* * *
Stilly and lightly their vases rest On quivering sleep of the water's breast, catching the sunshine throught leaves that throw To their scented bosoms an emerald glow; and a star from the depth of each pearly cup, A golden star unto Heaven looks up, As if seeking its kindred where bright they lie, Set in the blue of the summer sky. ♫ Caprice – Water Lilies
Ночь была непривычно тёмной для лета, дождь, казалось, шёл стеной со всех сторон: частый и с крупными каплями, он мешал разглядеть что-либо хотя бы в нескольких метрах впереди. Вода тушила фонари, но их зажигали снова и закрывали плащами, чтобы сохранить хоть немного света, в противном случае вся процессия могла очень быстро оказаться на земле: люди шли близко друг к другу, один за другим, чтобы не потеряться, и, стоит запнуться одному о какой-нибудь особенно вредный корень, попадают в итоге все. Странное зрелище они представляли собой: впереди всех шёл Эрик, со связанными руками, два конца верёвки держали стражи, как будто Леншерр собирался сбежать, кузнец же держал один из фонарей; следом шёл граф Хоулетт, освещая дорогу другим фонарём Хэнку, нёсшему на руках своего юного господина: никому другому маркиз, шагающий тут же, рядом, этого не доверял; след в след за дворецким семенила Джин, стараясь держать зонт точно над юным графом, но спицы цеплялись за каждую ветку, так что вскоре от него ничего не осталось, кроме трости-основы; замыкала цепь Эмма, с ещё одним фонарём, хотя она и без того отлично ориентировалась в ночном лесу, однако сейчас он казался просто невообразимо враждебным. Чем дальше они уходили в чащу, тем сильнее лил дождь, ветки как будто хватали путников за ноги и за руки, били по лицу, везде мерещилось рычание хищников, дорога путалась и петляла… Эрик на секунду усомнился в том, что он идёт верно, но вот показался его старый друг — камень, и кузнец протянул руку, едва успевая коснуться его кончиками пальцев, как один из стражей сразу дёрнул верёвку. — Руки. У Леншерра едва пронеслась мысль о том, что ум у этих ребят один на двоих — и фонарь от резкого движения разбился о камень, заставив выругаться обоих его охранников. Они затеяли было перепалку, но вмешался маркиз. — Прекратите, — голос Ксавье был строгим и угрожающим. — Раньше надо было думать. Эмма чуть прошла вперёд, отдавая свой фонарь, и они продолжили движение. Эрик поднял голову на секунду, надеясь увидеть хотя бы кусочек неба, но нет — всё было затянуто плотными тучами, а ведь звёзды могли бы подсказать ему, сколько сейчас времени. В любом случае, им стоило спешить, и Леншерр ускорил шаг, теперь уверенный в своей памяти. Наконец, они вышли к озеру, оно всё как будто было живым: гладкая обычно поверхность, едва тревожимая ветром, сейчас плясала и извивалась под тяжёлыми каплями дождя; порывы ветра гоняли небольшие волны и трепали кусты папоротника на одном из берегов, здесь, кажется, звучало всё — и от этого шума становилось жутко. Эрик вывел всех к берегу, тяжело дыша: он один был без плаща, который свалился с его плеч ещё где-то в начале пути, но возвращаться и искать было некогда, потоки воды струились по его лицу, шее, плечам, рубашка, превратившаяся в лохмотья во время борьбы с кандалами, липла к телу, нетронутым остался только амулет, надетый по наказу ведуньи, но кузнец не чувствовал ни холода, ни усталости. Он повернулся к Хэнку, кивком указывая на озеро. — Здесь я вытащил его, когда он тонул. Это вода. С цветами. — Цветами? — маркиз щурился в попытке увидеть хотя бы один цветок. — Кувшинки, — Леншерр выдохнул, встряхнув головой, — они прячутся во время пасмурной погоды и на ночь. Но они здесь — у берега. Он кивнул в сторону камней, по которым прогуливался Чарльз, когда Эрик впервые его увидел. И правда, на воде виднелись листья, которые, как и всё озеро, колыхались под дождём; кувшинки росли вдоль всей этой части берега, захватывая и каменистый край, и край с папоротниками, словно зелень с земли постепенно уходила в воду. — И что надо сделать? — старший Ксавье подошёл близко к самому озеру, и Хэнк двинулся за ним. — Может, выпить? — дворецкий присел на корточки, прижимая юного графа, который всё это время был без сознания, к себе. — Мысль хороша, — Эмма подошла, вытаскивая из сумки, которую захватила с собой, деревянную чашу, и зачерпнула из озера. Они поднесли питьё к губам Чарльза, но вода только стекала струйкой по подбородку: юноша не мог пить, он закашлялся, хоть и не пришёл в себя. Маркиз обхватил голову руками. — Ты обманул нас! — он резко развернулся в сторону Эрика. — Ты хочешь отомстить! — Развяжите мне руки, это всё должен делать я! — Леншерр повысил голос перекрикивая дождь. — Ты убьёшь его! Всё началось с тебя! — Но только меня он любит! И я — его люблю! — Ты не приблизишься к моему сыну! Вдруг воздух рассекла шпага графа Хоулетта, оказавшегося рядом с Эриком в один прыжок. Все замерли, повернувшись на этот свистящий звук, оказавшийся неожиданно чётким в общем гаме лесной грозы. Верёвка упала на землю, Джеймс глянул на стражей так, что они оба невольно чуть отступили, понимая, что не смогут сделать ровным счётом ничего. Просто не успеют. Граф посмотрел на Леншерра, коротко и внимательно, и кивнул в сторону Хэнка. — Иди. Маркиз потерял дар речи от такого, он даже не смог броситься на кузнеца, когда тот осторожно прижал к себе тело Чарльза, забирая его из рук дворецкого. Но, кажется, ему бы и не позволили, потому что Джеймс шёл следом, как будто оберегая Леншерра от любой помехи; граф Хоулетт кинул на старшего Ксавье спокойный и уверенный взгляд. — У нас нет выбора. Ни выбора, ни времени. Эрик этого уже не слышал. Держа юного графа на руках, он медленно вошёл в озеро, позволяя прохладной воде обнять их обоих, и поплыл в сторону кувшинок, держа голову Чарльза над поверхностью. Волны смыли остатки трав с кровоточащей раны, от которых из-за ливня и так мало что осталось, и, когда кузнец замер у самых зелёных листьев, лежащих на воде плотным покровом, свежий шрам кровил, но оставался чистым. Эрик вгляделся в бледное, безжизненное лицо и ласково обхватил его свободной рукой, второй придерживая графа за пояс. Леншерр наклонился и коснулся губами губ Чарльза, тут же прижимаясь своим лбом к его. — Я люблю тебя, — Эрик шептал, шептал едва слышно, обнимая юношу сильнее и чувствуя, как дождь на его лице смешивается со слезами: лучший кузнец всех окрестных земель не мог их сдержать теперь, когда его любовь была так близко и далеко одновременно. — Пожалуйста, вернись ко мне, пожалуйста, Чарльз… Я больше никогда тебя не оставлю… Дождь ослаб, но не прекратился, продолжая стучать настойчивыми каплями по воде озера и двум телам в нём. Вокруг всё посветлело, кажется, в одну секунду — и на чёрном-чёрном небе показался просвет. Тучи уходили своим грозным войском, уходили с горизонта, кажется, чтобы освободить место солнцу, которое, судя по всему, вот-вот должно было показаться. — Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста… — продолжал шептать Эрик, не видя ничего и никого, забыв обо всех, кто на берегу, забыв о том, что в его руках граф, забыв о том, что маркиз его точно казнит, если ничего не получится… Ему было плевать, так плевать, что он не смог бы это выразить словами. Ничего не имело значения, кроме юноши в его объятиях, ничего не существовало, кроме Чарльза; мир исчез, причём не только для Эрика: и старший Ксавье, и Хэнк, и Джеймс, и Джин, и Эмма — для них всех сейчас был важен один лишь юный граф, находящийся на волоске от страшного забытья. — Я люблю тебя, — кузнец повторил это снова, вдруг наклоняясь и со всей нежностью, на которую был способен, касаясь губами шрама. — Ты прекрасен… весь… Первый луч солнца коснулся их — время вышло… И вдруг, одна за другой, несмотря на продолжающийся дождь, на поверхность воды стали всплывать кувшинки: белые, голубые, розовые — они светились в мягком рассветном сиянии, озаряя озеро, как будто оно само зацветало в эти секунды. Солнце поднималось медленно и царственно, прогоняя тучи, захватывая всё больше неба, и ливень стих, как будто его и не было, но всего этого не мог видеть кузнец, подрагивающий от беззвучных рыданий и отчаянно сжимающий в объятиях юного графа, как не мог он видеть и того, что шрам на груди юноши вдруг затянулся. Эрик замер, чувствуя прикосновение ласковых пальцев к своим волосам, замер, не позволяя себе поверить в это ощущение. Он медленно, боязливо и неловко, поднял голову — и сердце сжалось, пропуская удар, от того, как смотрели небесно-голубые, словно распустившийся прямо напротив них мифический и легендарный цветок папоротника, глаза. — Сэр… — Чарльз улыбался слабо, но счастливо, переполненный любовью и всю её стараясь выразить одним взглядом. — Вы спасли мне жизнь…* * *
— Но где же юный граф со своим избранником? — Должно быть, нашли дела поинтереснее бесед со старыми занудами вроде нас с вами. Ксавье только фыркнул от смеха на возмущённый взгляд своего старого друга, маркиза Хоулетта, который, как и многие другие гости, сейчас гулял по саду особняка, куда перенеслось празднество. Летние гуляния, традиционные для их земель, в этом году поражали своим размахом, маркиз Ксавье разослал приглашения всем, кого знал, ведь его дом посетило великое счастье: Чарльз был спасён и счастлив, а впереди их ждала свадьба. — И что же, — маркиз Хоулетт отпил немного вина, — он действительно свяжет свою судьбу с простым кузнецом? — Не с простым, а со спасшим мне жизнь, милорд, — юный граф вынырнул из-за ближайшего куста гортензии — в сопровождении Леншерра, разумеется. — К тому же, с любимым мной кузнецом. Маркиз несколько опешил, но тут же улыбнулся, кинув короткий взгляд на высокого статного мужчину рядом с Чарльзом. Новенький камзол, украшенный богатой перевязью, шёл Эрику безмерно, и только цвет кожи его лица и рук выдавал в нём простого трудягу, который большую часть жизни провёл в кузне. Хоулетт хотел бы поговорить с ним, узнать, кого юный граф предпочёл его сыну, но молодые люди откланялись почти сразу — и Леншерр исчез, увлекаемый за руку юношей, для которого, казалось, правил просто не существует. — Неудивительно, что Джеймс потерял голову, — маркиз улыбнулся уголками губ, провожая их взглядом, он был даже меньшим консерватором, чем его давний друг. — Чарльз совершенно очарователен. — Думаю, граф Хоулетт скоро захочет с вами поговорить, — Ксавье улыбался — и его улыбка стала шире, когда он услышал, как его собеседник подавился вином, проследив за взглядом маркиза: чуть дальше, в тени высоких кустов, Джеймс премило болтал с Джин, которая безуспешно пыталась сбежать, краснея, но улыбаясь открыто и искренне. Возможно, веселье маркиза Ксавье было бы не так велико, если бы он знал, что за зелёной стеной прямо за его спиной Рейвен, его младшая дочь, целовала простого дворецкого, не оставив Хэнку ни единого шанса для побега. Она слишком долго была вне дома и слишком по нему соскучилась, а, вернувшись и узнав историю с братом, девушка решила, что им теперь ничего не мешает, МакКой же возразить не успел. Да и не хотел, если быть совсем откровенными.* * *
Чарльз провёл ладонью по камню, ловко его огибая, зная, что ему в этом лесу ничего не грозит: ведь прямо за ним шёл Эрик, следя за тем, чтобы граф не сбился с пути. Леншерр учил его этой тропе уже вторую неделю, и юноша делал определённые успехи, камень точно пришёлся ему по душе, что не могло не радовать и не вызывать улыбку каждый раз, когда они тут проходили. Сегодня путь до озера оказался каким-то очень коротким, по крайней мере, Эрик не заметил, как они оказались на берегу. Тут он уже взял Чарльза за руку, зная, что со своей неуёмной прытью граф вполне может оказаться в воде, а камзол было очень жалко: именно в этом, небесном-голубом одеянии он увидел Ксавье впервые и очень дорожил этим воспоминанием. Минуя камни, они пробрались к кусту папоротника, тому самому который зацвёл в утро спасения Чарльза, и каждый раз, когда они возвращались к озеру, граф задерживал дыхание, боясь не найти цветка. Но нет, и сегодня он был здесь: нежный и прекрасный, мерно качающийся над водой. Эрик снял с шеи амулет, который всё это время продолжал носить — на ленте, которую когда-то стянул с волос своего прекрасного графа, и протянул его Ксавье. Чарльз взял его осторожно и, ласково приподняв размашистые ветви-листья папоротника, присел на корточки, свободно и мягко обхватывая лентой основание куста, как сказала сделать Эмма. Колдун исчез, но кто знает, вдруг он объявится снова?.. Ведунье было видение: цветок защищает эти земли от злой магии, но и его надо оберегать, Шоу мог вернуться, всё-таки, он так и не отомстил... Амулет лёг на землю, закреплённый нетугим узлом, и граф сразу выпрямился, делая шаг назад, чтобы попасть в крепкие объятия. — Выполняешь обещание? — Чарльз улыбнулся, накрывая ладони Леншерра своими. — М-м-м? — Ты сказал, что больше никогда меня не оставишь, — Ксавье положил голову на сильное плечо, смотря снизу вверх — и тут же сладко вздрагивая от короткого поцелуя. — У вас есть причины сомневаться во мне, милорд? — Эрик охнул от которого удара локтем и тут же рассмеялся. — Не называй меня так! — Хочу и буду, — Леншерр развернул его к себе лицом, прижимая теснее, медленно наклоняясь к алым, словно маки, губам. — Мой граф, мой лорд… Моя любовь… Чарльз покраснел, но обнял своего любимого кузнеца за шею, отвечая на поцелуй долго и нежно. Цветок папоротника раскачивался на ветру, отражаясь в зеркальной глади озера; не страшны ему были ни дожди, ни бури, ни зной — кажется, он будет цвести вечно. Вечно — как сама любовь.