Сильнее гравитации

      Дебора Марч боялась, но, в то же время, с нетерпением ждала завтрашнего дня.       До рассвета оставались считанные часы, и у нее, как у остальных девятнадцати человек здесь, сна не было ни в одном глазу. Одна и та же мысль не давала им покоя: скоро сюда, в этот ангар, прибудут пришельцы и заберут их собой, на свои странные корабли, так подозрительно похожие на огромные серые летающие тарелки.       Они приземлились пару месяцев назад в маленьком городке Розуэлл в штате Нью-Мексико, США, переполошив всю мировую общественность. Газетчики сходили с ума, правители стран метались из крайности в крайность, не зная, побыть ли им дипломатами с представителями внеземной расы или велеть войскам уничтожить их, как потенциальную угрозу. Инопланетяне же, не сидя на месте, оставили два корабля на месте приземления, в надежде, что жители Земли выйдут на переговоры, а оставшиеся пять начали облетать планету, что-то фотографируя, документируя, беря пробы грунта и повсеместно распространяя вести о том, что они пришли с миром.       Поначалу, конечно, мало кто верил.       Несколько раз в газетах писали, что люди, испуганные внешностью пришельцев, назвавшихся ясперитами, пытались напасть на них, видя в инопланетянах самые настоящие воплощения дьявола. И немудрено — судя по тем данным, что доносились до народа, гости с других планет имели красную, как у натуральной яшмы, кожу, четыре руки и три хвоста, два из которых росли на голове. Многие охотно добавляли им рога, пламя, изрыгаемое изо рта, когти размером с ножи для разделки мяса и много, много чего еще.       Когда же яспериты созвали собрание, пригласив на него представителей стран, участвовавших на Нюрнбергском процессе (и, что иронично, в том же месте), оказалось, что это достаточно тактичные и вежливые существа, бегущие от войны и решившие предложить землянам договор о мире и взаимопомощи. Они настаивали, что для общего блага будет подписать его сейчас, не откладывая на долгие слушания, но их спешка возбудила у людей странные подозрения. Да, в речах пришельцев о том, что в сложившейся на Земле ситуации — по их расчетам — вскорости не избежать Третьей Мировой Войны, было трезвое зерно, а то, что гости готовы предложить не только свою помощь и знания, но и десятерых женщин и мужчин в жены и мужья людям в качестве демонстрации своих мирных намерений, казалось занятным предложением, но… Всегда есть какое-то «но». И в этот раз после торжественной церемонии люди расходились со странным ощущением того, что эти яспериты чего-то недоговаривают.       И вот, Дебора, в числе таких же смельчаков-добровольцев, стояла и ожидала свою судьбу.       Судьба, к слову, оказалась не настолько уж пафосной и помпезной, как они ожидали. Лестницы в небо, разноцветных огней, огромного трапа — всего этого не было. Лишь краткая яркая вспышка — и они переместились на корабль.       К большому удивлению, на месте обнаружилось, что пришельцы успели разделить их, оставив женщин на одной «тарелке», а мужчин перебросив на другую. Дебора повертела головой по сторонам, в священном трепете оглядывая просторное светлое помещение, выполненное в сочетании белых и серых цветов, но, что странно, пустое. Внутри не было ни окон, ни дверей — просто одна большая зала, непомерно просторная для десяти женщин.       Внезапно из пола образовалось гладкое, словно отлитое из молока, кресло, на котором, вся в чисто-белой, не похожей ни на что привычное людям, форме, спокойно сидела такая же человеческая женщина, как и десять перед ней. Поднявшись и сделав неопределенный мах рукой, что, очевидно, означало приветствие, она подошла к гостьям и сказала:       — Как я могу судить, среди вас имеется привычка начинать знакомство с представления себя, — неизвестная говорила четко, медленно, тщательно выговаривая все слова, словно боясь недопониманий. — Мной было взято имя Румер, и я смею надеяться, что вы не будете испытывать дискомфорта, используя его. Если вы все готовы, мне бы хотелось начать распределение немедленно.       — Так скоро? — спросила еще совсем молодая привлекательная девушка с копной кудрявых рыжих волос, стоящая справа от Деборы.       Румер склонила голову набок, как будто не понимая чего-то.       — Если есть какие-то традиции перов, связанные с распределением, то я готова их выслушать и принять соответствующие меры.       Спрашивавшая опешила.       — Мы же вступаем в брак! — воскликнула она. — Разве это не должно быть как-то… — девушка замялась, подыскивая слова, которые бы не обидели инопланетянку. — Иначе? Более торжественно?       — Распределение — чистая формальность, — ответила Румер. — Мы не видим смысла превращать его в подобие праздника. Если вы не против, я начну его прямо сейчас.       Под непонимающие и недовольные перешептывания из пола выплыл невысокий столб, такой же белый, как и все окружение. Дебора даже нашла это в какой-то мере смешным: пришельцы, которые, судя по описаниям, были ярко-красными, почему-то всей душой любили белый цвет. Мысль об этом показалась ей настолько забавной, что она не сдержала улыбки.       Ясперитка тем временем подошла к столбу и указала на него рукой.       — Прошу вас, подходите по одной.       Никто не двинулся с места. В повисшей тишине можно было услышать, как бьется сердце человека, стоящего рядом с тобой, как кровь пульсирует у него в висках и капельки пота стекают со взмокших волос на лоб. Это было мерзкое молчание, напряженное, полное понимания того, что среди десятерых добровольцев не было ни одной по-настоящему готовой сделать первый шаг.       Осознавая, что рано или поздно ей придется пройти незнакомую процедуру, Дебора выступила вперед и, сглотнув, подошла к столбу. Слюна не пошла в горло, застряла где-то на середине, мешая дышать.       — Положите ладонь на поверхность и назовите свое имя, — донесся до нее голос Румер.       На миг замявшись, женщина вытянула вперед руку и коснулась непонятного белого устройства. Оно ответило ей несильным покалыванием, как будто где-то внутри сидел маленький еж.       — Дебора Марч, — она надеялась, что голос не подвел ее, но долго раздумывать над этим не получилось: в следующий же момент ее что-то схватило, потянуло, потащило, и со смесью ужаса и страха до нее дошло, что она растворяется в полу.       Что странно, ее не убили и просто не лишили каким-то особо зловещим образом жизни; нет, таким образом она попала в помещение, напоминающее собой каюту корабля — собственно, раз это был летающий корабль, то название вполне подходило. Как и в прошлой зале, тут совершенно не было мебели или хоть какой-то утвари — по сути, всем отличием было то, что гладкие стены из белого сменили свой цвет на бледно-зеленый. Осмотрев себя, Дебора с удивлением отметила, что ее двубортное платье-фрак, похожее на военный мундир, стало формой, в которой ходила Румер; материя ее была гладкой и хорошо тянулась и создавалось такое чувство, будто на ней нет ни единого шва.       Внезапно женщина обнаружила, что прямо перед ней стоит пришелец, тот самый настоящий ясперит, каким его описывали — огромный, сильно выше ее ростом, с двумя парами мощных рук, скрытых под желтой кофтой с высоким воротом, и тремя хвостами, покрытыми бордовыми, похожими на шрамы, узорами. Колени его были выгнуты назад, как у волка или коня, но больше ничего звериного в его облике она не увидела — ни острых когтей, ни длинных клыков. Если бы не впалый нос и желтые, совершенно лишенные зрачков глаза, то его лицо можно было бы счесть человеческим.       Когда он заговорил, Дебора не могла сказать, что сочла его голос приятным, однако манера речи отнюдь не пугала и даже каким-то неведомым образом настраивала ее на серьезный лад.       — Понимаю, тебе может быть нелегко видеть меня таким, какой я есть, но, могу дать слово, что по окончанию процедуры я приму наиболее удобный для тебя облик, — он вытащил шприц, наполненный чем-то красным, и посмотрел на нее. — Назови любое имя, которым ты готова называть меня.       — Что в шприце? — робко спросила женщина, было собираясь указать на предмет рукой, но тут же одернула себя.       — Твоя кровь, — спокойно ответил ясперит. — Согласно нашим исследованиям, большое количество рас считают нужным выстраивать эмоциональную связь между супругами. Поскольку мы не умеем создавать ее естественным путем, то вынуждены делать это посредством химической реакции, — он посмотрел ей прямо в глаза. — Назови имя.       Дебора опустила взгляд, нервно дергая себя за рукав формы. Как назло, в голове всплывало что угодно, но только не имена — фамилии президентов и военных, места важных сражений и названия каких-то населенных пунктов, частоты радиоволн, и это было ужасно. Наконец, собравшись с мыслями, она подняла взгляд на будущего мужа и произнесла:       — Лэнгдон, — сглотнув, она повторила: — Я хочу, чтобы тебя звали Лэнгдон.       Ясперит кивнул.       — Так тому и быть, — и он ввел иглу себе под кожу.       Медленно на месте укола появилась светящаяся желтым метка, размерами не больше нашивки, которую носила Дебора во время войны, вся состоящая из непрерывно повторяющегося узора. Ясперит глубоко вздохнул, переключил пару кнопок на устройстве, ранее скрытом на его запястье рукавом, и начал меняться.       У него выпрямились ноги и слились руки, кожа с красной выцвела до телесно-бежевой. Исчезли хвосты и появился нос; в глазах стали проявляться белки и зрачки. Конечно, человек, в которого превращался пришелец, не был идеален или даже красив — по виду его Дебора бы сказала, что мужчина старше ее лет на двадцать, если не больше; лоб его пересекала не одна старческая морщина. В местах, где раньше из головы росли хвосты, образовались залысины; тонкие бесцветные губы и нахмуренные широкие брови делали его лицо суровым; то, как ясперит смотрел на нее ныне человеческими глазами, напомнило ей солдат, только-только вернувшихся из горячих точек. Только сейчас она смогла заметить, что одну руку ему заменяет металлический протез, и, не успев сдержать язык за зубами, спросила его об этом.       — Была война, страшная война, — ответил он, подходя к ней и надевая на голову что-то вроде стального обруча, который был и на нем. — Многим досталось куда сильнее, чем мне.       Дебора потупила глаза.       — Я сожалею.       — Не стоит, — спокойно ответил Лэнгдон, снова что-то переключая на устройстве. — В этом не было твоей вины.       Она взяла его за руку, чувствуя, что должна хоть как-то поддержать его, и ясперит сильно удивился, разглядывая переплетение их пальцев. Не понимая, с чем связано подобное, он долго смотрел на новоявленную жену, но, не найдя для себя в ее серых глазах ответа, отвернулся и сказал:       — Мы должны перейти к обучению.       — Какому? — ошарашенно спросила Дебора, подходя ближе к мужу. — Чему я должна научиться?       Лэнгдон покачал головой.       — Не только ты. Я тоже. Мы должны передать вам основные знания о строении Вселенной и населяющих ее народах, собранные нами в пятидесяти республиках Альянса, рассказать о возможности исследования космоса и способах восстановления порядка на вашей планете.       Дебора хмыкнула.       — Что же тогда вы хотите узнать от нас?       — Любые знания ценны. Вы, перы, еще не изучены нами как следует. Традиции, привычки, особенности биологии и социального строя — это стоит узнавать у того, кто жил в этом, а не просто поверхностным исследованием. Мы должны понять, как вы живете, что считаете правильным, а что — нет. Это не будет больно, — заверил он ее. — Просто расслабься.       И в этот момент их закружило в бесконечном потоке данных, быстрее молнии перемещающихся между их разумами, неизвестные слова и понятия бомбардировали женщине мозг, а от количества чисел кружилась голова, но, стоило ей взглянуть в желтые глаза Лэнгдона, как тут же вспоминался его совет, и она в самом деле успокаивалась. Все новые и новые горизонты раскрывались перед ней в режиме реального времени и, когда ясперит решал, что достаточно, из пола образовывалась кровать, на которую он укладывал Дебору спать. После этого приходила Румер и отправляла ее обратно на землю, передавать все это изумленным ученым, военным и прочим людям, даже не ожидавшим, что добровольцы вернутся. Она приходила и уходила, каждый раз мысленно связываясь с мужем и понимая, что за довольно короткий срок он стал ей более чем родным.       Яспериты выразили желание остаться на Земле в том месте, где они высадились, образовать колонию, открытую для посещения людям, приглашали к себе биологов и технологов, чтобы показать им то, что пришельцы смогли привезти с собой. Партия консерваторов в правительстве США была всеми руками против, опасаясь того, что гости из дальних глубин космоса воспользуются ситуацией и заполонят всю страну, но те лишь грустно качали головой и говорили, что больше их уже точно не станет. Инопланетяне постоянно повторяли, что бежали от войны, и вскоре стало ясно, что война пожрала весь остальной их народ.       Это вызывало множество вопросов. Такая высокоразвитая раса, в легкую покоряющая космические пространства, компенсирующая отсутствие большинства свойственных тем же людям чувств и эмоций страстным желанием изучать и обучать и уж точно не обделенная силой, внезапно оказалась повержена, начисто разгромлена, так безжалостно, что смогли спастись только семь летающих кораблей. Много раз приступая к обучению, Дебора пыталась найти в памяти Лэнгдона объяснение этому, но он не просто скрывал — казалось, он начисто стирал воспоминания из своей головы.       Если это женщина еще могла как-то принять, то привыкнуть к рациону ясперитов она заставить себя не научилась. Несмотря на то, что пришельцы вместе с земными биологами установили, что могут в небольших количествах употреблять человеческую пищу, чаще всего они питались насекомыми и тухлыми овощами, заверяя ученых, что любому живому существу правильнее всего есть то, что близко к нему самому по химическому составу. Привезенные же ими семена практически не приживались.       Вскоре Дебора начала понимать, для чего пришельцам были нужны человеческие мужья и жены. Полностью копируя и вставляя в них свои знания, они медленно превращали их в свои копии, которые легко можно было послать к любому правительству или ученым; несмотря на отсутствие практических навыков, люди идеально узнавали всю теоретическую подоплеку, которую могли передать другим. По сути, двадцать добровольцев стали посредниками между обладающими высокими технологиями беженцами и замершей в ожидании человеческой расой. Все, что они передавали, считалось беспрекословной истиной, не требующих подтверждения у самих ясперитов; «Они знают то же, что и мы», — всегда было ответом любопытным.       Но ясперитам было мало уже имеющихся знаний. Добровольцы, не смеющие отказать столь дружелюбным гостям из космических далей, с опаской раздевались и ложились на операционные столы, из-за наркоза не зная, что именно делали с их телами пришельцы. Видимых изменений на себе никто не находил — даже шрамов или следов от уколов, что было крайне странно. Девушки, с которыми Дебора виделась во время кратких обедов в стерильно-белых помещениях, предполагали, что иноземные технологии не оставляют следов, но представить это было невероятно сложно. Сама мисс (или уже миссис?) Марч во время войны работала в военном госпитале и много раз зашивала раны солдатам, когда рабочих рук совсем не хватало. Она не знала такого инструмента, который, разрезав человеческую плоть, сможет вернуть ее в изначальное состояние.       Но яспериты как-то могли это сделать. И, в подтверждение этому, каждый вечер они устраивали долгие допросы добровольцам, чтобы узнать, как они себя чувствуют, не болит ли рука или нога, не сдавливает ли желудок. Пришельцев невероятно интересовала людская репродуктивная система, и даже Дебора, которая, казалось, отвыкла смущаться во время мировой бойни, чувствовала себя неловко, столько раз отвечая на нескромные вопросы инопланетян.       После тяжелого дня, когда уставшая говорить и объяснять Дебора возвращалась в их с Лэнгдоном каюту, пришелец не встречал ее с распростертыми объятиями и не бросался узнавать, как прошла очередная встреча. Он молча подходил к ней, брал за руку и усаживал на возникающую из пола кровать, клал на ее руки свои и показывал странные картины, созданные из одного повторяющегося узора. Он называл их «стереограммы». Когда она долго вглядывалась в них, из бессмысленного нагромождения цветов вдруг возникала объемная картинка, и все остальное вокруг нее просто переставало существовать. Она видела инопланетных диковинных зверей и птиц, растения и строения, а Лэнгдон тихо рассказывал ей о каждом, хотя мог бы просто показать это в своей памяти.       Ей хотелось верить, что он так проявляет свою заботу о ней.       Он рассказывал и показывал Деборе многое, что было в его утраченном доме. Один раз ей даже показалось, что он смеялся, рассказывая древнюю легенду о том, что яспериты произошли от таракана и ящера, сцепившихся вместе, чтобы выбраться из реки расплавленной яшмы. Это звучало очень дико и неправдоподобно, видеть искреннее счастье в его глазах было намного ценнее, чем истина о таких далеких временах.       На корабле яспериты обучали их каждый день по два часа использовать свое оружие, разбирать и собирать простейшие механизмы, способные помочь людям выжить в местах, которые раньше считались непригодными для жизни, перерабатывать окружающие природные ресурсы в полезные для себя вещи. Лэнгдон учил Дебору, как получить воду из песка, и женщина вполне преуспевала в этом. Она не знала, приспособлены ли были ее пальцы для этой задачи или присутствие мужа так помогало сосредоточиться, но женщина делала успехи, и ясперит молчаливо хвалил ее, улыбаясь уголками губ. Дебора не могла сказать, не может он улыбаться или просто не умеет, но иногда изо всех сил хотела научить его этому — если после всего у нее еще оставались силы.       По прошествии года пришельцы решили разделиться, оставив по два корабля в США, СССР и КНР, один переместив в Индию, а последний используя для перелетов между другими странами и материками, а также для планируемых высадок на другие планеты Солнечной системы, когда люди смогут физически подготовиться для подобного. Хотя ясперитов преобладающее большинство все также чуралось, глупо было отрицать, как сильно они помогли. Обещая спасти человечество от Третьей Мировой, инопланетяне сами стали причиной, по которой она не началась — люди сосредоточили все свое внимание на них, чувствуя невозможным устраивать гонку вооружений при наличии тех, кто обогнали их по развитию примерно на несколько столетий.       Но были и те люди, которые не были довольны сложившейся ситуацией.       В одно из возвращений они поймали ее, оглушили, содрали белую форму и принялись бить, охваченные страхом того, что пришельцы решили полностью подмять человечество под себя, загнать его в удобные только им рамки. Те мужчины считали, что так яспериты решили поработить их, но они слишком боялись нападать на самих пришельцев.       Слабая же женщина, в одиночку, под покровом ночи, была куда более примечательной жертвой.       Они били ее. Толкали её. Внутри нее. Она тонула в ужасной боли и крови. Она чувствовала их в своем горле, задыхалась от них, как от яда. Ее ноги онемели от падений. У нее больше не было сил драться. Ножи разделили её связь с реальностью. Она плыла или тонула — не понимала, что именно. Земля обжигала холодом там, где на ней было порвана форма, кусала ее за побитые плечи. Ее лицо горело. Где-то на периферии она почувствовала, как в ней что-то разорвалось, почувствовала, как пошла кровь. Словно не сама осознавая боль.       Хватит, — кричало ее сознание и воспоминания. — Хватит, прошу, хватит, хватит…       Но боль, холод и чужой вес душили эту мольбу, рычали в уши: «Нет, не хватит. Не хватит. Нет.»       В какой-то момент в ее мозгу что-то перещелкнуло, и ощущения девушки резко сошли на нет, оставив место лишь холодному расчету. Это произошло мгновенно, без какой-либо прелюдии: стыд и унижение просто исчезли, сменившись яростным голодом и застилающим глаза безумием, призывающим сражаться, бороться, кусаться и царапаться, выдрать мужчинам глотки и выжрать костный мозг.       Она напала на первого, когда тот еще был в ней, яростно сжимая пальцами ее красные от шлепков ягодицы. Мужчины упустили из виду, что веревка, связывающая ее запястья, давно ослабла, и поэтому тот, что сейчас вдалбливался все быстрее и быстрее, готовясь кончить, не сразу и понял, что произошло, когда что-то чужеродное сомкнулось на его шее. Петля и резкая нехватка воздуха поначалу возбуждали, и он впился ногтями в ее кожу, громко постанывая. Дебора не торопилась, не желая, чтобы у других возникали подозрения. Изощренно мстить насильникам не входило в ее планы; она хотела лишь избавиться от них, покончить разом со всеми, не тратя времени на хитроумных пытки. Что-то звериное пробуждалось внутри нее, что-то инородное, чужое, не свойственное ей, но почему-то не пугающее. Это чувство затуманило ей разум и само начало отдавать телу приказы, что и как ему делать.       Когда второй насильник подошел, тряся членом у ее открытых губ, Дебора краем глаза проследила за оставшимся. Тот, видимо, переутомился, раз у него больше не вставал; он сидел, прислонившись к стене и прикрыв глаза — ей только это и нужно было. Женщине пришлось взять в рот еще раз, и, чувствуя адреналин от опасности ситуации, ей это даже в какой-то мере понравилось.       Но надо было приступать к делу.       Резким движением она затянула удавку так, что мужчина захрипел, и Дебора пожалела, что у нее нет еще одной пары рук, как у ясперитов. Она чувствовала, как он бьет ногами, как пытается сбросить ее с себя, но в этот раз настал его через подчиняться. Она стягивала кольцо веревки так сильно, что у него шея налилась красным; когда у него закатились глаза, она поняла, что насчет этого можно не беспокоиться.       Второй недовольно промычал, когда она вынула изо рта его член, и было протянул руку, чтобы схватить ее за волосы и притянуть обратно, но тут же громко заорал и осел, прикрывая невероятно болевшую от удара мошонку. Дебора презрительно отряхнула руку, вытерла тыльной стороной губы и, бросившись вперед, схватила отложенный насильниками нож. В ее планы входило просто перерезать горло пока не способному сопротивляться мужчине, но тут дернулся третий, встревоженный звуками. Вся охваченная испугом, женщина ринулась на него. Она знала, что надо сделать, она видела его горло перед собой, но ноги подкосились, и лезвие соскочило, пройдясь по груди и застряв в животе.       В этот момент то незнакомое чувство полностью отключило ей мозг.       Ее руки действовали сами по себе, хотя глаза смотрели ровным счетом в никуда, а в голове тупым непониманием отдавался вопрос, почему человек под ней так кричит. Она же ничего не делала! Ее руки делали. Поднимали и опускали нож, снова и снова, не продлевая раны, а расширяя ее дальний край. Она помнила, что хотела убить их быстро. Ей казалось, что, если не удастся попасть в горло, то надо бить в печень. Где же она? Разве не слева? Может, стоит поискать? Почему этот мужчина так кричит? Она всего лишь вытащила его кишки наружу. Она просто хочет найти его печень, для его же блага. Она хочет убить его как можно скорее, чтобы он не мучился. Красный. Красный. Много красного. Плохо пахнет. Воняет. Он не кричит. Умер? Вроде крупный, не должен был так скоро… Сколько времени прошло? Минута? Час? День?       Неожиданно ей смертельно захотелось есть. Дебора вспомнила записи ясперитов о наиболее усваиваемой пище. Она посмотрела под себя и устало поморщилась. Из-под разрезанной кожи болезненно-желтым виднелась прослойка жира, отбивавшая весь аппетит. В нос ударил запах испражнений; женщина нахмурилась и провела пальцами по плоти, под которой чувствовались ребра. Странное ощущение липкого тепла. К этому телу ее больше не тянуло.       А что оставшиеся два? Первый лежал без движения с веревкой на шее, второй крючился на полу от невыносимой боли. Саму ее ноги не держали; она устала, так устала… И еще этот непонятный голод, узлом скручивающий желудок — ей надо утолить, это понятно, но ведь сил ни на что нет…       Помогая себе руками, Дебора подползла к ближайшему мужчине со спины, приподнялась на локтях и, не без дрожи в руках, воткнула нож ему в шею. Он закашлялся, захаркал кровью, и этот его вид, когда вся нижняя половина лица была залита красным, показался ей настолько возбуждающим, что она начала вылизывать ему лицо. Тело насильника сводило предсмертными судорогами, он кашлял и хрипел, отчаянно ловля ртом воздух, а женщина, прикрыв глаза от наслаждения, опустилась к его шее и начала ласкать ее языком. Мысль о том, что можно срезать кожу и тогда крови будет еще больше, показалась Деборе поначалу забавной, но она не смогла отказать себе в удовольствии попробовать. Только чуть-чуть. Совсем немного, ему ничего от этого не будет.       Куда девать кожу? Совсем не хочется убирать ее с пола. К тому же, у нее вообще нет вкуса. Прямо как у куриной. Разве что эта более гладкая — потому что с шеи, верно? Постойте, она все это… Съела?       С подкатившей к горлу тошнотой Дебора осознала, что сидит на уже мертвом человеке и трется половыми губами о его член. Вся ситуация казалась такой жуткой. Неприятной. Мерзкой. Адреналин в ней угас; все, что творила она ранее, всего в нескольких минутах до этого, теперь вызывало лишь желание кричать от ужаса. Обхватив руками голову, она посмотрела в остекленевшие глаза мужчины.       Она убила его.       Она убила их всех.       Лэнгдон много позже говорил, что они нашли ее только по истошным завываниям. Что, когда они пришли, она сидела в самом дальнем углу, под столом, и качалась из стороны в сторону. Они едва смогли ее вытащить; он говорил, что она так сильно прижимала колени к груди, что расцарапала себе всю кожу на голени. Бедный, бедный Лэнгдон: виноват ли он в том, что ему еще предстоит услышать о том, что на самом деле тут произошло?       Дебора заметила, что все яспериты, пришедшие искать ее, приняли свой человеческий облик. Это было так странно — неужели они действительно так беспокоились о том, как будут с ними общаться люди, что решили не пугать их своей истинной формой даже в такой момент? Это было одновременно и продуманно, и до смущающего заботливо; Дебора смутно помнила, что даже нашла в себе силы покраснеть, поняв, что уже долгое время находится в каюте на корабле, полностью продезинфицированная, в новой белой форме, а Лэнгдон сидит рядом и смотрит на нее человеческими глазами. Заметив в ее взгляде осмысленный блеск, он молча поднес к ее губам чашку с какой-то сладко пахнущей и неприятной на вкус жидкостью, от которой вновь потянуло в сон.       Когда она просыпалась от мучивших ее кошмаров и пыталась узнать, что происходит, ясперит тихо говорил, что пока еще рано и ей надо поспать, но почему-то не понимал, что путешествие в земли Нод для нее куда страшнее реальности. Он гладил ее по лбу своими красными человеческими пальцами и обещал, что скоро все наладится, но это «скоро» во снах растягивалось до пределов вечности. Закрывая глаза, она раз за разом проходила события той ужасной ночи, смешавшихся в кучу, как взбитый крем; она уже не видела, где был конец, а где — начало — только сонм образов, волной накрывающий ее с головой и топящий под собой.       Грубые руки, сжимающие ее тело. Жесткие толчки. Ноющая боль между ног. Чужие крики. Ее стоны, застревающие в горле. Опять крики, теперь громче и отчаянней. Ее пальцы, темные от крови, раздвигающие, разрывающие кожу. Что-то влажное, пульсирующее в руках. Вкус плоти во рту. Ее раздирает напополам, хочется убежать, спрятаться, спрятаться, спрятаться…       И видение того, как она, зубами подцепляя куски кожи с пальцев, скачет на члене истекающего кровью трупа.       В очередной раз очнувшись в холодном поту, Дебора схватила сидевшего подле нее мужа за запястье протеза и из последних сил прошипела, чтобы он больше никогда не примерял на себя человеческий облик. Лэнгдон удивленно вскинул брови, не уверенный, что правильно ее понял. Она продолжала повторять, каждый раз все тверже и строже, только чтобы понять, что он давно уже такой, каким и должен быть. Три ярко-красных руки и одна холодная, серая, притянули ее к груди ясперита, и женщина едва успела подавить в себе испуганное желание отпрянуть, оттолкнуть, пойти и спрятаться там, где никто-никто не сделает ей больно.       Желтая, непонятная ей материя его рабочей кофты была такой успокаивающе-шероховатой, как легкое одеяло. Лэнгдон снова повторял, что никогда ее не оставит и скоро все наладится, и с каждым его словом Деборе все сильнее хотелось расплакаться, да только слезы никак не шли. Она уткнулась лицом в плечо мужа и, обняв его за шею, прикрыла глаза.       После долгого молчания она, не поднимая головы, ровным голосом сказала:       — Приведи остальных. Мне нужно сказать кое-что важное.       Она почувствовала, как напряглись руки ясперита на ее спине, но он не стал возражать и, мягко положив жену обратно на кровать, вышел из каюты.       Многих выдернули прямо с обучения. Пару пришельцев прилетели с других концов Земли, бросив все свои дела. Множество существ, включая ее мужа, стояли, непонимающе глядя на нее. С большим усилием сев на кровати до их прихода, Дебора, убедившись, что все на месте и готовы ее слушать, объявила:       — Вы все в курсе того, что со мной произошло. Но можете не знать, чем именно руководствовались те… — она замялась, сглатывая неприятные ощущения. — Люди. Они боятся вас и нас заодно, потому что мы неразлучны. Спешка, с которой был подписан мирный договор, у многих вызвала подозрения, что тут что-то нечисто. Многим не нравится, как сильно вы влияете на нас. Большое количество людей хорошо помнят, как началась Вторая Мировая и сколько боли она принесла всем нам. Те, кто не хотят ее повторения, готовы пойти на все, лишь бы обезопасить себя. Поэтому, прошу, если вы действительно не желаете нам зла, объяснитесь, чтобы хотя бы мы знали всю правду.       Яспериты обменялись взглядами, пытаясь в чужих глазах прочесть ответ на то, как им поступить дальше. По напряжению, повисшему в воздухе, чувствовалось, что пришельцев сильно беспокоит сложившаяся ситуация; они явно рисковали чем-то, раз так долго отмалчивались, не решаясь даже на шепот. Наконец, тот, кто взял имя Мервин, выступил вперед и сказал:       — Мы понимаем ваше беспокойство и не можем осуждать за него. Но, как бы жестоко это не звучало, мы должны были так поступить, иначе вас ждало бы именно то, чего вы так опасаетесь.       Среди землян возникло некоторое беспокойство; послышались мольбы и требования рассказать, в чем именно состоит дело. Ясперит, сильно нахмурившись, поднял обе пары рук к воздух, призывая к молчанию, и продолжил:       — Причина нашей спешки — хашины из милитократического государства Сулитенг, безнаказанно путешествующие по всей галактике и захватывающей целые народы, чтобы выявить, пригодны ли они на службу в их рядах. Мы заключили с ними пакт о ненападении, который был им только на руку: обязавшись не трогать республики, входящие в Альянс, они с легкостью находят отдаленные системы и там устраивают свой, как вы выражаетесь, пир стервятников. Поняв, какую ужасную ошибку совершили, мы поспешили мобилизировать все наши колонии и послать их на освоение новых планет. Нашей целью не было расширение границ Альянса — нет, мы просто хотим вытеснить хашинов на их территорию, прекратить их набеги и заручиться как можно большим числом возможных союзников.       — Но почему не дать нам помочь вам? — спросил кто-то из мужчин; Дебора не могла разглядеть его лица в толпе. — У нас есть оружие и солдаты; сокрушим захватчиков — и опасность минует нас стороной!       Мервин тяжело и горько вздохнул.       — Это мы слышим из раза в раз в каждом новом союзном государстве. Но мы не можем поступить так, — в толпе послышались выкрики возражения, но ясперит прервал их. — Не можем! Мы уже делали так — и что? Они стали нападать на нас в открытую; развязалась война. Наши технологии были лучше и совершеннее их, но они превосходили их числом. Долгое время мы сражались на равных, терпя как победы, так и сокрушительные поражения. В одном из них мы потеряли Горизонт, нашу боевую космическую станцию. Хашины направили ее на нашу планету и заставили работать на максимальной мощности, взорвав как наш дом, так и сам Горизонт. Это и стало переломным событием в войне. Мы оказались деморализованы, отрезаны от ресурсов, и наше поражение оказалось неминуемым. Командование приказало отступить и вернуться к изначальной миссии, но для хашинов теперь стояла цель изничтожить нас до конца… Поэтому мы бежали, улетали как можно дальше, пока не нашли систему, дальше которой заходить было бы опасно — у нас кончались запасы топлива и пищи. Солнечную систему. Для вашего же блага мы сохранили это в тайне, дали вам возможность свыкнуться с мыслью, что вы не одни во Вселенной, беспокоясь лишь о том, чтобы вы как можно скорее попали под защитное крыло Альянса. Нам не было важно ничего, кроме этого.       Повисла напряженная тишина. Угроза, ранее бывшая только в виде тревожных мыслей и странных недомолвок, теперь стала ощутимой, словно ее призрак неизвестным образом проник в каюту и стоял, насмехаясь надо всеми. На этот раз был черед людей решать, как же отреагировать на подобное заявление. Фактически, на плечи двадцати человек легло тяжелое бремя ответственности за будущее миллионов, а то и миллиардов людей — как же спокойно выдержать подобное.       Дебора, мрачнее грозовой тучи, приподнялась на подушках и, обняв руками живот, взяла на себя слово. Она смотрела на людей и пришельцев, но видела лишь расплывшуюся бело-красную массу, в которой одним-единственным четким пятном виднелись серьезные глаза Лэнгдона.       — Мы понимаем, — заявила она, чувствуя в себе необъяснимую смелость говорить от лица остальных сограждан. — И принимаем вашу позицию.       — Что вы намерены делать? — спросила из левого угла Румер.       Дебора повернула к ней голову; в люминесцентном свете круги под глазами женщины приобрели форму пугающей коричневой бабочки, во всю ширь раскрывшей свои крылья.       — Пускай люди остаются в счастливом неведении, — ответила она. — Пусть живут и умирают на родной земле, перенимают знания и учатся общению с вами; пусть начнут постигать искусство войны не только со знакомым ему противником, но и с внеземной угрозой. Они должны научиться быть сильнее. Их не должны застигнуть врасплох, как это уже было. И, если опасность будет неминуема, откройте им всю правду, — она обернулась к Мервину и Лэнгдону. — А до тех пор мы будем хранить молчание и, в случае необходимости, обороняться. Даже если противники — такие же, люди, как мы.       Ясперит кивнул, с облегчением понимая, что хотя бы эта контрольная группа вняла их позиции и не намерена вмешиваться в их отлаженный процесс. Заметив, как серые глаза Деборы заволакивает стеклом, и женщина едва держится, чтобы не свалиться на бок, он тактично дал знак Лэнгдону и объявил, что на этом все могут покинуть помещение.       Много после того, как их оставили вдвоем в теперь кажущейся непомерно огромной каюте, Лэнгдон, обнимая жену, позволил себе бережно поцеловать ее в висок. Он не мог точно сказать, оправилась ли она после того, как над ней надругались, или сможет ли оправиться от этого вообще, но то, что женщина сделала тогда, при всех, вызвало его искреннее восхищение. Ясперит обхватил ее четырьмя руками, прижал к себе, качая, как мать убаюкивает дитя, и не понимая, что ему нужно сделать, чтобы она почувствовала себя лучше.       Он сказал, что это было очень смело с ее стороны. Запечатанная в собственной прострации, Дебора отчаянно жалела, что не сдержала язык за зубами.       Он сказал, что гордится ей. Женщина подняла руку и тыльной стороной ладони погладила мужа по шее от подбородка до ключицы и обратно. Ей ужасно хотелось заплакать, но слезы не шли, высохли, жгли изнутри глаза, причиняя боль скорее душевную, чем физическую. Не стоит ей гордиться. В будущем окажется, что это она всех подвела.       Он сказал, что виноват перед ней. За то, что не объяснил сути их экспериментов с телами добровольцев, чересчур рискованные попытки хирургическим путем сделать людей сильнее, посмотреть, смогут ли они, в состоянии крайнего измождения, открыть в себе второе дыхание, как могли яспериты. Они поставили над всеми ними смелый опыт, который должен был раскрыться иначе, намного мягче для подопытных, но вышло… Дебора хмыкнула и покачала головой, не зная, какие еще тайны теперь хранит ее тело.       Он сказал, что любит ее. Она вымученно улыбнулась, разглядывая белые рукава своей формы. Помнится, в детстве, когда она была той излишне романтичной девочкой, она мечтала о дне, когда какой-нибудь мужчина произнесет эти слова. Дебора горько усмехнулась и положила голову на плечо Лэнгдону. Да, не так она себе это представляла — в каюте инопланетного корабля, с пришельцем, называющим себя ее мужем, чья кожа цвета красной яшмы, через некоторое время после того, как она самолично решила судьбу целой планеты.       Но, глядя в эти желтые, похожие на гладкие камни, глаза, ей думалось, что ничего в мире не принесет ей больше покоя, чем эти объятия, такие неожиданно теплые, даже несмотря на то, что одна из рук являлась протезом. Ясперит не был прекрасным принцем или идеалом мужчины, однако он оказался тем, с кем ей действительно хотелось разделить остаток своей жизни.       Дебора Марч боялась, но, в то же время, с нетерпением ждала завтрашнего дня.