Дом для Чанёля

Любовь великолепна, Любовь прекрасна, Замечательна, Исключительна. Боль этого чувства Заставляет меня хотеть большего. Потому что я могу быть плохим, Но я в этом мастер. Воздух наполнен сексом, Мне наплевать, Мне нравится этот запах. Палки и камни Могут сломать мне кости, Но цепи и плети Возбуждают меня. (Перевод отрывка песни: Kevin Vásquez — S&M (cover Rihanna))

Возможно, Бэкхён никогда бы не согласился на подобное. Но многое изменилось, когда в его голову ворвался, будучи тогда рыжеволосым, Пак Чанёль. Отношения означают доверие. А Бэкхён доверял безоговорочно своему возлюбленному. Именно поэтому, чтобы доказать, что он испытывает к Чанёлю нечто более сильное, нежели привязанность и похоть, Бэкхён отважился кое-что изменить в их половой жизни. И, он надеялся, Чанёль это оценит. Очередной совместный вечер начинается, как обычно, в зале. Чанёль настойчиво умоляет Бэкхёна сыграть ему на рояле. Эх, зачем только он рассказал младшему, что умеет играть?.. И, кажется, когда Бэкхён сосредоточен на игре, Чанёль вовсе не наслаждается звучанием сонаты Бетховена, а следит за тем, как порхают над клавишами пальцы Бёна. Раньше Пак не уделял должного внимания инструменту, но стоило Бэкхёну рассказать, что брал частные уроки, пока учился на юридическом, как его тут же атаковали просьбами сыграть «всё равно что, лишь бы послушать». Бэкхёна немного сбивает во время игры то, как Чанёль его разглядывает: откровенно, жадно, раздевающе. И от этого становится жарко. А не от отопления, как считал ранее Бён. Обычно он, прежде чем сесть, вешает пиджак на стул и после заправляет рукава рубашки, разминая запястья. С пару секунд настраивается и лишь после начинает бегать по клавишам, рождая на свет одну из самых знаменитых в мире мелодий. Вот и сегодня всё привычно однообразно. С одним небольшим (Чанёль с этим бы поспорил) «но»: Бэкхён продолжает играть, его взгляд завис на одной точке— нарисованной масляными красками картине с пейзажем на стене, а губы, как бы между делом, в непринуждённом тоне изрекают: «Трахни меня». Музыка обрывается. Облокотившийся о крышку инструмента Чанёль пораженно таращится на Бэкхёна, с его губ медленно сползает улыбка. — Я… Мне кажется, я ослышался, — невнятно бубнит Пак, ущипнув кожу на внешней стороне ладони: больно, значит, это не сон. — Нет, ты всё правильно понял, Чанёль, — Бэкхён кладёт руки на колени и трет ими вельветовую ткань брюк. Боже, он так взволнован. И с нетерпением ждет, как же поведёт себя Пак. Бэкхён не успевает глубоко вздохнуть, как ощущает чужую ладонь на своих глазах. — Не смотри, ты не должен это видеть, — по надрывному тембру голоса Бэкхён понимает, что Чанёль плачет. — Сможешь сыграть мне с закрытыми глазами? Бён молча кивает и по памяти старается попасть по нужным клавишам, конечно, иногда он ошибается и промахивается мимо нужной ноты, но не из-за того, что не видит, а из-за обрушившихся на его шею поцелуев. Особенно сильный диссонанс в звучании вызывают прикусившие бледную кожу зубы Пака. Одна его ладонь опускается на левую руку и сплетает свои пальцы с Бэкхёновскими. Наступает тишина, которая вскоре растворяется в причмокивающих от влажных поцелуев звуках. — Чанёль, — мямлит Бэкхён и тут же вцепляется в плечи Пака, когда их языки сплетаются. Ощущается терпкий, кисловатый вкус недавно распитого с Чанёлем вина. Бэкхён вспоминает причину, по которой Чанёль перекрасился: «Вино — начало всех грехов». И грехопадение Чанёля началось в тот момент, когда он впервые увидел в холле гостиницы Бэкхёна. Но он вряд ли догадывается, что и сам для Бэкхёна является большим грехом. Именно сейчас Бён грешит, идёт против уставов Доминантов и разрешает руководить процессом Чанёлю. Не просто руководить, но и поглотить его целиком. Бэкхён заразительно смеётся, когда Чанёль подхватывает его вверх над стулом и сажает к себе лицом под какофонию режущих слух звуков рояля прямо на чёрно-белые клавиши. — Я правда могу трахнуть тебя, Бэкхён? — он гладит возлюбленного по щеке и заправляет тёмную прядь за заалевшее ухо. — Да, Чанёль, ты можешь, — второй раз кивает Бэкхён и раздвигает ноги, притягивая Чанёля ближе, после чего протяжно стонет, потираясь своим пахом о чужой. Между парнями уже вспыхнуло пламя страсти, а обстановка накалилась до того, что Бэкхёну мерещится, словно его бьёт током от каждого прикосновения Чанёля. — Только так или можно как раньше, каким был мой первый раз, как у Саба? — интересуется Пак и уже мнет в ладонях соблазнительные ягодицы возлюбленного. — Как вам будет угодно, Господин, — прикусывает мочку уха партнёра и тянет за неё Бэкхён. — Только знай, что и у меня это произойдет впервые. Признание бьёт Чанёля обухом по темечку. Бэкхён готов открыться и отдаться. И этого он не делал ни с одним мужчиной до него. Становится неимоверно тесно в штанах от нарастающего возбуждения. Чанёль втягивает воздух сквозь сжатые челюсти и впитывает через нос запах дорогих духов, от которых кожа Бэкхёна немного горчит на вкус. — Вот же блядство, Бэк! Я прямо сейчас готов кончить, стоит лишь представить тебя под собой. — Нельзя, Господин, — шепчет Бэкхён, оборачивая ноги вокруг торса Пака, и гуляет ладонями по груди. — Иначе повторный оргазм не будет таким ярким. Парень тут же шипит от боли, когда оттягивают его сжатые в кулаке волосы. — Учи меня, Саб, веди, расскажи, что нравится… — губы Чанёля гуляют по его шее, плавно переходя на выпирающие ключицы, и всасывают кожу вместе с темной родинкой, находящейся практически на плече. Бэкхён вздрагивает, облизывает губы и мотает головой: — Сабы не должны советовать Дому, они в первую очередь заботятся о его удовольствии, а не о своём. Так чего же хочет мой Господин? — пальцы теребят завязки на спортивных штанах Пака, даже так Бэкхён ощущает то, какой жар исходит от эрекции парня. Чанёль всегда такой горячий, словно состоящий целиком из пламени сын магмы. Руки Чанёля скользят по спине, прощупывая выпирающие лопатки любовника. Он стискивает пояс Бёна сильнее и хрипловато произносит своё давнее желание: — Чтобы для начала Бэкхён, будучи хорошим Сабом, растянул себя своими чудесными пальчиками прямо здесь, оперевшись о рояль и оттопырив свой невъебически прекрасный зад. — Как скажете, Господин, — Бэкхён съезжает с клавиш, отталкивает уперевшимися в грудь Пака ладонями того подальше и переворачивается, выполняя приказ новоявленного Доминанта. Его брюки и трусы здороваются с полом, а пара пальцев оказывается во рту, смачивая длинные фаланги с причмокивающими звуками. — Зови меня Чан, Саб, — Пак шлепает эти идеальные округлые половинки и присаживается на стул. Колесики откатывают его на метр назад, чтобы улучшить обзор на открывшееся перед Чанёлем бесстыдство. Бэкхён поворачивает голову вбок, специально медленно кружит языком вокруг мокрых от слюны подушечек пальцев и виляет задом: — Чан, я знаю, как сильно ты этого хочешь. Может, обойдёмся без всего этого? Чего же ты ждешь? Просто возьми меня. — Ты разве не слышал? Я приказал тебе растянуть себя, — кивком Пак указывает на пальцы у рта парня, стягивает с плеч кофту, оголяя могучий торс, отбрасывает ткань в сторону, приподнимается и тянет вниз нижнюю часть одежды. Чанёль перехватывает член и начинает медленно водить по нему ладонью, пребывая в нетерпеливом ожидании. — Да, Чан, — пальцы Бэкхёна ползут назад и надавливают на сморщенный анус. Как же здорово, что он заранее подготовился и уже заправил себя небольшим количеством лубриканта, предварительно растянув. Боже, сколько раз Чанёль до этого представлял это восхитительное, сводящее с ума зрелище? Он где только не дрочил, фантазируя о том, как эти фантастические, ухоженные, тонкие и длинные фаланги протискиваются одна за другой в раскрытое тело. Но как же Чанёль ошибался, что смотреть на это будет всего лишь «слишком возбуждающе». Потому что погруженные два указательных пальца, трущиеся друг о друга внутри, это не просто возбуждающе: нет столь высокой степени охуенности, чтобы дать трезвую оценку данного действия. Бэкхён сильнее разводит ладонями ягодицы, ускоряет темп и изредка попадает по простате, отчего иногда тихо скулит себе в грудь, клацая зубами и прихватывая ткань уже мокрой от пота и слюны рубашки. — Умница, ещё два ты примешь, я уверен, — сглатывает Чанёль, периодически сдавливая член у основания, чтобы не излиться от одного лишь вида столь послушно растягивающего себя парня. Пара капелек смазки стекает вниз по щелке уретры, и Пак размазывает их, увлажняя пальцы, отчего скользить по испещренной венками плоти ещё приятнее. Бён сильнее давит зубами на мягкую кожу губы, добавляя к указательным средние пальцы, и тут же охает, распахивая глаза и резко поднимая голову. Он ощущает тягучую боль от заполненности. Слишком много и тесно. Он не готов. Но Бэкхён хочет быть таким же послушным, как и Чанёль, который ни разу не стонал от боли, когда Бэкхён находил новую изощрённую сладострастную пытку. Миллиметр за миллиметром эластичные стенки расступаются, принимая более длинные пальцы, составляющие компанию указательным. Он чувствует, как внутри всё пульсирует, влажно и горячо. И именно в этот момент он задевает железу. На всю просторную гостиную раздаётся звук инструмента вперемешку с криком — Бэкхён не выдерживает и валится грудью на клавиши. Его ноги подгибаются и дрожат, а с каменно-твёрдого члена капает на пол смазка. — Ча-ан, — тянет от безысходности Бэкхён и сипло, учащенно дышит. — Прошу тебя… — Что, детка? Что-то стряслось? — дежурным тоном, словно стоя у администраторской стойки и разговаривая с одним из постояльцев, интересуется Чанёль, но его голос понижен на октаву и глубокий, как хорошо настроенный орган. Теперь Бэкхён убеждается окончательно, что палач и жертва поменялись местами. Чанёль — Доминант, такой же, как и Бэкхён. Он сильный, уверенный, знающий себе цену. И его цена — Бён Бэкхён. И Бэкхён теперь на собственной шкурке понимает, насколько это унизительно — стоять с распакованной голой задницей и умолять трахнуть себя. — Чанёль… Ты нужен мне… Прошу, — Бэкхён высовывает из себя пальцы, при этом растягивая кожу вокруг смыкающегося кольца сфинктера и демонстрируя то, насколько он растянут и как глубоко Пак может толкнуться прямо сейчас. — Шикарный вид, малыш, — Чанёль засовывает член обратно в трусы и натягивает спортивные штаны, тут же оказываясь за спиной Бэкхёна. Бэкхён содрогается, когда по его спине с самого основания шеи вниз, немного надавив, спускаются два Чанёлевских пальца. Они останавливаются на нежной коже у расщелины и, помедлив, толкаются в розовую дырочку. — Пак! — охает Бэкхён и вновь играет очередной немелодичный мотив на клавишах рояля, проезжаясь по ней уже подбородком. Точно останется синяк. А Бэкхёну не нравится, когда на его лице возникают какие-то пятна, даже веснушки или родинки, ему кажется, что они портят всю непревзойденность его черт. Но сейчас ему становится настолько начхать на это, когда он сжимает мышцами ануса заметно толще его собственных пальцы Чанёля. — Ты такой горячий, Бэк. Ебать как я тебя хочу! — шепчет Пак парню и целует за ухом, щекоча себе нос черными волосками. — Так давай же, чего ты ждёшь? — Бэкхён приподнимается на носочки, чтобы длинноногому партнёру было удобнее взять его в такой позе. — Нет, Бэкхён-а. Я хочу в кроватку, пойдём, — короткий чмок в макушку от Пака, и настойчивые руки на плечах просят развернуться к Чанёлю лицом. Бэкхён стягивает ступнями с себя мотающуюся где-то в области щиколоток одежду и обнимает Пака за шею, слегка подпрыгивая и скрещивая на его поясе икры. Чанёль скользит вверх по талии к спине и перехватывает под подмышками парня, унося его в спальню на второй этаж. Он громко матерится, стоит ему пару раз запнуться за ковёр со слишком длинным ворсом и стукнуться коленкой о статуэтку из башенки камней рядом с зеркалом, и Бэкхён успокаивает вспылившего партнёра парочкой кровавых засосов на шее и левом плече. Бэкхён поражается, насколько сильный Чанёль, если смог поднять и донести до спальной комнаты далеко не пушинку. Простынь холодная, и Бэкхён покрывается гусиной кожей. Но юноша быстро согревается и забывает об этом и многом другом, когда над ним нависает Чанёль, расстегивающий его рубашку, а после Пак ласкает его бока широкими ладонями и дразнит большими пальцами стоящие торчком розовые соски. Они такого призывного цвета бутонов чайной розы, что Паку не терпится их сжать губами и облюбовать языком. Что, собственно, он и делает под аккомпанемент гулких всхлипов Бэкхёна. Спустя какое-то время его рот движется выше, к шее. Отчего-то Чанёлю нравится мучить губами и зубами именно её, замечать, как скачет пульс Бэкхёна и стучит в темно-синей жилке. Но всё равно она не сравнится с губами. Тонкими, но выразительными, которые Бэкхён постоянно облизывает, когда особо нервничает, хотя не подмечает за собой этой привычки, как и сейчас. Ладони обнимают жилистую шею, уже усеянную алыми пятнами засосов вперемешку с красным цветом смущения, а рот Чанёля насилует потрескавшиеся губы Бэкхёна. Тот поднимает руки над головой, но Чанёль перекладывает их себе на спину, продолжая наслаждаться мягкими податливыми губами возлюбленного. Когда кислорода в легких не хватает, и ему приходится оторваться, чтобы глотнуть воздуха, то Бэкхён заглядывает Чанёлю в глаза и хмурит брови: — Разве тебе не хочется… ну, связать меня или же использовать воск, зажимы, кольца? — Нет, Бэкхён, — мотает головой Чанёль, попутно стягивая с себя остатки одежды и целуя парня в лоб, — я хочу просто любить тебя. Его голое и горячее тело накрывает Бэкхёна, придавливая к постели и давая ощутить то, как Чанёль возбуждён. Чтобы парень под ним не задохнулся, он опирается на локти по обе стороны от головы Бёна и вновь целует. И перед закрытыми веками Бэкхён словно видит врата Рая. Пак опускает на кожу возлюбленного фонтан из легких, совсем незначительных, но значащих для Бёна многое поцелуев. Бэкхён же задыхается от переизбытка нежности. В уголках его глаз искрятся слёзы. Он даже пропускает тот момент, когда Чанёль перекладывает его ноги себе на плечи и мягко толкается в разморённое от сладострастия тело. Чанёль готов торжествующе завыть. Как же долго он ждал этого момента! Эти бёдра долгое время не давали ему покоя. Когда Бэкхён трахал его, а Чанёль, сгребая руками чужую задницу, мечтал трахнуть Бёна. И вот наконец он ощущает, как приятно его ствол стискивают внутри стенки заднего прохода Бэкхёна. Неописуемое, охрененное ощущение. Словно он и должен был быть там уже давно. Похоже, Бэкхён разделяет его мнение, поэтому прикусывает натянутые под кожей мышцы шеи Пака и восторженно выдыхает в плечо: — Ёль-и, мне так хорошо, так совершенно и охуенно! Где же ты был раньше, Чан?.. — Стоит поискать, чтобы найти, мой золотоискатель, — не сдерживает улыбки Чанёль и толкается повторно. Бэкхён ответно мычит и царапает своими ухоженными ноготками кожу на лопатке Пака. — Ты всегда всё портишь?.. — Я бы не сказал, что что-то порчу, когда втрахиваю тебя в матрас, — в подтверждение своих слов Чанёль выходит и со шлепком мошонки о задницу толкается в Бёна. — Сучка! — стонет вовсе не от боли, а неописуемого восторга Бэкхён. Как же Чанёлю так быстро удалось отыскать нужный угол, будь он неладен?! — Плохой Саб, — парирует Чанёль, дергая парня за руку и переворачивая на живот, после чего прикусывает затылок и выцеловывает каждый позвонок, спускаясь к копчику. — Мне стоит наказать тебя? — Прости, Господин… — бормочет в простынь Бён. И Чанёль наказывает его мучительно долго, лаская и облизывая дырку языком, изредка толкаясь кончиком внутрь. И Бэкхён орёт, раздирая себе горло. В какой-то момент Пак пугается, как бы парень не лишился на время голоса, поэтому вонзается зубами в ягодицу и оставляет на ней след, после чего отстраняется и вновь руководит положением Бэкхёна, укладывая на спину и перехватывая под ногами. Бён податливо извивается, цепляется за плечи возлюбленного, как за спасательный круг, и оставляет на светлой коже спины длинные царапины. Движения Чанёля размеренные, но всё же иногда он сбивается, когда Бэкхён так сладко на одной ноте мычит и опаляет теплым облачком дыхания ключицу. Прятать свою сущность бесполезно. Как бы Бэкхён не старался, но он с наслаждением принимает внутрь себя чужой член. Нет, не любой. Только тот, что принадлежит Чанёлю. Бэкхён тоже стал частью парня. Он принадлежит целиком ему! И пускай, не дай господь, чтобы повторился тот случай из его прошлого. Бэкхён поверил, что Чанёль не такой. И не хочет разочароваться вновь. Второй раз он вряд ли сможет оклематься. Если Пак его бросит, то он просто умрёт от пустоты внутри. Чанёль — ключ от его сердца. Без него оно не заведётся. Пак вспоминает о необласканной плоти, что проезжается по его животу и оставляет влажный след всякий раз, когда Чанёль подается вперёд и толкается до основания в Бэкхёна. Второму всё труднее держаться за взмокшую кожу партнёра, ноги разъезжаются в стороны, но он старается их вновь зафиксировать в прежнем положении, пока его головки не касаются огрубевшие пальцы Чанёля. Становится вдвое невыносимее сохранять хотя бы каплю рассудка. Руки падают на постель и сжимают простынь, тянут её. Слуха Бэкхёна касается звук рвущейся ткани. Пофиг. Неважно! Он мечется под Чанёлем, хаотично подаётся бёдрами, стукается тазовыми косточками о бёдра Пака. Его уже потряхивает от приближающегося оргазма. — Чан, я кончаю, не могу, прости, прости! — Бён извиняется перед Чанёлем, потому что как бы он не старался, но теплые волны приближающегося экстаза накатывают всё сильнее и мощнее. И то, что Чанёль так идеально трахает его, совершенно не способствует выдержке Бёна. — Не сдерживай себя, Бэкхён… — осипло хрипит Чанёль, надавливая большим пальцем на устье уретры плоти партнёра. — Отпусти себя настоящего, давай же, детка! — Чан-Ёль! — второй слог Бён сипло выкрикивает с запрокинутой головой, а его семя скатывается с обхватившего его член кулака. Наверное, ещё никогда он не кончал так бурно, ещё ни разу он не был ослеплен от оргазма. И, возможно, Чанёль разделяет его чувства. Ладонь Бэкхёна касается левой стороны груди и гладит всё ещё находящегося в нём Чанёля, который тоже на грани: слишком сильно Бэкхён сжался, когда изливался себе на живот. Он смотрит в глаза Бёну и находит всё, включая смысл своего существования. А ещё в них полыхает огонь восхищения, окутывающий отражение Чанёля. Возможно, поэтому Пак и выплескивается с гортанным, рычащим звуком в Бэкхёна, орошая горячей спермой пульсирующие стенки. Чанёль выходит из возлюбленного, прикрывая большим пальцем анус, чтобы его семя не текло наружу. Он какие-то минуты играет со вспухшей дырочкой, погружая в нее пальцы и вынимая их покрытыми белесой жидкостью. И так повторяет несколько раз, пока Бэкхён не просит прекратить и не шлепает его по предплечью. Чанёль стирает со своих рук, живота Бэкхёна и растянутого сфинктера следы спермы, а затем укладывается рядом с Бэкхёном, укрывая их разгоряченные после занятия любовью тела. Он теребит завитые мокрые колечки волос Бэкхёна и целует в висок, оставляя тёплый след от губ: — Ты другой, Бэкхён, я чувствую. Не такой… Откройся мне, я не обижу тебя. Обещаю. Тело Бэкхёна вздрагивает и замирает, а сердце в груди просто несется галопом, расходясь в бешеном стуке. — Чанёль, — руки парня обвивают шею Пака, и он утыкается тому в ключицу. Чанёль ощущает холод от стремительно высыхающих слез. — Бэкхён-а, ты чего, а? — Чанёль гладит юношу по голове и пытается успокоить, не совсем понимая, что же его так расстроило. — Ты первый… Первый, кто сказал мне, первый, кто почувствовал это… — Бэкхён доверительно трется щекой о липкую от пота кожу на груди Чанёля. — Хоть в чём-то я у тебя первый, — наверное, это одна из вещей, которая беспокоит Чанёля уже давно. Что он не был первым у Бэкхёна. Из-за этого, по его мнению, они не смогли пережить и испытать нечто особенное, что бы принадлежало только им. Единственное, что Бэкхён вручил ему — его анальную девственность. Бэкхён категорически не согласен. Он не понимает, как Чанёль не заметил, что Пак нечто большее, чем хороший секс, нечто более сильное, нежели привязанность и желание иметь кого-то рядом, кто бы ждал его после работы или же будил по утрам запахом поджаренных тостов и ароматного кофе. — Ты во многом у меня первый, Чан. Я впервые за долгое время полюбил. Ты даже не представляешь, насколько сильно. Иначе бы я сейчас не позволил тебе подобного. Это унижение для Доминанта. Нет, Чанёль ошибся, Бэкхён подарил ему не только её, но и свою любовь. Это самое ценное, на что Чанёль не смел рассчитывать, когда подписал договор с Доминантом. — Знаю, Бэкхён, — кивает парень и целует в солёные от пролитых слёз губы. — Я всё понял, ещё тогда, когда ты оставил мне кольцо. Я особенный для тебя, а ты для меня. Ты мой Дом в обоих смыслах этого слова, моя новая семья, мой возлюбленный. Я не стал бы терпеть ничего, что случилось месяцами ранее в том номере, если бы уже на тот момент не влюбился в строящего из себя сурового, хмурого Доминанта парня в строгом костюме и с сексуально подведёнными чёрным глазами, — Чанёль пытается разгладить залегшую на переносице складку. — Я такой херовый Доминант? — насупившись, приподнимает голову Бэкхён и надувает щеки. Это слишком мило. И Чанёлю чертовски трудно признать в нём Доминанта. Но он старался и до сих пор пытается, чтобы Бэкхён верил, будто он самый настоящий самец, способный доминировать и командовать над более мужественным и сильным Чанёлем. Бэкхён не должен узнать, что, как бы он не старался, в их отношениях всегда останется Доминантом Чанёль. Именно он и сделал первый шаг, послуживший началом их отношений. — Дело даже не в том, какой ты Дом, Бэк, а в том, что я увидел внутри твоих глаз. Знаешь что? — Чанёль кладёт подбородок на плечо Бэкхёна и гладит того по спине, понимая что начинает возбуждаться от прикосновений к гладкой коже и округлым бёдрам. — Одиночество. Такое отчаянное и безнадежное, что просто был согласен на всё, чтобы больше никогда не видеть его в твоих глазах. Бэкхён молчит, перебирает бордовые пряди и изредка чмокает то в щеку, то в подбородок Чанёля, но в итоге изрекает: — Хочешь узнать, почему я решил стать Доминантом? — Честно? Нет, — мотает головой Чанёль и ловит в плен своих губ очередную попытку Бэкхёна поцеловать его в скулу. — Мне это не важно. Я не копаюсь в чужом грязном белье и не выискиваю слабостей. Имеет значение то, к чему мы пришли. И я не хочу этого терять. А ты? — И я, — Бэкхён улыбается солнечно, как маленький невинный ребёнок, которому подарили нечто особенное и долгожданное. Чанёль впервые видит его таким. Бэкхён преобразился. В его глазах исчез страх. А в душе Чанёля растворились сомнения. Так кто же был в этой истории ведомым, а кто доминировал в отношениях? Как и сказал Чанёль — это неважно. Важно совсем другое — тихое «Я люблю тебя», срывающееся с уст обоих и тонущее в темноте их общего дома.