Джефф вернулся за полночь после очередного жестокого убийства и тихо проник в дом, на ходу раздеваясь и кидая запачканную толстовку в стиральную машинку в ванной комнате.
Нож с лязгом отлетает, проделав влажную красную дорожку в раковине, и скатывается к сливному отверстию. Парень опирается об её края, медленно переводя взгляд от окровавленных рук выше, и останавливается на собственном отражении в зеркале: оттуда на него презрительно смотрит пара усталых красноватых глаз с неестественно узкими зрачками. Джефф серьезен, а его искусственная улыбка вновь “дала течь” и теперь ноет противной болью.
Сегодня он снова широко улыбался своему делу, и, сходя на хрип в вызубренной фразе, получал экстаз, когда протыкал ножом тело очередной жертвы обстоятельства. После чего, он в безумном припадке, с пеной у рта, оттаскивал её безжизненную оболочку на обочину в канаву, бросая там, словно ненужную игрушку, после чего уходил, чтобы потом вернуться в поисках новой.
Сейчас Вудс стоял и смотрел в бездушные глаза убийцы, ЛИЧНОГО НАЁМНОГО убийцы, который всегда безоговорочно и послушно выполнял работу ЕГО СОБСТВЕННЫМИ руками и еще ни разу не подвёл.
И по ту сторону он видел ни кого иного, как себя: всего в крови и грязи, с озлобленными поблекшими глазами, землистого цвета кожей и вечной улыбкой, от которой сейчас тянулись струйки слюны и крови… растрепанного, мерзкого, изуродованного существа, которого со слезами сотен людей носила на себе земля. Джефф с малолетства видел ЕГО в отражении, и однажды, поборов животный страх перед самим собой, слился с НИМ воедино, став ужасом для кого-то другого...
Теперь его сущность, закатывая глаза, наслаждается ответом на заданный ИМ вопрос, в то время, как жертва, захлебываясь в собственной крови и в надежде на малейшее спасение, твердит в лицо своей смерти, что убийца “конечно же, прекрасен”.
Однако здесь нет другого исхода: он всё равно не отпустит, продолжая сладостно слушать, как умирающий вновь и вновь произносит последние слова в своей жизни В ЕГО ЧЕСТЬ…
На Джеффа с укором смотрит собственное отражение, а тот лишь сильнее вцепляется уже побелевшими пальцами в края раковины и тихо ему шепчет:
— Я… мерзок, я мерзок... но прекрасен… я мерзок и прекрасен...
Слёзы непроизвольно набираются у грубых жженых век. Он с трудом моргает, позволяя каплям скатываться по скулам, напоминая об ужасной улыбке, которой в это время довольно ухмыляется его отражение. Джефф открывает вентиль холодной воды и встает под душ, в истерике смывая с себя биологические останки сегодняшней жертвы. Он скребет нестрижеными ногтями по коже, на которой остаются пылающие царапины. Он старается больше не смотреть в глаза своей сущности. Ему противно от самого себя. Он лишь пытается понять, почему Сэм до сих пор не сбежала. Боится? Или ей уже нечего терять?
***
Саманта лежала у себя в спальне, подавляя сильную мигрень тяжелой музыкой. Впрочем, она всегда предпочитала мрачные треки, потому, что они походили под её образ жизни. Но это был особый случай…
Голова предательски ныла, казалось бы, отдаваясь болью в каждую клеточку её тела. На виски нестерпимо давило изнутри, и накатывала тошнота. В такие моменты девушке всегда хотелось погрузиться в сон хотя бы на пару часов, пока боль не утихнет. К сожалению, даже этот, казалось бы, простой приём сейчас не мог помочь из-за грёбаной бессонницы, что регулярно мучила Сэм. Собственно как и себе, Джефф не позволял Саманте злоупотреблять обезболивающими, а в малых дозах они обычно были бессмысленны.
Трек сменился (Merciful Nuns – Ultraviolet), и тишину в наушниках прервал мягкий гул нижних частот, что сподвигло девушку несколько раз ткнуть на увеличение громкости, в конце концов, установив её на максимум.
***
И вот вода в душе стихла. Он небрежно обернулся в темный махровый халат и прикрыл дверь снаружи, оставив зловещий свежезаточенный нож на раковине в ванной. Джефф проследовал на кухню, чтобы глотнуть воды и отправиться в комнату: он берёт с полки флакон психотропных и закидывает дозу в рот, запивая и морщась от горечи собственной слюны. После, он везде гасит свет и поднимается на второй этаж, толкая пробитую в свое время ножом дверь, и глядит на дремлющую Саманту с порога. Та, почувствовав постороннее присутствие, открывает глаза, дернувшись от неожиданности, и стаскивает наушники, оглядывая его, едва заметный в темноте, силуэт. Вудс, пошатываясь, молча проходит в комнату. Он ложится слева, сгребая её в объятиях, и шмыгает носом, выдавая свою недавнюю истерику. Сэм тут же поворачивается к нему лицом и смотрит в его бесцветные глаза, улавливая пока еще не полностью уравновешенное состояние: на неё уставлен злой холодный взгляд. От восхищения его внешностью у Саманты по спине пробегает холодок.
Тело маньяка сводит мелкой судорогой. Кровь постепенно запекается, стягивая ожившие раны. Он душевно страдает, но держится, насколько позволяет воля. Его безжизненный взгляд постепенно заполняется привычным цветом хмурого неба. На душе у Сэм пляшут черти. Она прижимается к Джеффу крепче, отмечая про себя, что его прикосновения развеяли мигрень. Судороги покидают его, рассеиваясь под действием препарата. Он немного опьянен, что обычно быстро проходит. Саманта потирает его уставшие прохладные плечи, и утыкается лицом в ключицу Вудса.
Он всхлипывает еще раз и прикрывает тяжёлые веки, засыпая чуть раньше Сэм…
