Фарфоровая

"I am still secretly grateful you're living this moment with me" Аяне казалось, что она постепенно превращается в статую. Жуткую куклу, с которой не захотел бы играть ни один ребенок из-за ярких красных глаз и белых, будто седых волос. Дней не было — все они сливались в один тягучий, как карамель для яблок, поток. И этот поток вытачивал ее, делая все более и более прозрачной и бледной — фарфоровой. С прибытием в дом Сатоми странных гостей мало что изменилось. Страж семьи Мизуки ясно дал понять, что с этими людьми Аяне нельзя иметь ничего общего. У нее вообще не было чего-то общего с чем-либо или кем-либо, чтобы знать, чего именно она была лишена. Изредка она позволяла себе поглядывать из окна за молодой и энергичной девушкой с яркой копной красных волос, забранных в два высоких хвоста. Она напоминала какую-то экзотическую бабочку, случайно попавшую в стайку серых мотыльков, продолжительность жизни которых — один длинный и ничем не примечательный день. Все начало меняться так внезапно, что Аяне точно и не могла сказать, какой именно момент можно было бы считать точкой отсчета. Был ли это тот день, когда она случайно столкнулась в коридоре с мальчиком, растеряв все собранные накануне цветы, или тот, когда этот самый мальчик назвал ей свое имя и искренне удивился тому, что она считает себя «жуткой». Всего этого Аяне не знала. Зато она точно знала, что подаренные кем-то цветы пахнут совсем иначе, чем те, что она собирала сама. Обострившаяся к осени болезнь снова погрузила только начавшую полыхать другими красками жизнь в серость и пустоту. Не спасали ни книги, уже практически выученные наизусть, ни уговоры стража, пока однажды на ее пороге не появился Шино: шумный, подвижный, принесший с собой запах ветра, дождя и листьев. — Как ты себя чувствуешь? Этот вопрос Аяне не задавали никогда, а потому она растерялась, не зная, что ответить. Как каменное изваяние на вершине башни? — Мне уже лучше, Шино. Спасибо. Шино улыбался, причем делал это так, что Аяне почему-то хотелось смотреть на него, не моргая. Страх, что он уйдет и больше не вернется, сковал ее сразу же, как он появился в дверном проеме. Она начала говорить с ним о какой-то ерунде в надежде, что он хотя бы останется подольше. Верить в то, что Шино и не собирался пока возвращаться на свою часть дома, было безумно сложно. Горячий чай обжигал горло и в половину не так сильно, как этот задумчивый и яркий изумрудный взгляд. Шино то и дело поднимал на нее глаза, что-то увлеченно рассказывая, а слушать уже не получалось. Аяне чувствовала, как с каждой встречей их взглядов с ее кожи будто откалываются куски фарфора, покрывавшие ее до этого, как ледяная застывшая корка. Вечер наступил очень быстро — и это был первый раз, когда Аяне вообще заметила смену времени суток. Страж возвышался за спиной Шино, сообщая о том, что ей пора отдохнуть. — Хорошо. Я пойду, — с этими словами Шино поднялся с пола. Аяне будто бы накрыла волна жара, сотканная из страха и отчаяния. Ни разу она не испытывала желания, чтобы что-то не заканчивалось. Никогда. — Эй. — Шино обернулся и улыбнулся одними губами. — Я приду снова. Завтра. — Завтра? — Аяне показалось, что она ослышалась или мгновенно забыла родной язык. — Да. Легкий рыжеватый свет от закатного солнца мягко прокрадывался в комнату, и Аяне заметила, что волосы Шино из-за него меняли цвет, отливая фиолетовым. — Тогда... до завтра? — До завтра. До завтра. Аяне никогда бы не подумала, что рядом появится человек, который подарит ей это самое "завтра". Это значило, что «сегодня», которое было длиною в 12 лет, наконец, закончится. «До завтра», — именно с этими словами разбивался фарфор, сковавший когда-то ее тело, обнажая нежную молочно-белую кожу. До завтра. Рассвет в то утро был необыкновенно прекрасен.