Будь готов к тому, что не найдешь того, что ищешь. Раздумья Ванталы
Часть II Разные берега
2018 год. Январь. Версаль. Пригород Парижа Джастин Не знаю, сколько я так просидел, прижимая Дневник Брайана к груди, но когда открыл глаза, выплывая из тяжелой дремоты, за окном все еще было темно. Слезы на щеках давно высохли, а все тело затекло без движения. Сейчас я ощущал какое-то умиротворение, словно с этими слезами ушла часть боли, когда-то поселившаяся глубоко внутри и поднявшаяся на поверхность вместе с воспоминаниями. Думаю, что полностью я не избавлюсь от нее никогда. Она всегда будет со мной, как напоминание о моих ошибках и заблуждениях. Но я буду стараться поменьше провоцировать ее в будущем. Отложив дневник в сторону, я встал и побрел в ванную. Поплескав в лицо холодной водой, и, даже не взглянув на себя в зеркало, я вернулся в гостиную. Вздохнув, снова сел на диван, откинулся на подушки и прикрыл глаза. Я знал, что уже не засну. Ни пить, ни курить не хотелось. Ну, можно сказать, что самую тяжелую часть воспоминаний я преодолел. Да, мы с Брайаном расстались, и оба закрыли дверь в прошлое, чтобы не оглядываться назад и ни о чем не жалеть, уверенные, что поступаем правильно. Впрочем, как и всегда. Тогда я наивно полагал, что можно вот так запросто вычеркнуть из памяти часть своей жизни и людей, ставших близкими и родными. Просто забыть и не думать, а двигаться вперед навстречу новым событиям, радостям и огорчениям, победам и поражениям. Жизнь никогда не стоит на месте. Она кипит, бурлит, иногда затихает и течет размеренно, порой незаметно, потом снова взрывается фейерверком событий, но никогда не останавливается. Стоит этому случиться, как жизнь превратится в существование, в жалкую имитацию. Ничего не будет радовать или огорчать, день полетит за днем, не принося ни удовлетворения, ни удовольствия, потому что ждать будет нечего. Чувства и эмоции умрут, а вернее исчезнут, растворятся, как дым. В такие моменты захочется… не быть. Нет, не умереть, а просто - не быть. Поэтому я не останавливался, а несся вперед, торопился, стараясь не оглядываться и ни о чем не жалеть. Очередное горькое заблуждение, впрочем, не первое и не последнее в моей жизни. Черт подери! Как понятно это сейчас, спустя много лет! А ведь тогда… тогда мне казалось, что я поступаю абсолютно правильно. Я был молод и многого не понимал. Юношеский максимализм бил через край. Тот первый год без Брайана пролетел быстро, вернее совсем незаметно, оставив какое-то странное ощущение, будто я уехал далеко, далеко и что-то забыл. Что-то очень важное, но вот понять что, так и не смог. И в то же время, я ощущал себя свободным, но у этой свободы был странный привкус. Да, это единственное определение, которое приходило на ум. В моей жизни больше не было Брайана Кинни, а в его жизни больше не было меня. Я никогда не представлял этого, даже, когда уходил от него прежде. Ведь я всегда возвращался и всегда знал, что вернусь. И он это знал. Откуда? Я не могу ответить. Мы просто знали и все. Но… но тогда, тогда все сложилось иначе. Нет, я не разлюбил Брайана в один миг, как только мы расстались. Такое не могло произойти в одночасье. Ведь мы так и не поговорили, глядя в глаза друг другу. И это оставляло какую-то иллюзию незавершенности отношений, как будто мы отложили разговор на потом, чтобы вернуться к нему, пусть через много лет, но вернуться. Черт! Мне трудно это объяснить. Я просто… просто… просто Брайан вдруг перестал быть моей константой, моей точкой опоры… моим Богом. Но независимо от этого, он оставался со мной, растворившись где-то внутри, просочившись в каждую клеточку, каждую пору и, незаметно осев там. Возможно, со временем это исчезнет, а пока я все еще ощущал его присутствие, но отступило выматывающее чувство ожидания, тоски и неизвестности. Я как будто перестал идти по канату, балансируя и боясь сорваться. Мне так хотелось самостоятельности и независимости, хотелось твердо стоять на ногах, а не висеть над пропастью! И вот теперь, я получил эту возможность, но… потерял любовь. Я много работал, особенно в тот год. Я отдавался этому процессу целиком, практически, превратив свою квартиру в студию. Можно сказать, я не расставался с кистью, чем заработал себе большие проблемы с рукой. Я с маниакальной скрупулезностью искал нужные мне цвета, перемешивая краски, до идеального оттенка; сломал уйму дорогих кистей, когда бесился, если что-то не получалось. Я что-то ел и мало спал, шлифуя свои полотна и доводя их до совершенства. Это был мой мир, моя вселенная, моя трибуна, которая давала возможность сказать, донести все, что я чувствовал, о чем думал и мечтал. Только так отдаваясь живописи, я мог быть востребованным здесь, в этом городе. А благодаря Джеку, который периодически вытаскивал меня из «творческих запоев», я оставался в курсе событий, не пропускал выставки, появлялся на нужных тусовках, знакомился с нужными людьми. Мне сделала предложение выставить свои картины еще одна галерея, и у меня появился агент. Я ликовал, это был шаг вперед, хотя я прекрасно понимал, что и работать придется еще больше. Но как я уже говорил, Нью-Йорк диктовал свои условия. Я открыл глаза. В комнате стало светлее. За окном забрезжил серый рассвет. Но пока было непонятно, будет сегодня солнце или нет. После такой выматывающей ночи, мне жутко хотелось остаться дома, но все же я решил ненадолго съездить в галерею. Освещение вчера установили, но необходимо было еще раз бросить свежий взгляд на подсветку. По опыту я знал, что обязательно всплывет какая-нибудь проблема и, как правило, в самое неподходящее время. А еще я почувствовал, что сильно проголодался. Все же Изабель вовремя пополнила наш холодильник. Проглотив свой нехитрый завтрак, я сварил кофе, и теперь с наслаждением потягивал его, глядя в окно. Ни одно время года не сравнится по волшебству с зимой. Это время белой и тихой природы. Может показаться, что и смотреть-то не на что, но это не так, надо просто уметь видеть. Я постоял еще чуть-чуть, вздохнул и отошел от окна. У меня оставалось немного времени, и я открыл Дневник. Открыл и смотрел на строчки, собираясь с духом, чтобы продолжить чтение. Дневник Брайана Кинни Июнь 2008 г. Питтсбург И какого хуя я опять достал этот Дневник? Он лежал в ящике стола, когда я разбирал его. Который раз убеждаюсь, что мусор надо выбрасывать сразу. Странно, и почему я до сих пор не сжег это жалкий образчик прозы? Не сжег, потому что не хотел, ни сжигать, ни рвать его. Блядь! Мне ведь даже нравилось писать тут…. Правда, не думаю, что когда-нибудь перечитаю его, но... С последней записи прошел год. Целый год! Я и не заметил, как прожил эти двенадцать месяцев. И где-то там осталась моя прежняя жизнь… А я все еще здесь, в «великолепном» Питтсбурге, а не в Нью-Йорке, городе моей мечты… Да, я продолжаю жить в Питтсбурге, а Нью-Йорк затерялся в голубой дали. Я отказался от открытия филиала «Киннетика» в этом городе. Я отпустил свою мечту. Хотя нет, как сказал Теодор, я спустил ее в сортир! Глупо? Недальновидно? Не похоже на меня? Возможно! Но это так. И да, это из-за него, из-за Джастина. Конечно, можно всю жизнь прожить в этом многомиллионном городе и никогда не встретиться, но мысль о том, что он где-то здесь, а мы не вместе, убивала бы меня, медленно, но верно. Я хотел жить там с ним, или хотя бы рядом с ним, но знать, что он мой. А вообще, на хуй все мечты! Кому они нужны? Это все заблуждение, очередной самообман, самоуспокоение, что не стоишь на месте, а куда-то и к чему-то движешься, стремишься. Но когда, наконец, получаешь, что хотел, то испытываешь странное чувство сожаления. Ведь мечтать больше не о чем. И ты начинаешь придумывать себе новую мечту. А если просто жить? Жить без мечты? Именно так я и жил последнее время. И у меня это неплохо получалось. Так было даже проще, ни к чему не стремиться, а просто жить. Июль 2008 г. Питтсбург Господи, Кинни, и когда ты стал таким любителем поболтать, хоть и с самим собой?! Сегодня на улице непривычно жарко. Странно, но я совершенно не помню прошлое лето. Скорее всего, оно не сильно отличалось от этого и в памяти не задержалось. Когда Джастин ушел, мне было плохо. Банальная фраза, но верная. Вокруг и внутри меня, как будто образовался вакуум. Чувства и эмоции испарились... осталось... я даже не знаю, что осталось... скорее, ничего... Хотелось бы мне сказать, что я погрузился с головой в работу, и мне стало легче, но я повторяю, что это полная хуйня. Более того, я уверен, что это всеобщее заблуждение. Дело в том, что я не думал о работе, не мог о ней думать, не хотел, потерял интерес. Да как угодно можно назвать то состояние, суть все равно не изменится. И все же я каждый день приходил в офис, что-то подписывал, улыбался, говорил, отвечал на телефонные звонки, ругался... Но вечерами, возвращаясь в пустой лофт, я остро ощущал чувство потери и одиночества. Мне хотелось выть от тоски. И я выл. Откуда-то изнутри, из самой глубины поднималась боль, не дающая дышать, выворачивающая наизнанку. Наверное, я был похож на наркомана, пытающегося пережить ломку. Я нуждался в Джастине, как в дозе, но знал, что его уже не будет, и мне необходимо принять это, свыкнуться с этой мыслью. Но как это сделать? Как? Как попрощаться с тем, кого невозможно забыть? Однако человек такое существо, которое привыкает ко всему, и ко всему постепенно приспосабливается. Оказалось, и я не исключение. Я смог. У меня получилось. Нет, я не топил себя в алкоголе, не принимал наркотики в лошадиных дозах и не трахал, как сумасшедший все, что движется. Это уже перестало быть актуальным. Я, просто стиснув зубы, продолжал упрямо идти вперед, продолжал жить. Один, как и прежде, до Джастина. Конечно, косячок в купе с алкоголем время от времени помогал снять стресс и подавить тоску. Да и монахом я не стал. Я иногда трахался, но это доставляло мне чисто физическое удовлетворение, даже не удовольствие, а именно удовлетворение. А разве могло быть иначе, если сердце навсегда было отдано одному единственному человеку? Естественно, я никому не рассказал о нашем расставании с Джастином. Но со временем, все и так догадались. А что самое удивительное, никто не пытался лезть ко мне в душу, жалеть или успокаивать. Даже лизуньи промолчали, хоть пару раз я все же поймал на себе немного жалостливый взгляд Линдси, когда приезжал к ним. Все изменилось. Мы все изменились. Хотя Майки как-то сказал, что некоторые вещи не должны меняться, думаю, он все же был не прав. Со временем перемены неизбежны, как в нас самих, так и во всем, что нас окружает. Через полгода такого безэмоционального состояния у меня вдруг появилась цель. Ну, не охуенно какая, конечно, но все же цель. На хуй Нью-Йорк! Да здравствует Филадельфия! Я решил открыть филиал своей фирмы там, вернее, мне подвернулась такая возможность. Забавно, но до Филадельфии оказалось почти столько же миль, сколько и до Нью-Йорка… 2018 год. Версаль. Джастин - Господи! - я стукнул кулаком по дивану. - В этом весь чертов Брайан Кинни. Он просто невероятен! Брайан так ничего и не сказал мне о Нью-Йорке. Хотя, что изменилось бы? Возможно все, а возможно и ничего. Возможно, было уже поздно. Ведь не только расстояние разрушило наши отношения, правда, в тот момент я еще не понимал этого. Я погрузился в свою новую жизнь, новые отношения и в живопись. У меня не было времени оглядываться назад. Я не сомневался, что и Брайан пошел дальше. Ведь я хорошо знал его, знал, как ни кто другой, или мне это лишь казалось? И только читая эти строки, только осторожно прикасаясь к воспоминаниям Брайана, я в полной мере осознал, какую боль пережил он, как тяжело ему было смириться с нашим разрывом и со своим разбитым сердцем. Конечно, Брайан никогда и никому не рассказал бы того, что творилось у него внутри. Даже Дневнику он тогда не доверил свои чувства. И только спустя год... Спустя целый год, он в своей обычной небрежной манере озвучил, происходившее с ним. Да и то, я думаю, что это была лишь малая часть правды. Как бы там ни было, мы пережили этот первый, самый трудный год. Пусть и по-разному, но пережили. И несмотря ни на что, я всегда с теплотой вспоминал то время. Для меня это оказался важный год. Три галереи заинтересовались моими работами. И если галерея Моррисона была не такой престижной, то две других считались довольно известными. А к концу года, когда число заказов на мои работы несколько увеличилось, у меня появился агент. Эллис сама пришла ко мне и предложила свои услуги. Честно говоря, я немного растерялся. Я не мог понять, как она не боится связываться с молодым, начинающим художником. Естественно, я задал ей этот вопрос и получил простой ответ. Эллис заявила, что у нее нюх на таланты. А таланту, тем более начинающему, тяжело пробиваться, ему нужно помогать. Это бездарностям легко, они сами везде пролезут. По словам Эллис, теперь мне оставалось только творить, а всеми остальными вопросами она займется сама. А еще был Джек, который поддерживал меня, как мог. Надежный, спокойный, любящий. После нашего разрыва с Брайаном, еще около трех месяцев мы с Джеком оставались друзьями, а о том поцелуе не вспоминали, делая вид, что ничего и не произошло. Джек не торопился и меня не подталкивал. После своего признания, он, казалось, успокоился и терпеливо ждал. А мне пока хватало только дружеских отношений. Нам было хорошо вместе. При встречах мы болтали обо всем на свете. Иногда Джек удивлял меня, когда вдруг звонил посереди каких-нибудь важных переговоров и спрашивал, пойду ли я с ним на ужин, или какой цвет у моей краски, которую я сейчас использую. И он никогда не шептал, как скучает и прочую сентиментальную чепуху. Единственное о чем он не расспрашивал, так это о Брайане и о моем прошлом, и я был благодарен ему за это. Как бы я не относился к Джеку, как бы ни доверял, но это оставалось моим, и только моим. И я не собирался впускать ни его, и никого другого в тот уголок моей души, который по умолчанию принадлежал лишь Брайану. Всегда. Даже тогда, когда я окончательно перестал думать и вспоминать о нем, открывшись новой жизни. Возможно, это было неправильно, нечестно по отношению к Джеку, но по-другому я не мог. Мы стали близки через три месяца после расставания с Брайаном. Я уже говорил, что память странная штука. Столько лет прошло, но я помню тот наш первый раз с Джеком. Это действительно был НАШ первый раз. Я отдавался именно Джеку и никогда не сравнивал его с Брайаном. Никогда и ни в чем. А еще через полгода Джек Стоун сделал мне предложение. И я согласился. Любил ли я Джека? Не знаю. Сейчас я уже не могу толком ответить на этот вопрос, вернее объяснить, что чувствовал тогда. И это честно. Хотя, в тот момент мне казалось, что любил, или думал, что любил. Но… но видимо, я умел любить только Брайана, как бы странно это не звучало. И пусть порой наша любовь приносила боль и мучения, как будто мы медленно перерезали себе вены тупым лезвием, мы как последние мазохисты обожали эту муку. Ведь потом мы оба растворялись в таком блаженстве, в котором хотелось оставаться до конца дней. Черт! У меня перехватило дыхание. Я зажмурился и крепко прижал Дневник Брайана к груди. Сейчас больше всего на свете мне хотелось оказаться в его объятиях, уткнуться носом ему в грудь, вдохнуть неповторимый запах, ощутить теплое дыхание на шее… Зазвонил телефон, вырывая меня из мечтаний. Конечно, Бланш. Она, очевидно, решила, что я не собираюсь приезжать в галерею. Странно, с чего бы это? Я бросил взгляд на часы. У меня еще оставалось в запасе немного времени. Заверив Бланш, что в десять непременно буду, я сварил себе кофе и, подойдя к окну, снова задумался. С Джеком все складывалось по-другому. Он всегда находился рядом, такой заботливый и надежный. Его любовь была открытой, легкой и теплой, словно летний день. И мне захотелось попробовать ее. Я согласился на предложение Джека, абсолютно уверенный, что в этот раз все получится. Я прекрасно помнил тот вечер. Все оказалось спонтанно, неожиданно… и просто. Наверное, поэтому и запомнилось. 2008 г. Нью-Йорк. Сегодня я закончил пораньше. Наконец, картина была дописана. Я еще раз взглянул на полотно и удовлетворенно улыбнулся. Мне нравилось то, что получилось. Светло-коричневый, буйство зеленого и немного бирюзовых капель. Мое настроение, моя вера, мои надежды… Элис договорилась с одной довольно известной галереей в Сохо, которая заказала 10 моих работ. И вот последняя картина к выставке была дописана. Я принял душ, оделся и поехал на квартиру к Джеку, находящуюся в Бронксе. Он собирался сегодня вернуться из Чикаго с деловой встречи, и мне хотелось сделать ему сюрприз. Я зашел в магазин рядом с его домом и купил продукты для праздничного ужина, а так же бутылку красного сухого вина. Сегодня особенный вечер. Я был доволен и возбужден. - Джастин! Я не ожидал, что ты будешь у меня, - с порога прокричал Стоун. – Я думал переодеться, поехать к тебе и вытащить в люди. - Правда? А я решил сделать тебе сюрприз. Я закончил последнюю картину и готов к выставке. - Это же здорово! Хотя, я в тебе совершенно не сомневался. Покажешь? - Конечно! Непременно хочу услышать твое мнение. А сейчас у нас будет праздничный ужин. - Я скучал, очень скучал, - прошептал Джек, обнимая меня и втягивая в долгий поцелуй. - Я тоже, - выдохнул я, когда мы прервались. - А что с твоим сотовым? Я не мог дозвониться, - Джек прошел на кухню и сунул нос в кастрюлю с соусом. – Люблю, когда ты готовишь. Пахнет просто божественно. - Еще бы! - я отогнал его. – А сотовый… Я отключал, чтобы не отвлекаться, а потом просто забыл включить обратно. Ты же знаешь, я не люблю, когда меня прерывают. Иди в душ, а я как раз все успею доделать. Через полчаса мы быстро накрыли стол, зажгли свечи и сели ужинать. Но праздника не получилось, как не получилось и обычной непринужденной беседы. От спокойного и жизнерадостного Джека не осталось и следа. Он явно нервничал и все время о чем-то думал, без аппетита ковыряя в тарелке. Сначала я решил, что он просто устал, но потом, почувствовал, что дело совсем не в этом. Джек как будто что-то хотел сказать, но никак не решался. Мое приподнятое настроение поползло вниз. Я тоже занервничал: - Что-то случилось? Ты почти все время молчишь, гоняешь еду по тарелке, и вообще, выглядишь странно. - А? Нет! Нет, ничего не случилось, - попытался улыбнуться мужчина, выныривая из своих мыслей. - Просто… мне нужно тебе кое-что сказать, вернее я хотел попросить…нет предложить. - Блядь, Джек, ты заставляешь меня нервничать. Говори уже. - Джастин, ты только меня не перебивай. Я хотел сказать это еще две недели назад, но… ты был занят, а потом я… Все никак не было случая, а сегодня… Я думал пригласить тебя в ресторан, но ты приготовил ужин… и… Я уже начал терять терпение. А Джек вдруг сорвался и ринулся в спальню. Вернулся он через минуту, что-то пряча за спиной. Садиться за стол не стал, и мне пришлось смотреть на него снизу вверх, ожидая продолжения. - Я люблю тебя и хочу, чтобы мы поженились, - на одном дыхании выпалил Джек, протягивая мне черную бархатную коробочку. На меня как будто вылили ведро холодной воды. Но не потому, что я не ожидал такого или сильно удивился, нет, дело было в другом. Перед глазами возник Брайан, его признание, Брайтин, наше занятие любовью перед камином – все то, что осталось в прошлом, там, куда я не собирался возвращаться, но предложение Джека, просто швырнуло меня в эти воспоминания. И я ведь тогда согласился, мы были счастливы и почти поженились, но… Какая-то грусть охватила меня. Нет, не тоскливая, а скорее, светлая. Такая приходит, когда вспоминаешь о чем-то хорошем, но ушедшем безвозвратно. Я не мог ничего ответить, а только молча смотрел в свое прошлое. Очевидно, все было написано у меня на лице. Джек смутился и стоял, поглаживая пальцами коробочку, не зная, что делать дальше. Наконец, очнувшись, я протянул руку и взял футляр. Аккуратно открыл. Два простых тонких золотых кольца поблескивали в свете свечей. Я осторожно тронул пальцем символ любви, а потом так же аккуратно закрыл и ответил: - Да. Я согласен. Уже ночью, когда мы занимались любовью, вбиваясь в податливое тело Джека, до меня вдруг дошло, что я никогда не говорил ему о своей любви. А он и не спрашивал. Он принял все, как есть. Джеку хватало того, что он любил меня, и мои слова ему были не нужны. А я, наоборот, всегда ждал их… от Брайана. 2018 г. Версаль Джастин Да, мне нравился Джек, нам было хорошо вместе. И я по-своему любил его. А еще я был уверен, что у нас с ним впереди целая жизнь, и мне хватит времени сказать о своих чувствах. Это тоже можно отнести к одному из пунктов моих заблуждений. Если не сказать сразу, то потом можно просто потерять это желание. У нас не было никакой пышной свадьбы, золотых гардений и прочего. Все прошло тихо и спокойно. Мы поехали в Массачусетс с парой друзей и оформили брак. Потом посидели в ресторане, отмечая это событие, и вернулись домой. Меня ждали хлопоты с выставкой, а Джека очередная командировка, так что медовый месяц пришлось отложить до лучших времен. Единственный человек, которому я позвонил и рассказал о женитьбе, была моя мать. Конечно, она поздравила меня, но особого восторга в ее голосе я не услышал, и я даже знал почему. Каким бы замечательным не оказался Джек, но он не был Брайаном Кинни! Я бросил взгляд на часы и понял, что опаздываю. Спрятав Дневник в ящик стола, я торопливо оделся и выскочил из дома.