Истории Лиги Легенд: Плен

…Постепенно, под натиском неумолимых сумерек, земля погружалась во тьму. Мягкие тени, сопровождаемые едва заметной дымкой снежной пыли, окутывали промерзшие северные земли на границе с Фрельордом, заставляя бушевавшую весь день суровую метель постепенно утихать, оставляя позади себя лишь легкий хоровод пушистых снежинок. Стояла полнейшая тишина, лишь изредка ее нарушал тихий свист ветра и хруст свежего, мокрого снега, когда где-то в глубине могучего, густого леса какой-нибудь зверь отправлялся на поиски добычи. Свет костров и факелов становился все ярче в тугом кольце сгущающихся теней. Лагерь постепенно затихал — солдаты отправлялись по своим палаткам, или же занимали укромные, более-менее теплые места для несения ночного дежурства. Долгий и тяжелый переход был окончен, и теперь бойцы наконец-то могли передохнуть. Казалось, нет места спокойнее, чем этот лагерь в гуще древнего леса, незримо источавшего из своих недр смутную магическую энергию, пронизывающую насквозь и хранящую под незримой защитой эти суровые и холодные земли дикого края, находящегося так далеко от дома… Умиротворяющий хоровод снежинок, медленно падающих вниз и исчезающих в густом и пушистом белом ковре, укрывающим собой землю, в конце концов прекратился, оставив прояснившееся ночное небо. Суровый холод крепчал к ночи, заставляя дежурных греться у разведенных костров. В свете огня было заметно, как идет густой пар изо рта солдат, отчаянно замерзающих в своих доспехах. Их не спасало даже теплое, толстое, кожаное сюрко и шерстяные плащи, в которые они закутывались, пытаясь уменьшить воздействие холода. Перчатки начинали дубеть, не давая нормально согнуть пальцы, а острые боевые клинки примерзали к ножнам, не давая себя вытащить. Последняя упавшая с неба снежинка неторопливо полетела вниз, минув освещенную кострами и факелами область и упав на деревянную раму находящейся в ледяной темноте, у границы лагеря, колодки, уже покрытой легким налетом инея. Закованный в нее, стоящий на коленях в снегу еще совсем молодой человек, с трудом приподнял голову и тут же опустил ее, не в силах совладать со своими ослабшими от жуткой боли, ран и мороза мышцами. Снег под ним был окрашен в темно-бордовый цвет, а на жестоко разбитом лице постепенно появлялся налет из инея, смешивающегося с кровью и грязью. Погибнуть в бою и с честью, сжимая клинок в руках, забрав с собой столько противников, сколько будет возможно — истинному желанию настоящего воина теперь не суждено было сбыться. Вместо этого он умирал сейчас один. Один, за много миль от родного дома, от боли и холода, в плену у своих врагов. Но даже такая смерть сейчас казалась желанной — она могла прекратить его страдания, прекратить эту боль, живущую в изувеченных мышцах, изломанных костях, вывернутых пальцах. Могла подарить покой. Почему я не послушал отца… Что же станет с ним теперь?.. Все, на что хватало сил — это задавать себе этот вопрос. Воин не мог найти на него ответа. Но он понимал — все кончено… Понимание пришло слишком поздно, и теперь мучительная агония раскаяния терзала его душу куда более жестоко, чем столь жаждущий кровавой потехи изувечивший его палач. Трудно представить, что человек может вынести столько боли… — Ничего себе. Смотри — этот щенок еще жив. Проходящие мимо дежурные остановились недалеко от пленника, с заметным интересом его рассматривая. Воин не удостоил их ответным взглядом — ему едва хватало сил чтобы дышать, вновь и вновь обжигая легкие ледяным воздухом Фрельорда. — Действительно. Я думал, он уже умер. Крепкий сукин сын. Ничего — до утра он не доживет. Даст палачу возможность выспаться. — Он так ничего и не сказал. Ты бы видел, как Ургот бесился. — Могу себе представить. Послушай, я вот до сих пор не понимаю — почему мы не можем отвезти его в Ноксус, как трофей? Я не хочу привезти его голову — я хочу привезти его живого. Подумай только, сколько возможностей! Король сделает все, чтобы вернуть своего сына. Почему его нужно убивать? — Не знаю. Видимо, Командование просто хочет избавиться от проблемы, пока есть такая возможность. Не хотят рисковать. Нельзя тянуть с решающим ходом, если в рукаве есть такой шикарный туз. Просто представь, какой это будет удар. — Да, наверное ты прав… Воин почти не различал, о чем говорят солдаты. Все звуки сливались в единый, болезненный шум. Может быть, они хотят добить его?.. Юноша мысленно был готов умолять о том, чтобы кто-нибудь из них вытащил меч. Но к сожалению, дежурные отправились дальше по периметру, направляясь к уже затухающему костру, и оставив пленника наедине с ледяной темнотой, ждущей свою жертву в последние минуты ее предсмертной тоски…

***

Судьба любит сильных. Она посылает им суровые испытания, но и щедро награждает тех, кто смог их вынести. Кто знает, почему злая ирония фортуны вновь привела пленника в сознание. Для самого воина оставался загадкой тот факт, почему он еще остается в живых, почему суровая ночь пощадила его, дала ему еще время побыть в этом мире. Он настолько замерз, что не чувствовал уже ничего, ему казалось что он находится где-то далеко, стоит поодаль от самого себя. Боль оставила измученный организм, давая разуму в последний раз в полной мере понять происходящее. Смерть играла с юношей, он буквально чувствовал ее незримое присутствие. Когда же она нанесет свой последний удар?.. Проникающие сквозь густые шапки снега на лапах елей тонкие лучи света били в глаза, от них ощущалось слабое тепло. Сине-черная дымка сумерек растворялась в воздухе, окрашивая небо, с которого постепенно исчезали звезды, в слабо-оранжевый цвет. Юноша видел, как лагерь постепенно оживает — по всей видимости, солдаты готовились его сворачивать и уходить от границы с Фрельордом, отправляясь в место изначальной дислокации. К самому же пленнику направлялся человек. Смуглый, как и все ноксианцы, среднего роста, в теплых кожаных доспехах, надежно защищающих его от утреннего холода. Юноша ощущал на себе взгляд своего палача. Взгляд светло-серых, неприятных зрачков — равнодушный, лишенный какой-либо эмоциональной окраски. Слишком хорошо он впечатался в память за прошедшие несколько дней. В правой руке убийцы холодно блестела острая сталь кривого, заточенного клинка. — Почему ты еще жив?.. В голосе слышалось искреннее удивление. Палач остановился рядом, задумчиво уставившись на свою жертву. — Послушай, я устал марать об тебя руки. Ты мог оказать мне неоценимую услугу и умереть самостоятельно… Но, по всей видимости, ты даже этого сделать не можешь. Убийца сгреб в ладонь немного снега с земли и растер его, стирая с перчатки следы от копоти костра. Следующая порция пошла уже на очистку оружия. — Я знаю, ты любишь своего отца. Как думаешь… Ему понравится презент в виде головы его собственного сына? Юноша криво усмехнулся, подняв голову. Палач ощутил на себе взгляд не жертвы — воина. В нем не было боли или отчаяния — только ненависть и презрение. — Истина… Она едина для всех… Когда-нибудь и ты… Найдешь ее… На острие моего копья… В ответ была лишь высокомерная усмешка. Острая сталь обожгла своим холодом кончик кадыка. — А ты меня насмешил. Что ж... Всегда мечтал убить королевского отпрыска… Юноша закрыл глаза и глубоко вздохнул, чувствуя, как лезвие медленно ведут по его горлу, распарывая кожу. Как бы он хотел сейчас оказаться дома… Рядом с отцом… Он всегда хотел помочь ему, сделать так, чтобы король гордился своим сыном. А что в итоге? Он сам же подставил его под удар… ...Недвижное полотно утренних звуков всколыхнулось, нарушенное новыми нотками. Юноша смутно слышал в них что-то знакомое, что-то очень неестественное на фоне всего остального. Возможно, ему показалось? Быть может, это вой голодного зверя, или же так гудит ветер? Слишком далеко и слишком нечетко. Звук повторился. Теперь уже гораздо ближе. Густой и низкий, он отчетливо звучал в недрах бескрайнего темного леса, смешиваясь с шумом листвы и хрустом веток. Юноша уже ни с чем не мог спутать этот звук. Он слышал его много раз, вместе с ним он проливал свою кровь на полях сражений. Это было пение боевого рога. Из глубины леса начали выходить некие тени. Оказавшись в лучах утреннего солнца они явили собой отряд конных рыцарей. Их доспехи были покрыты инеем, а могучие скакуны под ними тяжело дышали, испуская из своих ноздрей клубы белого пара. Звук рога вновь разорвал воздух, копья взметнулись вверх, оставив на растерзание веселому ветру сине-желтые флаги. В лагере воцарилась суета и хаос. Солдаты выбегали наружу, хватая оружие и седлая своих коней. Сбитый с толку палач совершенно забыл про свою жертву, изумленно наблюдая за тем, как лагерь берут в кольцо. — Какого… Отряд пустил своих коней в галоп. Кольцо стремительно сжималось, копья, казалось, сомкнулись в единый, смертоносный круг. Могучий зверь одного из рыцарей с легкостью перемахнул заграждение из острых деревянных кольев и нырнул в самую середину лагеря, смяв под своими копытами одного из офицеров… Воцарился хаос. Воздух разорвал звон клинков, крики и гулкий топот копыт. Отряд буквально уничтожал солдат, не давая им ни единого шанса на сопротивление. Кто-то бросил в главный шатер подожженную ветку, выхваченную из костра. Огонь, жадно потрескивая, начал поедать ткань, выпуская клубы едкого черного дыма. Палач запаниковал. Желание спасти свою собственную жизнь оказалось выше, чем приказ о казни. Но бежать уже было некуда — рыцари перекрыли все выходы, устроив кровавую бойню. — Ах ты… Ублюдок… Юноша слабо усмехнулся. — Я все равно… Умру… Но ты… Отправишься со мной… Из гущи битвы вышел высокий, могучий рыцарь в тяжелых, забрызганных кровью бело-голубых доспехах. Забрало его шлема было поднято, открыв суровое, совсем еще молодое лицо. Ярко-голубые глаза буквально пылали от праведной ярости, а зубы были до боли стиснуты. В руках воин сжимал гигантский двуручный меч. Твердым и уверенным шагом рыцарь приближался к палачу. Клинок холодно блестел в свете огня, охватившего лагерь. — Защищайся… Мерзавец. Низкий, полный ненависти голос вывел палача из ступора. Убийца перехватил свое оружие, на лице появилась кривая ухмылка. — Ну давай… Нападай. Покажи, что ты умеешь, молокосос! Рыцарь поднял свой клинок и помчался к палачу, в прыжке нанеся ему мощнейший удар. Искры разлетелись в разные стороны, густым шлейфом упав в снег, а вороненая сталь кривого, зазубренного лезвия со звоном треснула, разлетевшись на две части. Потерявший равновесие палач отступил назад — удар на время вывел его из строя. Сделать что-либо еще он уже не успел — второй удар буквально раскроил его череп надвое. Могучий клинок прошелся по шее, вошел в плечо и остановился в районе груди, раскроив тело убийцы как нож, который разрезает масло. Изуродованный труп рухнул в снег, заливая его темно-алой кровью. Огромный клинок вонзился в землю. Тяжело дыша, рыцарь обратил свое внимание на юношу. Терзаемый холодным ветром, он уже не шевелился. Его голова была опущена, глаза были закрыты, а на изувеченном лице застыла слабая, едва заметная улыбка…