Осока.

Кацусиро никогда не жаловался на плохую память. Вот и сейчас, в холодные ночные часы воспоминания приходили к нему, как насмешливые любовницы, прекрасные в своих ласках и убийственные в них же. Воспоминания, которые не должны посещать юношу с добрыми зелёными глазами. Эти глаза вырезали много лет назад, безжалостно и торопливо, словно боялись, что он ещё хоть что-то сможет увидеть взглядом, не замутнённым чувством вины и почти незримым призраком в алом плаще. Радужки потемнели, стали малахитовыми, напоминают пару камешек, упавших на дно проточной реки. Вода обласкала их, сделала идеально круглыми, но не научила ни любить, ни сожалеть. Ничему не научила. Чёртов Камбей! Кацусиро уже не вскакивает ночью от очередного кошмара. Лишь вздрагивает, спешно раскрывает глаза и смотрит в потолок до тех пор, пока страшные картины не отступают. Не бояться его также никто не научил. Поэтому юноша медленно поднимается на постели, первым делом хватает ножны с катаной и только тогда идёт к окну. Садится подле него и дожидается рассвета. Иногда везёт, он просыпается примерно в четыре, пять утра и бодрствовать нужно не так уж и долго. Главное – не засыпать, потому что в период полусна, полуяви в руке отчётливо проступает тяжесть пулемёта. Утром можно вновь отправляться в путь. Новые деревни расстилаются перед ним немыми домами и криком ребятни. Старейшины о нём наслышаны, поэтому зовут его разделить с ними трапезу. Его имя знают немногие. Куда сильнее приклеилась кличка. Суги. Осока. Растение, которое разрежет тебя своими листьями на части. Суги-сан и даже однажды Суги-донна. В последнем случае Кацусиро успевает сбежать раньше, нежели нескладный мальчишка с катаной на поясе договаривает последние звуки. Кацусиро сам редко называет своё имя. Достаточно того, что люди считают его «господином самураем», который спас деревеньку Канну от бандитов вместе со своими бравыми товарищами. Всякий раз в таких разговорах, юноша искренне надеется, что не краснеет. Стыд жжёт щёки и душу. Тогда он вёл себя как последний слабак, так, как никогда не должен вести себя настоящий самурай. Много воды утекло. Много своих шёпотков поведала осока ветру. Камбей бы, наверное, сейчас гордился бы им. Эта призрачная надежда всё ещё живёт в сердце Кацусиро, но, когда юноша выхватывает взглядом из толпы фигуру бывшего учителя, он вспоминает всё. Кьюдзо, пулемётную очередь, свои смешные порывы, и в этот момент в его голове звенит лишь одно. «А вы слышали о самурае Суги?» Самурай Суги у Камбея никогда не учился. Кацусиро вынимает катану из ножен, всё так же не используя в бою последние. Становится в стойку, а в битве стелется по земле, как трава под порывом ветра, уклоняется от вражеских атак и смотрит на противников отрешённо спокойно. Равнодушно. Внутри же всё до сих пор словно режется тонкими листьями. В Канну Кацусиро возвращается каждый год. В один и тот же день. Кирара видела его всего пару раз, Ситиродзи однажды завёл долгую, но весьма приятную беседу. Камбея Кацусиро избегает, а тот его не особо и ищет. Непонятный ветер влечёт молодого самурая всё дальше, прочь от прошлого. В этом году идти в деревню уже совсем не хочется. Кацусиро всё ещё пытается помочь всем, по мере своих сил. Старается быть благородным, честным, настоящим самураем. Но когда он взял в руки катану генерала, он взял под свою ответственность миллионы убитых жизней и продолжил приумножать это число. На горе трупов, омытых чувством вины и ошибками юности, выросла трава. Резкая. Безжалостная. Надломленная на корню. Осока. Кацусиро поправляет ножны с оружием и привычно оглядывается на крик девушки из очередной деревни: «Суги-сан!»