That's all.

Идет дождь. Все стоят в черном. Ни у кого в глазах нет ни слезы, потому что им все равно. Все равно что его убили еще юным. Все равно что он их всех любил, но не мог это никак показать. В ушах звенит лишь те ужасные слова: «Его больше нет. Мои соболезнования». Зачем мне ваши соболезнования, если его больше не вернуть. Моего Микки. Он был для меня всем и если бы не эта гребаная болезнь. Если бы не эта гребаная биполярка! Я бы все исправил. Я бы не дал ему уйти. Я бы сам убил эту гребаную Сэмми. Я бы сам сел, вместо Микки. Его бы тогда не убили. Лучше бы меня!.., но не его. Это так больно осознавать, что тот, кого ты любил, больше нет рядом. Что ты больше не услышишь его голос, не услышишь его пронзительный смех. Это так больно. Микки убили в тюрьме. Причину нам не сказали. Может там случилась какая-нибудь потасовка. А может он просто не на того наехал. Незаметно для всех я улыбаюсь своим мыслям. В голову начали лезть наши с ним моменты. Как я пришел к нему за пистолетом Кеша, как тогда же у нас был первый раз. Как не хотел, чтобы меня забрали в дурку. Знаю, звучит странно, но это было довольно-таки мило. Как он приезжал, навещал меня в психушке, а я не мог с ним поговорить из-за этих гребаных препаратов. Я видел как ему было больно, видеть меня таким, и я до сих пор себя виню за каждый свой гребаный не обдуманный поступок, который заставил его страдать. Мой Микки. Мой парень из Гетто, которого я полюбил всем сердцем. Помню, как он пришел ко мне в магазин и сказал что между нами все кончено, что я для него лишь давалка. Мне было от этого так больно, но лишь сейчас я понимаю, что он хотел лишь огородится от будущей боли. От всего этого. Помню, как он на крестинах Евгения всем признался. Никогда этого не забуду. Как потом завязалась потасовка. Как он добил своего отца, сказав как ему нравится со мной трахаться. От таких воспоминаний у меня начинает болеть сердце и щипать в глазах. Помню, как спустя несколько дней после моего освобождения из дурки он пришел, сказав лишь «Извини. Я припозднился», до этого я думал что между нами все кончено, но он пришел. Он все исправил. Светлана начинает говорить прощальные слова, держа на руках малыша — Евгения. — Он был моим мужем. Отцом моего ребенка. И знаете что, он заслужил смерти. Он ни разу мне не помог с ребенком. С его стороны это подло. Но я благодарна ему за Евгения. Так что, пусть земля ему будет пухом и все такое. — он небрежно кидает горсть земли на его могилу. От ее слов меня всего перекосило. Как так можно говорить?! Все эти равнодушные взгляды. Как же они меня раздражают. Могли бы не приходить! — Он был моим сыном. Он был педиком. Увы, я не смог из него все это выбить. Видать, в детстве ему сильнее чем надо вмазал. Но он мне подарил внука. Надеюсь, ему не передадутся эти гейские гены. — он так же небрежно кидает землю на гроб. Господи, да что с этими людьми не так? Я еле себя сдерживаю чтобы остаться стоять на месте. Сжимаю и разжимаю кулаки. Ко мне подходит Фиона. — Скажешь что-нибудь? — Нет. Потом. Мало людей подошло проститься, большинство только из-за бухла, которое позже будет. После кладбища все соберутся в «Алиби» и нажрутся до беспамятства. Все уже потихоньку расходятся, бросив мимолетный взгляд на памятник, равнодушно покидают кладбище. Уже почти все разошлись, а я все стою и не могу пошевелиться с места. Осталась только Мэнди. Она подходит ко мне и заключает в свои объятия.Походу, только нам двоим не безразличен Микки. Я чувствую, как моя рубашка пропитывается слезами Мэнди. Не могу подобрать ободряющих слов, не в этой ситуации. Я просто поглаживаю ее по голове. Одинокая слеза скатилась по щеке. Терпеть уже незачем. Все все равно. Мэнди окликает Кеньята, смотря на меня угрожающим взглядом. Мэнди размыкает руки и быстро вытерев подтекшую тушь, разворачивается и уходит. Я остаюсь один. — Ты был для меня всем. И я благодарен тебе, что ты обворовывал именно тот магазин, где работал я. Да, звучит странно, но я благодарен тебе за то, что ты забрал пистолет у Кэша. Ведь если бы ты этого не сделал, возможно бы наше общение так и не началось бы. Ты был именно тем, кто вытягивал мою задницу из передряг. Например, в том клубе. Ты хотел убить мою сестру. Да, сводную, но сестру. Хотел убить Фрэнка. И это не сравниться с тем, какую я боль тебе принес, бросив тебя. Прости. Прости меня. — слезы сами ручьями текут по моим щекам, капая на без того мокрую землю от дождя. — Я каждый раз, перед тем как закрыть глаза представляю твой образ. Как ты ревновал. На тебя ревнующего можно смотреть вечно, ты знал? — дождь все успокаивался, а я улыбался сквозь слезы оттого какими прекрасными были наши моменты. Наши. И не чьи другие. — Я люблю тебя, Мик. И всегда любил. И буду любить тебе до конца жизнь. Ведь больше мне никого не надо. Я встаю и иду в сторону выхода. Слезы текут, но у меня нет сил чтобы их остановить. Нет сил ни на что. Я просто еле переставляю ноги. Еле как дохожу до дома, а там и до комнаты. В грязной одежде, от дождя и земли, я падаю на кровать и просто смотрю в стену. Я не вынесу без него. Я не смогу. Мне надо поспать, просто уснуть. Я проснусь, а рядом будет лежать Микки, как раньше. Он будет меня обнимать и защищать от окружающего мира. И я буду не против. От моральной усталости я сразу же погружаюсь в сон. Мне снится Микки. Мы с ним лежим в одной постели, у нас только что была бурная ночка. Еле как отдышавшись, я чувствую, как кто-то меня зовет. Я встаю и из-за темноты в комнате ничего не вижу. Иду о памяти. Вдруг, все становится светлым и я вижу перед собой Микки. Он держит на руках ребенка. Микки подходит ко мне и нежно целует. Боже, как я скучал по нашим поцелуям. Тут он резко отстраняется и говорит: — Живи дальше, Йен. Ты справишься. Ты сильный. — и он растворяется. Все проясняется, и я понимаю что это был сон. Всего лишь сон, но во мне все затрепетало. Вспомнив ужас прошедшего дня, мне становится невыносимо больно. Я наспех одеваю первую попавшеюся одежду и бегу на кладбище. Понимаю, что гроб уже закопали. Становится невыносимо больно. Почему именно он, почем не я?! Достаю из внутреннего кармана куртки пистолет и подношу к виску. Зажмуриваю глаза и понимаю, что не могу этого сделать. Открываю глаза и вижу перед собой Микки. Он стоит передо мной и осуждающе смотрит. Нет, я не могу жить без него. Я этого просто не вынесу. Быстро подношу курок к виску и стреляю. Чувствую неимоверную боль, а потом облегчение. *** Я вижу Микки. И у него на руках тот же ребенок. Он отдает мне ребенка, а потом обнимает. Вокруг все белое. — Пошли за мной. — говорит Мик. И я иду. Не спрашиваю куда. Мне все равно куда. Главное что с ним.