Не сберёг

Холодно. Грязно. Мальчишка дрожит в руках Капрала – то ли от холода, то ли от мысли о приближающейся смерти. Открывает рот в тщетной попытке что-то произнести, но вырывается лишь тёплый пар и тихий шёпот. Что обычно говорят в такие моменты умирающему человеку? Ривай не знал. Он лишь сидел пред ним на коленях, смотря в его ярко-зелёные глаза, выделяющиеся среди окружающей их серости, и сжимал руку подчинённого. — К… Капрал, — произносит из последних сил мальчишка. На что же он потратит драгоценные мгновения оставшейся жизни, исчезающие в небытие и текущие, словно песок сквозь пальцы. Эрен всегда обращался к нему по званию. Даже сейчас побледневшие губы не пошли наперекор старой привычки. — Капрал Ривай, мне страшно. Я н-не хочу умирать. Мужчина прижимается к тёплому телу солдата, не в силах что-то ответить. Нет, ему было что сказать. Но он тоже боялся, и страх заставлял молчать, стиснув зубы. Его он тоже не спас. В голове отчётливо слышен смех людей, доверивших ему свою жизнь. Капрал каждую ночь просыпался в холодном поту, слыша его среди тёмной пустоты сна. Крылья, означающие свободу, стали камнем, тянущим ко дну терзающих душу и тело воспоминаний. Их хрупкие, бездыханные тела, не укрыты матерью-землёй, на белоснежных облаках они не поют звонких песен, родственники не ищут утешения у могил своих близких людей, отдавших свою жизнь ради всего человечества. Потому что их всех съели титаны. Потому что Капрал Ривай, сильнейший воин человечества, не смог уберечь их. И его спасти он тоже не сумел. — Вы любите меня, Капрал? — неизменно тихо, голос пробирает дрожь. Ривай отстраняется от Эрена, напоследок вдыхая его аромат. От него всё ещё пахнет мылом, потом, кровью и задушенной, утопленной и разбитой на части надеждой. Тучи гранитной плитой давят сверху. Надгробье уже готово. Сухие и шершавые губы мужчины нежно соприкасаются с багровыми от крови губами юнца. Лишь спустя несколько сладких мгновений, тянущиеся одну небольшую вечность, Ривай разрывает поцелуй. Юноша делает короткий вздох, его грудь последний раз поднимается. А потом сердце больше не стучит. Капрал опускает голову, прижимаясь лбом к теперь уже бездыханному телу. Слёзы одна за другой стекают со щёк, падают, разбиваются о выпачканную в крови форменную рубашку. Кап-кап. Солёный дождик сопровождается приглушённым вскриком. Утро больше не начнётся с глупой улыбки, а день не закончится жарким соприкосновением двух разгорячённых тел. Не будет больше и пугающих, заставляющих страдать, снов. Лишь хранящийся в памяти взгляд изумрудных глаз. И когда слёз не остаётся, вместе с туманом опускается тишина. Пока её вдруг не нарушает хриплый голос: — Люблю.