nutzlos

Лукаш вздрагивает от ночного звонка в дверь — он никого не ждёт, поэтому открывать не собирается. Он возит рукой под подушкой в поисках телефона и, как ни странно, находит его именно там. Вслепую жмёт на экран и жмурится от яркого света — ровно полпервого ночи — поляк трёт заспанные глаза и переворачивается на другой бок в очередной попытке уснуть. В дверь продолжают названивать, кроме того, начинают в неё стучать руками и ногами. Пищек негромко ругается себе под нос и поднимается с кровати, желая набить морду ночному гостю. Он включает в прихожей свет и даже не спрашивая открывает входную дверь. На пороге Марко Ройс. Изрядно выпивший Марко Ройс. От него за версту несёт алкоголем и табаком. У Лукаша едва не начинает кружиться голова от резкого запаха перегара, но он берёт себя в руки и задаёт столь интересующие его вопросы на привычном разговорном немецком: — Какими судьбами, Марко? Ты время видел? Губы Ройса растягиваются в ухмылке, и он делает почти уверенный шаг навстречу поляку, если бы его так отчаянно не качало из стороны в сторону. — Может, впустишь? — грубоватым тоном произносит Марко и хватается за дверной косяк, чтобы удержать равновесие. Поляк мысленно принимает решение и делает шаг назад, пропуская внутрь внезапного гостя; но Ройс не двигается с места: он оглядывает Пищека, подмечая про себя, что на том надеты одни лишь шорты, и добавляет: — Неплохо выглядишь, Лукаш. Тебе я тоже помешал? — Помешал. Люди обычно спят в это время. — Или трахаются. Лукаш не готов к такому ответу — его сонная голова до сих пор слабо соображает, — но он, кажется, наконец-то понимает, что у друга проблемы, как минимум потому, что Ройс никогда раньше не напивался до такого состояния. Он вглядывается в пьяное лицо напротив, замечая тоску и отчаяние в его глазах, а также улавливая немую просьбу о помощи. Пищек резко делает два шага вперёд, становясь вплотную к немцу, и говорит вполголоса: — Предлагаешь себя? Марко молчит, а ухмылка медленно сползает с его губ. Он честно старается не дышать в лицо Лукашу, потому что, даже будучи в таком состоянии, он понимает, что Пищеку не приятно ощущать запах, исходящий от него. Ройс прикрывает глаза от собственного бессилия и уже на периферии сознания чувствует на талии тёплую ладонь, осторожно прижимающую к такому же тёплому телу поляка. Другой рукой Лукаш закрывает входную дверь и выключает свет. Хозяин квартиры доводит гостя до своей спальни, решая, что лучше отдать ему широкую кровать, чем маленький, узкий диван в гостиной, с которого Марко по-любому свалится во сне. Не успевает Пищек толкнуть друга на подушки, как тот резко сгибается пополам и его тошнит прямо на собственную футболку. — Блять, Ройс! — ругается поляк, стягивая грязную одежду со светловолосого и бросая её куда-то в угол комнаты, оставляя друга с голым торсом. Марко нервно прикусывает нижнюю губу и откидывается на спину; немец смотрит из стороны в сторону, избегая ответного осуждающего взгляда, и словно пытается сообразить, что ему следует сказать в сложившейся ситуации. А Лукаш молчит, втайне надеясь, что сон заберёт его друга до утра, потому что предчувствие чего-то нехорошего не покидает поляка. Тишина нервирует, давит. Пищек поправляет подушку, которая вот-вот может упасть, и Марко успевает схватить того за запястье, чтобы сбивчиво прошептать: — Прости, Лукаш, я... — Да забудь, — перебивает его поляк, вырывая руку, — сейчас воды тебе принесу. Марко кивает и прикрывает глаза от усталости, вслушиваясь в шаги за пределами спальни. Когда Пищек возвращается в комнату, то замечает, что друг уже уснул. Облегчённый выдох — и стакан с водой опускается на прикроватный столик. Лукаш решает, что со спящим Марко легче справиться: раздеть, укутать в одеяло и уйти от него в другую комнату, не встретив никакого сопротивления. Руки не дрожат — он уверенным движением расстёгивает ремень на брюках Ройса, зато сердце заходится так быстро, будто он стометровку на скорости пробежал. Стянув одну штанину, Лукаш не упускает шанс воспользоваться моментом: он касается кончиками пальцев икроножных мышц Марко. Ройсу щекотно, он возится на кровати, переворачиваясь на бок, и бормочет что-то сквозь сон — и до слуха Лукаша доходит невнятное «Марио», вгрызается в память и оставляет жирный отпечаток. Пищек понимающе убирает руки, больше не позволяя себе сделать ничего лишнего, и буквально за пару минут раздевает молодого немца, накрывает его тёплым одеялом и выходит из комнаты, осторожно закрывая дверь. Он и так не сделал ничего лишнего, просто он сам оказался лишним в огромном мире Марко Ройса.