со всеми их физическими неудобствами, да и опасностью для жизни. Так как же ему спросить у Маши, согласна ли она залететь? «Роди мне ребёнка»? «Я хочу ребёнка от тебя»? «Давай заведём ребёнка»? И как всё это говорить, если он пока не говорил Маше даже о том, что любит её? Наверное, сначала надо сказать, что он любит её. Ах да. Ещё и пожениться ведь надо. Тогда может быть с этого и начать? Предложить Маше зарегистрировать брак? А вдруг она не согласится? Или предложит не спешить? Гуров не понимал, откуда в нём вдруг взялась эта неуверенность в Машином согласии. Вроде бы и спит с ним, и не отрицает, что любит его. А вот уверенности в её согласии на брак и на беременность у него не было. А вдруг она сторонница свободных отношений? А вдруг предложит просто отложить регистрацию брака до окончания меда? А вдруг — что весьма вероятно — предложит не спешить с беременностью до получения диплома? Кто же знает, что у неё на уме. Несмотря на видимую покорность, у неё могут быть непредсказуемые предпочтения. И в самом деле — какой ей интерес спешить с браком и беременность? Ей-то брак, в отличие от него, вроде и не нужен. Это он вообразил, что брак поможет ему отвадить от Маши поклонников. А вот Маша… Не похоже, чтобы она вообще придавала браку значение. Может, потому, что и её родители развелись. И какая тогда в самом деле разница — женаты или нет, если всё равно можно развестись. Очевидно, что брак не означает вечности союза. И что союз может в любой момент распасться, несмотря на зарегистрированность брака. А беременность Маше тем более ни к чему. Брак хоть учёбе не мешает. А вот беременность потребует брать академический. А зачем Маше терять ещё один год учёбы? Она и так потеряла год из-за того, что её не взяли после первых экзаменов. Хотя она учится намного лучше большинства его одногруппников, кто-то из которых занял её место и ради кого отодвинули её. Эти размышления привели Гурова к ещё более острому вопросу. А долго ли вообще его будет любить Маша? Сейчас она его любит. Говорит, что с детства любит. Но где гарантии, что она будет любить его и дальше? А вдруг ей станет с ним просто скучно? А вдруг её очарует кто-то из этих хмырей из её группы? Или из другой. И что тогда? Тогда она и развестись с ним сможет, и общий ребёнок её не удержит. Это конечно нехорошо уходить от мужчины ещё и с его ребёнком, но бывает ведь и так. И ещё неизвестно, как будет обращаться с его ребёнком другой мужчина. А вдруг у них с Машей будет дочь? И его дочь будет растить посторонний мужик? А вдруг он будет приставать к ней? Гуров не на шутку распереживался из-за судьбы ещё не существующего ребёнка, если Маша того уведёт с собой к другому мужчине. А Маша уже показала, что ради возможности быть с любимым человеком готова на многое. И штамп её не остановит от того, чтобы уйти от нелюбимого к любимому, если она другого полюбит. Если она вообще согласится ставить этот штамп. Гуров впервые задумался о том, как он мог бы удержать любовь Маши. В первую очередь именно любовь. До сих пор он и не сомневался в любви Маши, и до недавнего времени не сильно-то нуждался в её любви. А теперь вопрос о том, как сохранить её любовь, становился актуальным. Но Гуров не имел ни малейшего понятия, за что Маша его любит и что его надо делать, чтобы любила и дальше. Просто оставаться таким же? А если ей встретится кто-то более интересный для неё? Заботиться о ней? Это наверняка поможет, но тоже не гарантия. Гурову уже не казалось, что при ослаблении Машино любви поможет сохранить власть над ней даже такое средство, как беременность от него. Он допускал, что при наличии общего ребёнка Маша не откажет ему в сексе, даже если разлюбит. Но ему не хотелось такого секса по согласию, но без сильного желания и самой девушки. Ему слишком понравилось чувствовать себя желанным. Слишком понравилось это чудо соития с девушкой, желающей соития не меньше него. Наслаждающейся тесным контактом их гениталий и каждым его движением в ней, каждым прикосновением к ней. Трепещущей от близости с ним и излучающей на него столько обожания. И считающей его сперму благодатной.