Ты

      Снова на «машине времени» переношусь в нашу первую осень. Встречались мы тогда не так часто, как хотелось бы: ты работала шесть дней в неделю, а в моём графике на воскресенье не всегда выпадал выходной день. Вечера у тебя тоже часто бывали заняты: ты посвящала их собственному музыкальному творчеству и аранжировкам.       Приходилось выкраивать время. По средам и четвергам у тебя в школе с одиннадцати до трёх были «окна», и если мои выходные выпадали на эти дни, мы спешили на короткое свидание.       Обычно ты ждала меня в скверике у нашего любимого кафе; осеннюю прохладу прогоняла чашка капучино с рисунком на пене, согревая наши руки. Опавших листьев в парке становилось всё больше, и они льнули к ногам, а то и неслись следом, как ласковые собачонки. Я набирала их целыми охапками и осыпала тебя с головы до ног. Смеясь и отряхиваясь, ты добродушно ворчала:       — Ну чисто дитё малое...       Но мне иногда хотелось вернуться в детство. Съесть огромную шоколадку, ни с кем не делясь... ну, разве что, с тобой; посмотреть полнометражный мультик, уплетая мороженое из большого ведёрка; прокатиться на карусели, визжа от захватывающего дух и пузырящегося, как газировка, восторга... Или, расстроившись, пореветь в твой шарф, и чтобы никто не говорил, что я, дескать, уже большая девочка. А потом приходилось возвращаться на работу и снова становиться взрослой и серьёзной.       Но с тобой я могла позволить себе впасть в ребячество. Также я могла и покинуть этот суетный мир на время, растворяясь в тёплых волнах твоего голоса и звоне гитарных струн. Моя кровать, до недавних пор несшая на своём терпеливом матрасе тяжесть лишь моего одинокого тела, удивлённо скрипела, когда на неё в порыве взаимного желания падали уже двое. Жёлтый игрушечный утёнок на книжной полке взирал на нас своими пуговичными глазами в немом шоке: а хозяйка-то выросла — гляди-ка, что вытворяет! Порой мне становилось немного не по себе, как будто за нашими взрослыми страстями подглядывало детство. Не выдержав однажды укоризненного утиного взгляда, я выкарабкалась из-под тебя, собираясь отвернуть игрушку клювом в угол.       — Эй, ты куда это сбегаешь? — Едва я встала с кровати, как твоя рука поймала меня за запястье. — Так не честно!       — Я только утёнка отверну к стене, — смущённо призналась я.       — Какого ещё утёнка? — засмеялась ты.       — Вот этого.       Взяв игрушку с полки, я дала её тебе. Твои пальцы нажали на пушистое утиное пузико, и оно издало смешной жалобный писк.       — Хех, ну и чем он тебя так смущает? — усмехнулась ты.       — Он смотрит, как мы... — Я понимала, что это глупо, но ничего не могла с собой поделать.       Ты потёрла утёнка о щёку, зачем-то понюхала у него под хвостом. Я с хохотом свалилась на кровать:       — Ты что, это же утиная задница!       Услышав, что я вернулась в постель, ты прильнула ко мне всем телом. Наши ноги сплелись, а утёнок присоединился к нам — третьим. Я фыркнула:       — Убери птенца, это же растление малолетних!       — А сколько ему лет? — спросила ты, разводя мои ноги в стороны и устраиваясь между ними.       — Он у меня с самого детства, — сказала я. — Лет с пяти-шести, наверно.       Твоё дыхание тепло защекотало мой пупок.       — Ну, значит, не такой уж он и маленький. Успокойся.       — Нет уж, — хмыкнула я. — Ещё пернатых вуайеристов нам тут не хватало. Дай сюда.       Отобрав у тебя утёнка, я сунула его под подушку. Так пушистый подглядыватель и не увидел самого интересного, которое вскоре у нас началось. Возможно, ему были слышны какие-то звуки — вздохи, стоны, скрип кровати, но меня это не беспокоило: главное — больше не было его круглых наглых глаз, пялившихся на нас.       — Ты моя маленькая девочка, — прошептала ты, накрывая мой рот глубоким и нежным поцелуем.       Пару раз мы встречались у тебя на даче: однажды, когда выходной у меня выпал на воскресенье, а потом... Во второй раз мы чуть не спалились перед твоей мамой. Теперь об этом смешно вспомнить, а тогда я реально струхнула от перспективы такого нежданного и незапланированного разоблачения.       Был конец октября — самая унылая часть осени: с холодом, слякотью, утренними заморозками. От яркого наряда на деревьях уже почти ничего не осталось, но нас с тобой это мало огорчало. Мы вообще почти ничего вокруг не замечали, поглощённые друг другом. Для шашлыков на открытом воздухе не подходила погода: дул пронизывающий до костей ледяной ветер, то и дело принимался моросить дождь. Мокрый, почти облетевший сад выглядел уныло, и гораздо приятнее было домашнее тепло и потрескивающий камин.       — Блин, как же быть с шашлыками? — озадачилась ты, почёсывая в затылке.       — Можно сделать их в духовке, — нашла я выход. — Получится ничуть не хуже, чем на мангале.       — А ты умеешь? — спросила ты с сомнением.       — Хех, обижаешь, — хмыкнула я. — Спокойствие, только спокойствие! Угадай, кто лучший в мире специалист по шашлыкам в духовке?!       Ты рассмеялась, сразу став раз в десяток очаровательнее: тебе очень шла улыбка. Как светлый лучик солнца.       — Не знаю... Ты, наверно?       — Не наверно, а точно, — заверила я. — Я и шпажки деревянные захватила — как чувствовала, что на открытом воздухе у нас будет облом.       — Ну, тогда давай, орудуй, — усмехнулась ты. — Доверяю тебе, как лучшему в мире специалисту.       Шашлыки получились на славу. Красное вино вскружило нам головы и согрело, и наши губы сами потянулись друг к другу. Крепкие хмельные поцелуи нанизывались на стержень острого и горячего напряжения, приправленные перчинкой запретности и пропитанные сладкой нежностью. И пусть ветер швырял в окно плети холодного дождя — нам было тепло и уютно вместе под одеялом. Можно было вскрикивать от пронзительного наслаждения, не опасаясь, что услышат соседи за стенкой, и не беспокоясь, что кровать слишком громко скрипит — не услышали бы соседи снизу. Здесь можно было упиваться друг другом и соединяться снова и снова с силой и страстью двух изголодавшихся друг по другу половинок. Глаза были не нужны, и я закрыла их, чтобы чувствовать всё так, как чувствовала ты — пальцами, ладонями, ртом, кожей, обонянием и слухом.       Мой заключительный вскрик прозвучал одновременно с хлопаньем дверцы машины снаружи... Этот звук обрушился на меня, как снежная лавина. Из состояния паралича меня вывели твои тёплые губы:       — Спокойно. Быстро одеваемся и убираем постель.       — К-кто там? — пролепетала я.       — Не пугайся. Это или мама, или Саша, — сказала ты. — Если Саша, то всё в порядке.       У нас было около минуты, чтобы прикинуться невинными овечками. У меня так сильно колотилось сердце, что казалось, его можно было услышать с первого этажа, а одежда валилась из рук. Быстро и коротко вжикнула молния: не успела я моргнуть, как ты была уже в джинсах. Подавая мне пример самообладания, ты натянула свитер и сказала:       — Приведи комнату в порядок, я пока задержу их. Ничего.       — Ага, один за всех и все за одного, — пробормотала я: у меня тряслись пальцы, но при этом доставало духу шутить. Впрочем, это был юмор висельника.       Постель представляла собой поле битвы, изрытое — нет, не воронками от снарядов и гусеницами танков, а следами нежной и страстной борьбы двух тел. Полуодетая, я трясущимися руками расправила простыню, ровно расстелила одеяло и накрыла кровать пледом. Взбив подушки, я принялась торопливо натягивать на себя одежду. Дверь приоткрылась, заставив меня тихо ахнуть.       — Не бойся, это всего лишь я. — Подойдя ко мне, ты успокоительно сжала мои вмиг похолодевшие руки. — Там мама и Саша. Приехали за вареньем.       Под полом дома был обширный погреб для хранения овощей и заготовок. Там стояли ряды банок с вареньем, соленьями, компотом, а в большом деревянном ящике зимовала картошка.       — Пошли, — сказала ты. — Познакомишься с моей семьёй.       — А может, я ту-тут посижу? — заикнулась я. — Пока они не уедут?       — Не дрейфь, всё будет хорошо, — засмеялась ты. — Маме представим тебя как мою подругу, а Саша всё знает обо мне. Так что — выше нос. Веди себя естественно.       Легко сказать — «веди себя естественно»! У меня подкашивались ноги, когда я спускалась по деревянной лестнице, а представ пред светлы очи твоей матери и старшей сестры, я вообще чуть не упала в обморок. Удержаться на ногах мне помогло, очевидно, вино, выпитое нами за шашлыком. Если бы не оно, я вообще не смогла бы расслабиться.       Твоя мама, Наталья Борисовна, оказалась высокой, худощавой женщиной с совершенно седыми волосами, старомодно убранными на затылке в узел. Две изящные пряди с обеих сторон обрамляли высокий выпуклый лоб, а тонкие горделивые брови и правильный прямой нос придавали её лицу аристократичный вид. В молодости она была, вероятно, очень красива, но и сейчас выглядела достойно и походила на какую-то постаревшую киноактрису. Одета она была по-дачному неказисто — в старые джинсы, свитер и тёплый серый жакет.       А твоя сестра сразила бы меня наповал с первого взгляда, если бы моё сердце в тот момент уже не принадлежало тебе. Её прохладные, светло-серые глаза, обрамлённые густыми чёрными ресницами, впились в меня испытующим взглядом, выдержать который мне помогло только твоё присутствие. Баскетбольного роста, стройная, спортивного сложения, она просто подавляла своим уверенным, властным видом... Если бы я пришла на собеседование к такой работодательнице, то, наверно, ушла бы ни с чем — просто из-за того, что выглядела бы полной идиоткой, потерявшей дар речи. По-мужски короткая стрижка подчёркивала силу и энергичность её имиджа, открывая взгляду красивую форму головы и линию шеи. Сначала мне показалось, что её волосы были специально окрашены в пепельно-серебристый цвет, но потом я поняла, что это — ранняя седина. В сочетании с гладким и молодым лицом это смотрелось необычно и стильно. Подчинённые на работе обращались к ней «Александра Евгеньевна», а мне было предложено называть её просто Александрой, поскольку нам посчастливилось познакомиться в неформальной обстановке дачи. О том, чтобы её имя для меня когда-нибудь сократилось до Саши, я тогда и мечтать не могла.       — Мам, Саш, познакомьтесь, — сказала ты. — Моя подруга Лёня.       — Очень приятно, — интеллигентно улыбнулась Наталья Борисовна. — А Лёня — это Елена?       — Алёна, — раскрыла я тайну своего имени. — Но мне больше нравится Лёня.       — Рада с вами познакомиться, Лёнечка, — сказала твоя мама. И добавила со смехом: — Хотя, честно говоря, я уже давно жду не дождусь, когда же Яна познакомит меня не с подругой, а с другом. Это же самое касается и Саши. А то она, понимаете ли, развернула бизнес, а кому она передаст свою империю по наследству — пока неясно.       — Скажешь тоже — «империю», — усмехнулась Александра. И снова пронзила меня сканирующим взглядом из-под тёмных ресниц. Они были от природы такого насыщенного чёрного цвета, что не требовалась и тушь.       Твоя мама оказалась общительной, гостеприимной и приветливой. Она собственноручно заварила чай и угостила нас вишнёвым вареньем без косточек. На фоне её лёгкой, приятной беседы вопросы Александры показались мне настоящим допросом или проверкой на детекторе лжи. Твоя сестра желала знать обо мне всю подноготную: где я живу, какой вуз окончила, кем работаю, кто мои родители.       — А почему вы не стали работать по специальности? — поинтересовалась она, помешивая чай.       — Там требуется слишком много нервов и сил, — призналась я. — Как выяснилось, мне нужно что-то поспокойнее. Да и зарплата учителя в соотношении с нагрузкой в этой профессии — просто насмешка какая-то.       Чопорно оттопырив мизинец, Александра сделала три завершающих круговых движения ложечкой и аккуратно положила её на блюдце.       — Ну, тогда надо было получше определяться с выбором направления учёбы, — сказала она. — Вы ведь учились на бюджетном отделении?       Я кивнула.       — Ну вот, — продолжила твоя сестра. — Получается, государство вас выучило, деньги в ваше образование вложило, готовило из вас специалиста в области педагогики, а от вас отдачи нет.       Всё это я понимала вполне и сама, но что сказать? Странный получался разговор, не слишком приятный. На выручку мне пришла ты.       — Сань, ну не будь такой занудой, а? Не грузи Лёню, тем более, что вы только познакомились. Может, поговорим на другую тему?       — Пожалуйста, — Александра откинулась на спинку стула, со скучающим видом опустив веки. — Предлагай.       Но не успела ты открыть рот, как вмешалась Наталья Борисовна:       — Кстати, по данным соцопроса, шестьдесят процентов россиян работают не по специальности.       — Мам, верить данным соцопросов — то же самое, что всецело уповать на синоптиков, — поморщилась Александра. Она явно обладала собственным мнением по каждому вопросу и не стеснялась это мнение высказывать.       — Яна права, оставим эту тему, — тут же сдалась Наталья Борисовна, по-видимому, не любившая споров. И добавила с блеском энтузиазма в глазах: — Тем более, что тут есть такое замечательное вино. Это вы купили, девочки?       Александра недовольно сдвинула красивые тёмные брови.       — Мам, — проговорила она неодобрительно.       — Да ладно тебе, Саш, — устало махнула рукой Наталья Борисовна, отпив глоток вина и с удовольствием причмокнув. — Это всего лишь лёгкое вино, от одного бокала ничего не будет.       Видимо, у Александры были веские причины быть недовольной энтузиазмом, проявленным матерью при виде вина, но это были уже их сугубо семейные вопросы, при решении которых я не слишком-то горела желанием присутствовать. Чувствовалась неловкость. Ты снова решительно повернула разговор в мирное русло:       — А Лёня приготовила просто потрясные шашлыки. Мы не всё съели, ещё много осталось. Хотите?       — Обожаю шашлык, особенно к вину, — оживилась Наталья Борисовна.       Александра только хмурилась. Не будь она такой потрясающей, я сочла бы её жуткой занудой и постаралась бы в будущем избегать, но тут всё обстояло, похоже, не так просто. По твоим рассказам я знала, сколько она делала для семьи, как заботилась о тебе и практически взвалила на себя роль главы семейства после смерти отца. А ещё я верила, что такие ясные, умные, красивые, пусть и чуть холодные глаза не могли принадлежать плохому человеку. Жёсткому и сильному — да. Дурному — нет.                     — Кажется, ты понравилась маме, — улыбнулась ты, когда мы — уже вдвоём — качались на качелях в каком-то пустом неуютном дворе, пронизываемом всеми ветрами. Точнее, на качелях сидела я, а ты меня раскачивала. Полная мусора, окурков и собачьего дерьма песочница, какие-то железные конструкции для лазания и вышеупомянутые качели — вот и всё подобие детской площадки.       — А твоей сестре, по-моему, не очень, — вздохнула я.       — Фигня, — добродушно усмехнулась ты. — Не бойся её. Сашка только с виду такая суровая, а на самом деле она хорошая.       Я почти завидовала тебе — тому, что ты могла позволить себе называть Александру просто Сашкой — её, состоявшуюся, самодостаточную, не по-женски сильную, неприступно-строгую, властную, решительную и жёсткую. Впрочем, другие, более слабые и мягкотелые, в суровом деловом мире и не выживают. Либо ты сам акула, либо тебя съедят.       — А чего она так на маму смотрела, когда та пила вино? — полюбопытствовала я. — Как Ленин на буржуазию.       — У мамы с алкоголем довольно сложная история отношений, — вздохнула ты. — У неё бывают долгие периоды трезвости, но иногда случаются срывы... Когда умер папа, её даже в больнице откачивали, детоксикацию проводили. Еле с того света вытащили тогда. После инфаркта она старается держать себя в руках. Это трудно... Но пока получается.       — У моего отца такая же история, — проговорила я. — Мда... кажется, у нас с тобой много общего.       Я слезла с качелей, на слегка подкашивающихся ногах подошла к тебе и взяла за руки. Наши губы сблизились и слились в поцелуе посреди безлюдного двора. Ты отвечала, как всегда, искренне и пылко, самозабвенно зажмурив веки — иначе ты и не умела. Краем глаза заметив проходившую мимо женщину в длинном пальто, я и не подумала отрываться от твоих губ. Что-то, правда, ёкнуло в животе, но я назло этому комочку испуга только крепче впилась в твой рот. Пусть эта женщина думает, что хочет. А может, она и ничего не подумала: тебя издалека можно было принять за парня.                     Через несколько дней, выходя после рабочего дня на улицу под проливной дождь, я с досадой поняла, что забыла дома зонтик. Прежде чем шагнуть в наполненное мокрым шлёпаньем и шелестом пространство сумрачной улицы, я пару секунд поколебалась, жалея своё новое пальто, но делать было нечего: до остановки — минута ходьбы. Не сахарная, как говорится, не размокну.       И вдруг над моей головой раскрылся зонт — как чёрные перепончатые крылья дракона. Вздрогнув, я увидела перед собой Александру — в длиннополом чёрном кожаном пальто с широким ремнём. Её шею уютно согревал белый шерстяной шарф, а на голове красовалась стильная чёрная шляпа с узкими полями и шёлковой лентой вокруг тульи. От неожиданности я даже забыла поздороваться.       — Добрый вечер, — сказала Александра. — Прошу прощения за нахальство, но не могли бы вы уделить мне несколько минут за чашкой кофе, Лёня? Наше знакомство началось как-то не очень... приятно. Мне хотелось бы исправить эту ситуацию... И, возможно, ваше мнение обо мне. Для меня это важно.       Она могла не беспокоиться: моё мнение о ней можно было выразить одним словом — «обалденная». Даже то, как она разговаривала со мной в прошлый раз, не испортило этого впечатления. Сегодня же с ней произошла разительная перемена. Я увидела её улыбку — чарующую, светлую, от которой просто перехватывало дыхание, а земля уходила из-под ног.       — Аа... Ээ... — вот и всё, что у меня вышло в ответ. Ну, и ещё: — Гм.       Александра наблюдала моё смущение с этой потрясающей улыбкой, держа надо мной зонтик. Я спохватилась:       — Вы же... эээ... промокнете!       — Тогда пойдёмте скорее в машину, — сказала Александра.       Она просто подавляла своим ростом и зачаровывала. Надо сказать, высокие люди — мой фетиш; рядом с ними я ощущаю себя миниатюрной и хрупкой, и это очень приятное ощущение.       Твоя сестра водила чёрный джип, впечатлявший своими размерами и солидным видом — могучий, как танк. Галантно открыв передо мной дверцу, Александра сказала:       — Прошу.       Её сапоги — высокие, на небольшом широком каблуке, с ремешками и серебристыми пряжками — напоминали сапоги для верховой езды и красиво подчёркивали форму ног. А ноги у Александры были просто божественные — длинные, сильные, изящные.       По странному совпадению она привезла меня в наше с тобой любимое кафе. Оно работало до половины одиннадцатого, и сейчас там было ещё полно посетителей. С минуту мы просто молча пили горячий ароматный напиток. Передо мной стояло пирожное, а Александра кроме чашки кофе ничего себе не взяла. Под внимательным взглядом её светло-серых глаз я просто забыла, как это вообще — производить звуки человеческой речи.       — Я хотела извиниться за прошлый раз, — первой нарушила она неловкое молчание. — Боюсь, я разговаривала с вами жестковато, и у вас могло сложиться обо мне не совсем верное впечатление.       — Понимаю, это была проверка, — улыбнулась я. Дар речи, похоже, понемногу возвращался. — Как тест на стрессоустойчивость.       На лице Александры расцвела ответная улыбка.       — Ну... Отчасти, да.       — Ну, и как я прошла тест? — усмехнулась я.       Взгляд Александры был задумчивым и тёплым. Опустив ресницы, она отпила глоток кофе.       — Если бы вы не были девушкой Яны, я бы сказала, — проговорила она тихо. — Но, с вашего позволения, я лучше промолчу.       Я почувствовала себя так, словно оказалась голой в общественном месте. Да, я помнила — ты говорила, что Александра всё о тебе знает, но всё равно почему-то оказалась к этому не готова. Что-то дотронулось до моего локтя, заставив меня вздрогнуть. Это была рука твоей сестры.       — Всё нормально, Лёнь. Всё хорошо, расслабься, — сказала Александра мягко. И запоздало спросила: — Ведь можно к тебе на «ты»?       — Д-да, конечно, — пробормотала я с запинкой.       Пауза в несколько глотков кофе с пирожным позволила мне немного успокоиться. А Александра вдруг призналась:       — Я сама люблю девушек. Но, конечно, не афиширую. Вот так вот получилось у нас в семье... И я, и Янка. Боюсь, маму это может добить, поэтому она пока ничего не знает. Сейчас ей точно нельзя об этом говорить. Смерть отца, потом инфаркт... Папа очень тяжело умирал, и это вымотало и подкосило её. Она только три месяца назад снова вышла на работу, и у неё с психикой пока не всё стабильно и нормально. Поэтому я и пригласила тебя сегодня — извиниться за нелюбезное обхождение в прошлый раз... ну, и об этом поговорить тоже. Я хотела бы попросить тебя с Яной быть поосторожнее.       — Да, я знаю, — сказала я. — Яна говорила, что у мамы слабое здоровье, и её надо беречь.       — Вот как? Это хорошо, что она говорила, — кивнула Александра. — Но я не была уверена, что ты знаешь это, поэтому извиняюсь за повторение.       — Я понимаю, — вздохнула я. — Мой отец тоже ничего не знает. Но не потому что у него что-то не в порядке со здоровьем или психикой, а просто... он не поймёт этого. Брат — тоже вряд ли. А мне пока не по средствам жить отдельно.       Александра задумчиво потёрла подбородок.       — Хм... В принципе, я могла бы снять для вас двоих квартиру, но ты сама понимаешь... Яська — умница, очень самостоятельная и сильная, но при всём этом она всё же не может обходиться совсем без помощи в быту, и мама просто не поймёт её отъезда. Когда она лежала в больнице с инфарктом, и Яська осталась дома одна, я временно нанимала домработницу, чтобы та помогала по хозяйству. Сама я тогда разрывалась между работой и маминой палатой. А если мама увидит, что ты живёшь с Яной, у неё по поводу всей этой ситуации могут возникнуть вопросы: зачем отдельная квартира, почему именно ты и так далее... Сложно это всё, Лёнь. Честно говоря, я даже пока не знаю, как тут можно помочь. Будем думать, конечно... Но пока пусть всё останется, как есть.       Когда мы вышли на улицу, дождь всё ещё шёл. Мокрый джип Александры блестел в свете уличных фонарей.       — Ну... спасибо за кофе, — начала я было прощаться. — Это было очень любезно с вашей стороны...       — Садись, я подброшу тебя домой, — перебила твоя сестра с усмешкой. — Если уж быть любезной, так до конца.       Ехали мы молча. Из-под сдвинутой набок шляпы Александры серебрился коротко подстриженный висок, на запястье блестели часы... Потрясающая, обалденная. Мужики должны были кусать локти от досады, потому что с ней им ничего не светило. Впечатление она на меня произвела неизгладимое, но после этого разговора о насущных проблемах безжалостный клинок реальности начал прорываться сквозь розовый романтический кокон, в котором я находилась до сих пор. Трудности, о которых я предпочитала пока не думать, встали передо мной во весь рост. При мысли о перспективе наших с тобой отношений на меня наваливалась глухая безысходность и тоска. Скрываться, встречаться урывками, тайком — неужели это всё, что нам предначертано?       Машина остановилась возле моего дома. Капельки дождя на лобовом стекле блестели в свете плафона над крыльцом. Бросив на меня тёплый взгляд, Александра сказала:       — Ну... Удачи тебе. Надеюсь, мы ещё увидимся. Было приятно с тобой познакомиться.       — Мне тоже, — совершенно искренне ответила я, протягивая руку для пожатия.       Этот жест не был с моей стороны вежливой формальностью, а шёл от сердца. Александра светло улыбнулась и вместо рукопожатия, сняв шляпу, поцеловала мою руку, как сделал бы галантный джентльмен. Я смущённо засмеялась.       Поднимаясь по лестнице к своей двери, я ругала себя. Как я могла позволить себе так млеть в присутствии твоей сестры? Будь она даже тысячу раз шикарной и неотразимой, всё равно — какое я имела право блаженно растекаться киселём от одной её улыбки?.. Я считала это почти изменой тебе. Мне не было прощения.       На кухне горел свет: отец пил чай. Я разделась, помыла руки и прошла мимо него к холодильнику. Меня ждал вчерашний борщ.       — Привет, пап.       — Привет от старых штиблет, — усмехнулся он, утерев усы и чмокнув губами. — А с кем это ты приехала на джипе? Я в окно случайно увидел, уж прости.       Опаньки. Хорошо ещё, что мы с Александрой прощались в машине, а не на улице. Иначе как бы я сейчас объясняла отцу её галантный жест? Соображая, что сказать, я достала кастрюлю, налила тарелку супа и поставила в микроволновку разогреваться.       — Встречаешься с кем-то? — поинтересовался между тем отец.       — Н-нет, — поколебавшись, ответила я, пристально наблюдая, как тарелка вращается в печке. — Это с работы... одна знакомая.       — Да ладно, чего там, — хмыкнул отец в усы. — Мы взрослые люди... Рано или поздно ты должна найти себе мужика. Скажи только — не со старым женатиком связалась? А то у твоих ровесников-то на такие тачки бабок ещё нет. Не заработали.       — Нет, пап, я ни с кем не встречаюсь... пока, — сказала я. — Это действительно моя знакомая.       — Ну-ну, — прищурился отец. Видно было, что он не верил мне ни на грош. — Ты взрослый человек, конечно, и у тебя своя голова на плечах, но — смотри у меня... Если всё серьёзно — то ладно, а если так... поматросит и на аборт — нам таких «женихов» даром не надо.       Достав тарелку из микроволновки, я примирительно погладила отца по плечам.       — Пап, ну ладно тебе.       — Ладно-то ладно, — прокряхтел он, вставая из-за стола. — Только думать головой надо, а не причинным местом, вот тогда всё и будет путём.       Закончив на этом воспитательную беседу, отец ушёл, а я осталась сидеть за столом перед тарелкой разогретого супа. Аппетит пропал — видимо, оттого что сладкого наелась в кафе. А может и оттого, что мне до крика, до волчьего воя на луну хотелось убежать из собственного дома — к тебе. Уткнуться в тёплое плечо и ворошить пальцами твои волосы.       А ещё перед глазами, как солнечный блик, стояла улыбка Александры.