***
У входа её с недовольной миной ждал Кашуу, уже обутый в кроссовки, которые, как и ожидала Имагава, пришлись ему впору. Про себя девушка отметила, что он и вправду напоминал девушку, если не приглядываться особо: прищуриться, закрыть один глаз и отойти на приличное расстояние. Накрашенные ногти, ярко выраженные красивые глаза и тонкие черты лица — вполне женственно, если забыть про угловатую фигуру и относительно широкие плечи. Парень мог бы показаться школьнице весьма симпатичным (а он и казался), но характер у него и впрямь был куда более женский, чем у большинства современных девушек. Мегуми отметила, что Киемицу снял шарф и никакого шрама на шее не было, что навело на две версии: первая — шрамы появляются не обязательно на шее, второе — Киёмицу не привязывался к хозяевам. И последний вариант почему-то казался Имагаве куда более правдоподобным. «Может, стоит почитать про историю этих мечей?.. Чтобы больше никого ненароком не обидеть…» К ним подошёл Ямато, явно чувствовавший себя неловко в слишком обтягивающих (после хакама) джинсах и синтетической футболке. Он то и дело переставлял ноги, оттягивая края эластичной ткани брюк, задумчиво её разглядывая. — Там стоят такие белые туфли, — подсказала ему Мегуми, — с синими полосками. Обуйте их, просто суньте в отверстия ноги. Ещё минуты две Кашуу и Имагава могли наблюдать занимательнейшую картину: любимый меч Окиты Соджи в попытках надеть кроссовки. И если Кашуу уже прошёл этот весьма затруднительный для не привыкших к подобному мечей процесс (и никто не стал тому свидетелем), то Ясусада только начал, чем вызывал периодическое хихиканье со стороны собрата. Наконец Ямато с полным страданий выражением лица стоял перед ними в этих самых кроссовках, благо без шнуровки. Концы шарфа, закинутые за плечи, подмели пол, пока он обувался, и приобрели светло-серый оттенок. От Ямато это не скрылось, и тот принялся заботливо его отряхивать. — Итак, можно отправляться! — преувеличенно весело заявила Мегуми, хватая сумочку с проездным, документами, телефоном и картой Кавадзу. — Вперёд — и не отставайте! Она вышла из дома, выпустила обоих мечей и заперла дверь, после для надёжности перепроверив, работает ли замок. Затем они спустились по широким ступенькам к небольшим красным воротам у выхода из храма, между которыми был протянут широкий канат с бумажными талисманами. Будучи девочкой, Мегуми любила вешать на эту самую верёвочку послания, то к маме с просьбой вернуться, то к богам — на удачу. Эти воспоминания казались сейчас очень не к месту, но почему-то согрели сердце. Перейдя узкую улочку, Мегуми свернула в ещё более узкий проулок, где едва могли пройти два человека бок о бок. Ямато и Кашуу, явно заинтригованные, шли за ней. Конечно, по пути не обошлось без того, что Имагава задела довольно-таки колючий куст и сломала ветку, зацепившуюся за рукав блузки, но девушка уже много лет назад привыкла к такому — всё-таки не даром она всё детство провела в деревне, хоть и не являлась отпетой разбойницей и предпочитала не лазать по деревьям. Каждый угол, каждый проулок — всё это напоминало о детстве, всё отзывалось странной меланхолией, и Мегуми, которая ненавидела это чувство, старалась только ускорить шаг, когда лишние воспоминания нагоняли её. Казалось бы, она не была тут совсем недолго, а вот этот куст розы разросся и поднялся вверх по специальной перегородке, вишня — раскололась на два ствола, видимо, от попадания молнии… Нет. Не думать. Наконец они вышли на более широкую улицу у смотровой площадки, с которой весной туристы любовались Цветущей Сакурой Кавадзу, прославившейся на весь Хонсю. Тротуара не было, поэтому в душе девушка обрадовалась, что оба меча были в как раз предназначенных для подобного похода кроссовках, хотя тут же вспомнила, что самураи спокойно воевали в сандалиях наподобие вьетнамок, так что едва ли мечи восхищались новой обувью. Так как на улице было, в общем-то, раннее утро, они никого не встретили, пока не дошли до новенького — сплошное дерево и стекло — здания библиотеки. Библиотека была всё-таки деревенской, а оттого здание представало небольшим и достаточно просто отделанным с непримечательным входом без козырька. Там было довольно людно, и в основном — люди старшего возраста, пришедшие не столько почитать, сколько обменяться сплетнями, за что их неустанно бранила местная надзирательница, но в конечном счёте всё равно присоединялась к шушуканью. Шагавшую по коридору библиотеки Мегуми сопровождали издевающиеся взгляды, а вот к Кашуу были прикованы заинтересованные взоры, ровно как и к Ямато. Разумеется, болтушка Сарумадо уже разболтала своё разочарование подругам, а те — своим подругам, и вот так родились сплетни о том, как же портят и развращают города местную молодёжь. Девушка старалась не привлекать к себе внимание, однако всё равно краснела и виновато жмурилась, когда ловила на себе совершенно не скрытный взгляд. Да, чем хороши маленькие деревушки — тут все обо всех знают, а городских выскочек просто обожают обсуждать и приукрашать подробностями истории про их нижнее бельё. Впрочем, в конкретном случае Имагавы всё это было не больше, чем глупыми домыслами, но разве кто ей поверит? Мегуми стоически терпела и игнорировала косые взгляды, стараясь не смотреть ни на кого и забиться в самый дальний угол библиотеки, однако Кашуу и Ямато явно интересовались происходящим, и как только Киёмицу расслышал один из вариантов истории про него и Мегуми, он наконец осознал, что его приняли за женщину, посему явно надулся и собирался сказать что-то старушке, но вдруг остановился — на его плече вновь появилась неширокая ладонь Ямато, который покачал головой, словно напоминая о чем-то. Кашуу только хмыкнул, всё же дернув плечом, а затем кинул в сторону Мегуми: — Теперь ты местная знаменитость. Имагава на секунду замерла, остановившись и помотав головой: — По чьей вине? — только и пожала плечами девушка, заворачивая за очередной стеллаж и выдыхая. Она ненавидела внимание к себе и тем более — такое. Не для того она выбивалась в люди и уезжала в столицу, чтобы старушки обсуждали то, как она спит с девушкой после пропажи её отца и до сих пор не обратилась в полицию, когда на самом деле девушка совсем не девушка, и кто бы знал про обстоятельства… Школьница вновь тяжко выдохнула. Сама-то себе она всё хорошо объясняет, но вот старушки едва ли поверят в её историю. Им попросту будет неинтересна такая версия. Вдруг Ясусада остановился прямо между стеллажами, прикрывая словно бы светившиеся в полумраке глаза. Этот участок библиотеки был почти не освещён, только одна тусклая лампочка болталась где-то под потолком. Издалека, со стороны пожарного выхода, тянуло сквозняком, но откуда ему было взяться в такую жару при отсутствии ветра?.. — Не двигайся, — резко схватил Мегуми за плечо Кашуу. Девушка вздрогнула и явно напряглась, переведя взгляд на юношу. — Тут были или сейчас есть аякаши. Только хуже будет. По полу к ним со стороны стеллажа со стихами Мацуо Басё медленно ползла чёрная тень. Ямато резко поднял голову, так быстро, что Мегуми нервно дёрнулась, отчего Кашуу вцепился в неё ещё сильнее, оставляя едва заметные синяки. Девушка же расширила глаза, закусив губу то ли от боли в плече, то ли из-за страха перед увиденным: милые, хоть и с ужасным характером мечи-мальчики — это одно, а ползающие змеями тени — совсем другое. К такому Имагава не была готова, хоть и представляла, что аякаши не выглядят, как герои детских утренников, однако сути это не меняло. Девушка явно была не рада увидеть эту тень и еле сдерживала себя от дрожи в коленках. Да такое только в фильмах ужасов и можно увидеть, но ведь смотреть и чувствовать — совсем разные вещи. Ясусада резко выхватил из в мгновение ока появившихся в его руке ножен меч и вонзил его в пол где-то по середину лезвия. Раздалось тихое шипение, какое обычно бывает при готовке, когда масло капает на разгоряченную сковородку. — Остаточные эманации, — пробормотал Ямато, заставляя утигатану раствориться в воздухе. — И такие сильные… Ещё никогда не видел, чтобы они оставались такими ярко выраженными столь долгий срок. Как будто ловушка… Что такое эманации, Мегуми не знала, но спрашивать не стала, так как не была до конца уверена, хочет ли знать ответ. Однако Имагава поняла точно — если она так испугалась простой «эманации» (а слово её тоже пугало), то что будет, если они натолкнутся на аякаши? И эта мысль не давала девушке покоя. — Если ловушка, значит, она может привести к тому, кто её установил, — Киёмицу отпустил Мегуми и присел на корточки рядом с остатками ауры аякаши. Он дотронулся до потемневшего дерева кончиками наманикюренных пальцев, но тут же отдёрнул руку назад и ударил по тыльной стороне ладони собравшуюся было последовать его примеру Мегуми. Девушка, хоть и боялась этой субстанции, но увидев, как бесстрашно и совершенно не противясь Кашуу потянулся к ней, невольно захотела повторить его действия. — Лучше не надо, если не хочешь окочуриться. Забыла, что было у реки? Имагава убрала руку и поднялась с корточек, разворачиваясь на пятках, и, решительно чеканя шаг, отправляясь куда-то в сторону входа. От неё явно веяло по-детски сильной обидой. Но на самом деле ей срочно нужен был свежий воздух. — Почему ты так зол на неё, Киёмицу-кун? — Ямато с мягкой улыбкой наклонил голову и посмотрел Кашуу в глаза. — Почему-почему… — проворчал парень, быстро опуская взгляд на потемневший от эманаций пол. — Да потому что она не Санива-сан, а пытается быть им! Это… отвратительно. — На твоём месте я бы был добрее к ней. Она изо всех сил хочет найти единственного родного человека. Вот если бы мы могли спасти Окиту-куна, ты бы пытался изо всех сил участвовать в этом? Кашуу нахмурился, вспоминая их давнишний разговор во время миссии в Тоба*. Именно тогда Киёмицу (не без влияния Ямато) впервые задался вопросом, а не правы ли те, кто хочет изменить прошлое? Ведь тогда бы их хозяин мог бы прожить долгую, счастливую жизнь, которую, без сомнения, заслужил, отдав свою силу на защиту страны и того порядка, который считал правильным. Ямато поднял эту тему, однако тогда Кашуу довольно грубо оборвал его, даже оскорбив в какой-то мере. А сейчас, глядя на отчаянно пытающуюся быть полезной в поисках дочь Санивы-сана, он невольно вернулся к этой мысли. — В истории, которую мы пытаемся защитить, нет «бы». Есть только «было» и «будет», — проговорил он наконец, поднимаясь на ноги. — А Санива-сан всё ещё жив. Так что лучше нам как можно скорее найти его.***
— На этот пляж мы часто приходили с отцом, ещё когда мама нас только бросила, — придерживая прихваченную из дома широкополую шляпу, сообщила Мегуми, бочком спускаясь по каменным уступам к волновавшемуся морю. Солоноватый воздух освежал голову и выветривал все ненужные мысли, но, несмотря на это, пейзаж был куда более мрачным, чем обычно. Со стороны Тибы заходили мрачные тёмно-серые, почти чёрные тучи, предвестником которых и была утренняя духота. С моря уже дул довольно-таки сильный ветер, всё норовивший задрать юбку от школьной формы, в которой Имагава до сих пор разгуливала. Эта часть пляжа представляла собой дикую местность, которая не была оборудована для купания и служила в общем-то, если не достопримечательностью, то лучшим местом для игр детей. Пройдя через невысокие, но от этого не менее колючие заросли сорной травы, девушка наконец вышла на небольшой пляжик, засыпанный грубым сероватым песком. — Это место я также отмечала на карте, но не ожидала, что следы от эманаций приведут именно сюда, — сообщила она подоспевшим Ямато и Кашуу тихо и слишком серьёзно. Они спустились прямо к кромке казавшейся прозрачной воды, и девушка не смогла не засмотреться на морскую пену волн, которая поднималась каждый раз, когда нежные линии воды касались берега, вдуваясь, а потом растворяясь где-то в песке. Изгиб берега образовывал уютную бухту, и с севера, и с юга окружённую скалистыми обрывами. Хотя ветер и дул, волн практически не было, и вода лишь чуть-чуть колыхалась, не доставая до ног единственных посетителей этого совсем не людного места. Но любоваться природой совершенно некогда. Ямато и Кашуу были донельзя напряжены в связи с тем, что эманации становились всё сильнее и сильнее — сомнений не могло быть, как минимум один аякаши поблизости, и настроен он крайне враждебно. Мегуми же вновь витала в облаках, вспоминая об отце, о счастливых часах, проведённых на этом пляже рядом с ним. Казалось, это было только вчера, но теперь эти дни отделялись от настоящего целой вечностью… И мысли эти с приближением к аякаши становились лишь сильнее. Пляж закончился, и оставался лишь один выход: взбираться вверх по нешироким уступам. Первым полез Ямато, за ним — Кашуу. Немного поколебавшись и приняв решение, что юбка у неё всё же не настолько короткая, чтобы остаться внизу, Имагава полезла за ними. Потому что одна среди пустынного пляжа в такой нагнетённо-мрачной и тяжёлой обстановке оставаться она не могла. Страшно. Слава Богу, уступ оказался не таким высоким. На самой вершине его была пещера, в которой громко свистел сквозняк. Тучи тем временем уже окончательно застыли над Кавадзу, готовясь вот-вот разверзнуться ливнем, которого измученный жарой городок ждал уже неделю. В вытянутой вперёд руке Ямато сверкнул меч, через мгновение Кашуу последовал его примеру и также материализовал свой клинок. Безоружной Мегуми только и осталось, что встать в воинственную позу, готовясь в любой момент врезать гипотетическому противнику. Но проблема в том, что в рукопашном бою девушка точно не была противником даже первокласснику — сильные и гибкие мышцы не отличались своей массой, а оттого Мегуми не смогла бы нанести настолько сильный удар, чтобы навредить серьёзному врагу. Но, как знать, на что способен адреналин? Из недр пещеры раздался глухой рык, показались на стенах алые отблески и послышались тяжёлые, бухающие шаги. Из-за угла тяжёлой покачивающейся поступью вышел высокий, почти два метра монстр. Его лицо более напоминало череп, выжженный изнутри, обтянутый тонкой белой кожей, из-под самурайских доспехов вырывался костяной хвост, бивший по полу и стенам с такой силой, что в разные стороны разлеталась каменная крошка. В его руках был длинный клинок — судя по всему, тати, — объятый алым пламенем, также переходившим на руки и хвост. Кашуу невольно сделал шаг назад, но меч перед собой в боевой стойке выставил. Ямато пробормотал сквозь сжатые зубы какое-то ругательство и уже вслух произнёс: — Это Тати. Нам надо держаться подальше, эта тварь любит атаковать на расстоянии. Может, Таро-сан или Джиро-сан смогли бы до него достать, а нам остаётся лишь уклоняться. — Почему бы нам не убежать? — задала логичный, со своей точки зрения, вопрос Мегуми, прижимаясь к стене. Она чувствовала себя в безопасности, когда перед ней находилось двое вооружённых юношей, а за ней — стена, из которой, конечно, никто не может появиться. По крайней мере, на это школьница очень надеялась. — Ты хочешь, чтобы он начал крушить деревню? — процедил Киёмицу, готовясь атаковать. Юноша согнул ноги и не отрывал взгляда от врага, из-за чего напомнил мангуста перед нападением на змею: такой же худощавый, такой же нахохлившийся и скалившийся. — Нам проще сдохнуть, чем пытаться убежать. Нельзя ставить людей под угрозу. Аякаши зарычал, выставляя меч перед собой и резко замахиваясь им. Ямато, поняв, что далее медлить уже ни в коем случае нельзя, бросился на него с криком: — Ора-ора-ора! — как будто подобный вопль придал ему храбрости. Кашуу держался чуть позади, но когда Ямато удалось отсечь монстру руку примерно до локтя, также вступил, сначала крадучись зайдя ему за спину. — Сначала финт, — как будто нараспев бормотал он про себя, словно бы повторяя что-то услышанное давным-давно, — потом атака! — и, резко оттолкнувшись от пола, нанёс рубящий удар по плечу, рассекший ветхие доспехи примерно наполовину. Реакция аякаши оказалась неожиданной для всех троих. Вместо того, чтобы контратаковать Ямато или Кашуу, он медленно двинулся к Мегуми, вжавшейся в стену. Тут Кашуу чертыхнулся: его план всучить девчонке хотя бы танто был не выполнен из-за того, что он просто об этом забыл! Мегуми же смотрела на монстра полным ужаса взглядом — отблески огня от аякаши пылали в янтарных глазах, из-за чего последние казались стеклянными. У Имагавы не было оружия, только руки и ноги, а чудовище двигалось ужасно быстро, и вот клинок уже почти у груди девушки, как та уворачивается — так же быстро и просто, как от брошенного ребенком снежка. Однако, казалось, лёгкое движение тут же привело к тому, что девушка задела сталактит, болезненно ойкнув и рванув в сторону: — Не люблю быть мясом! — истерично выкрикнула Мегуми, оборачиваясь, и увидела, что чудовище с разъяренным рыком готовилось прыгнуть на неё и уже занесло меч для удара, как его остановил Кашуу, успевший как раз вовремя. Девушка закусила губы, не зная, как может помочь в этой ситуации: от неё с пустыми руками толка действительно не больше, чем от куска свежего мяса. Поэтому она сделала единственно верный выбор: отпрыгнула ещё дальше, убегая. Однако первое правило утигатан гласило, что нельзя встречаться лицом к лицу с тати — слишком сильный урон от этого меча, а значит… Раздался болезненный рык Киемицу, так как тати соскользнул с его лезвия и вошел достаточно глубоко прямо под ключицу. Имагава явственно слышала хруст и мерзкий хлюпающий звук, из-за чего по спине побежали мурашки. — Что же ты делаешь, идиот! — крикнул Ямато, прыгнув на аякаши со спины, ловко уворачиваясь от его хвоста, но не уследив за рукой — получил по спине, однако смог проткнуть сердце чудовища до того, как тот окончательно перерубил Кашуу. Аякаши издал рык, настолько громкий, что вновь посыпались крошки с потолка, заставив Мегуми тут же вздрогнуть и ожить: — К-кашуу… — робко и тихо произнесла девушка. Монстр быстро обратился в прах, развеявшийся по ветру вместе со своим клинком. Всё закончилось так быстро, что девушка даже не успела перевести дыхание. Сердце колотилось слишком быстро и отдавалось гулом в ушах и шее — вздулась венка и то и дело подрагивала. Киемицу болезненно и неглубоко дышал, сжимая плечо и смотря на лезвие своего меча, но всё ещё стоял на ногах: — Ой, только не говори, что будешь плакать, если я умру, — отшутился Киёмицу, поднимаясь с пола и раздраженно цокая в сторону бледной как смерть Мегуми. Та выглядела явно испуганной, но стоически пыталась улыбнуться, хоть и руки её дрожали, и нижняя губа, и глаза блестели. В мыслях она всё прокручивала то, что её отец не раз сталкивался с этими чудовищами, пока она ходила по клубам и аниме-фестам в Токио. И Кашуу, увидев, как хрупкая девушка надевает на себя маску Санивы, вновь поморщился — нет, это просто ужасно. Как может такое чувствительное существо быть полководцем и воином? — Не смей больше так делать, — Ямато, слегка морщась из-за пореза и синяка на спине, хмурил тонкие брови и грозно смотрел на Кашуу, — или решил в героя поиграть? — Замолчи, хватит учить меня… Арх… — парень явно не был настроен на долгий разговор, учитывая то, как болезненно он поморщился и сильнее сжал плечо. — Нужно возвращаться. Мегуми лишь активно кивала, прижав руки к груди и желая как-то помочь мечам, но Ямато лишь покачал головой, самостоятельно поддерживая Киёмицу и кивая девушке, чтобы та шла вперед, но Имагава мотнула головой, оглядываясь и тут же натыкаясь взглядом на что-то темно-зеленое, лежащее на земле. — Э-это… От отца! — срывающимся голосом шепнула Мегуми, тут же рванув чуть глубже в пещеру на трясущихся ногах и подхватив с пола небольшую повязку, какую отец обычно носил на голове — бандана. — Он точно… его точно забрали тут! Ямато взглянул на дрожащую, словно тонкий клинок от множества ударов, девушку и кивнул: — Сейчас нужно донести этого героя и поухаживать за ним, а то так и сломаться не долго. — Да! — неловко кивнула Мегуми и поспешила за юношами, боясь отойти от них даже на шаг.***
Солнце неумолимо клонилось к закату, выглядывая из небольших просветов между хмурыми тёмно-серыми тучами, когда девушка стояла у приоткрытых сёдзи, наблюдая за тем, как Ямато спорит с Кашуу о чём-то, но никак не могла вникнуть в то, что могло стать причиной их спора. Сейчас Мегуми более-менее успокоилась, но для этого пришлось заварить себе чаю с ромашкой и выпить таблетку для понижения давления. Имагава-младшая теперь могла здраво оценивать ситуацию, а не просто сдерживать рыдания от собственной никчемности и бесполезности. Она чувствовала вину за то, что сейчас Кашуу был ранен. Серьёзно ли? Может ли из-за этого его жизнь быть под угрозой? Мегуми спрятала лицо в ладонях, тяжело дыша. Почему она так бесполезна? Слаба? Сначала это просто уязвляло довольно-таки хрупкую гордость Имагавы, но сейчас под угрозой был, может быть, не самый приятный ей, но всё же человек. Он был тем, кто был дорог отцу и наоборот — Кашуу дорожил отцом. Возможно, это просто случайность, что Мегуми наткнулась именно на этот меч, а возможно, что Такеши того и хотел? — Мегуми-чан, — раздался тихий голос Ямато, — не могла бы ты войти? Девушка удивлённо вскинула голову, вновь выныривая из своих переживаний в реальный мир. Она ожидала, что ей скажут убираться отсюда, но наоборот, Ясусада попросил её о помощи. С замиранием сердца она отодвинула сёдзи и вошла, робко ступая босыми ногами по полу, стараясь даже не дышать. Кашуу лежал на футоне, прикрытый белоснежным одеялом до бёдер. На щеках и скулах алел румянец, по лбу скатывались капельки пота. Он тяжело дышал, порываясь повернуться, но его мягко, но настойчиво удерживал Ямато. — Мне бы очень пригодилась твоя помощь, — обратился Ясусада к Мегуми. — Я пойму, если ты откажешься, но рука человека может пригодиться. — К-конечно, я помогу, — поспешно отозвалась Имагава, опускаясь на колени рядом с Киёмицу, но тут же ожидая подводного камня. Всё же она искренне хотела помочь, а любая искренность наказуема. — Что мне нужно сделать? — Так как мы не люди, хоть и имеем физические тела, обычные лекарства нам не помогут. А вот это — вполне. Он протянул Мегуми мешочек с порошком-утико на длинной палочке. Девушка удивлённо уставилась на инструмент, нерешительно беря его в руку и прокручивая в тонких пальцах — всё же она видела его впервые, хоть и слышала от отца что-то… Просто порошок для протирания лезвия меча… Стоп. Лезвия? А это вполне логично, если учесть, что Кашуу изначально был мечом. — И что мне с этим делать? — Мегуми вопросительно подняла бровь. — Нужен меч Кашуу? — Просто аккуратно проведи по ране, но не сыпь слишком много. Регенерация начнётся сразу же после этого, — Ясусада чуть отступил назад, предоставив Имагаве полную свободу действий. Юноша не хотел сдерживать Кашуу. В своеобразной манере он пытался наладить отношения между девушкой и своим собратом. Всё же Ямато чувствовал свой долг перед Санивой за то, что он теперь свободно мыслит и может заглушить свою боль от потери любимого хозяина как-то иначе, а наблюдение за развитием чьих-то отношений также отвлекало от грызущих за шею мыслей. Девушка мешкала. Имагава боялась приступить к лечению — откровенно боялась, и это было написано на её лице. Всё же Кашуу и в обычном состоянии был с ней довольно груб, так что школьница побаивалась того, что на неё накричат или того хуже — ударят. Но желание искупить свою вину и пойти на уступки ради благой цели пересилило смущение и неудобство. Но как только Мегуми потянулась к казавшейся ей такой страшной ране, её за запястье тут же перехватила бледная рука с кроваво-алыми ногтями. Это резкое движение заставило школьницу вздрогнуть и едва ли не выронить палочку из рук. Чего-то такого она и ожидала, а потому уже приготовилась выслушать гневную тираду в свой адрес. Но, на удивление, этого не произошло. — Н-не надо! — горячно пробормотал меч. Он явно находился на грани забытья, в каком-то бреду, о чем говорили слезащиеся и полуприкрытые глаза. — Не трогай меня! Девушка набралась смелости и решительности, достаточно убедительно проговорив: — К-кашуу… Это для твоего же блага! — Мегуми снова потянулась к ране. Рука Киёмицу ослабла и рухнула на футон, сжимая тонкую простыню, предоставляя девушке возможность наконец дотянуться до раны. Парень что-то шептал, но разобрать слова не представлялось возможным. Кашуу чувствовал себя отвратительно, настолько отвратительно, что позволил девушке ухаживать за собой. Но парень утешал себя тем, что Мегуми не была простушкой и серой мышью — она казалась ему весьма красивой, только вот… ногти она не красила, глаза не подводила, а потому Киёмицу еще больше раздражался. Или всё дело в болезни? Имагава аккуратно провела утико по ране, оставляя едва заметный беловатый след. Любое движение сразу же отзывалось напряжением выделяющихся на худом теле мыщц. Потом Мегуми повторила это действие несколько раз, пока не заметила, что кровь по плечу стала течь гораздо слабее. Кашуу терпел и не открывал глаз. Рана начала медленно, но верно зарастать, и уже начавшие гноиться её края стали возвращаться на прежнее место. Тут её за плечо тронул Ямато, протягивая сухую белую тряпочку. — Протри, утико не должен более попадать внутрь. Мегуми выполнила его наказ, аккуратно стерев порошок и убирая оба приспособления. Кашуу заметно успокоился, нездорово яркий румянец спал, дыхание стало реже и легче. Мегуми облегчённо выдохнула, вставая с колен и направляясь к выходу. От чего-то школьнице стало легче. Она пригодилась. Она исправила ту ошибку, которую допустила и подставила другого под удар из-за собственной беспомощности. Нет, такого школьница больше не допустит. — Спасибо, Мегуми-чан, — мягко произнёс Ямато. — Кашуу больше ничто не угрожает. Сейчас он уснул, а завтра с утра он уже будет на ногах. Имагава кивнула и вышла из комнаты, задвигая сёдзи за собой. Она чувствовала невозможное облегчение: с Киёмицу будет всё в порядке, и более она не чувствовала такую невозможную, ужасную вину за то, что Кашуу пришлось встать под удар из-за её слабости. И если всё плохое неизбежно приводит к хорошему, то… возможно и этот случай поможет ей наладить более дружественные отношения с капризной утигатаной? Как знать…