все ещё

Влюбиться в Митю — совершенно особое чувство. Оно ощущается почти как погружение в воду: Никита оборачивается осторожно, смотрит прямо в глаза, но Митя, стоящий на берегу, ничего не говорит и не показывает, так что Никита просто позволяет себе выдохнуть и закрыть глаза. Под его закрытыми веками расцветает новый мир. Они ни в чём не клянутся, ничего не обещают и ничего не говорят (об этом),, но Никита всё ещё ясно ощущает, как пена морского прибоя мягко касается его пальцев, даря свободу сделать шаг назад и всё прекратить. Но он делает шаг вперёд. И внезапно его ладони касаются подушечки пальцев Мити, осторожно и до сих пор неуверенно, но Никита не позволяет себе отступить. Под его закрытыми веками танцуют летние деньки. У Мити яркие улыбки, глубокая история и горящий под кожей интерес к жизни — настолько нелепо-притягивающий, что Никита горит. Он не знает, что это. Он решает, что ещё один шаг вглубь океана ничего не изменит. Солёная вода омывает его щиколотки, и ладонь Мити теперь цепляется за него сильнее. Они дарят друг другу улыбки. Мир внутри тонет в солнечном свете и нелепых диалогах, а искусство кажется единственным, что их объединяет, но оно объединяет их настолько, что мир вокруг для них блекнет. Никита делает глоток воздуха, цветёт улыбкой и, смыкая свою ладонь вокруг ладони Мити в ответ, идёт вглубь морской глади. Митя улыбается теперь ему особенной улыбкой, делится советами и мнением и задерживается у него слишком часто — но это всё ещё не кажется странным, это чувствуется уютным и правильным. Никита танцует внутри себя и ловит нити вдохновения. Шаги вглубь воды теперь кажутся как никогда необходимыми. Митя идёт следом, всё ещё внимательно следя за Никитой, и теперь вода касается их ладоней, приятно лаская своим теплом. Они делятся друг с другом музой. Они становятся вдохновением друг для друга, и щёки Мити краснеют слишком часто, а улыбки у него самого появляются так слишком часто, что щёки начинают болеть. Морская вода тянет его к себе, и Никита знает, что пути назад больше нет, иначе боль в ранах расцветёт настолько глубоким алым, что невозможно будет стерпеть. Он скользит по песку дальше, даже не обращая внимания, насколько далеко ушёл от берега. И Митя слепо идёт за ним. «Что ты делаешь», — хочется спросить Никите. «Я могу сделать тебе больно», — хочется прошептать Никите. «Пожалуйста, не доверяй мне так сильно», — хочется начать умолять Никите. Митя делает шаг следующим, так что теперь вода почти достаёт Никите до груди. Они ходят друг с другом на выставки. В рестораны, театры, на премьеры фильмов, снимают вместе квартиру и иногда позволяют своим ладоням коснуться друг друга. Это что-то побольше физического, понимает Митя. Это что-то возвышенней земного, мягко диктует Никита. Он разрешает волнам накрыть себя с головой. Вода заполняет рот и нос, соль жжёт и заставляет кашлять, но он позволяет ей попасть внутрь, позволяет Мите нырнуть следом, позволяет лучам солнца трепать его сквозь закрытые веки. «Не надо», — качает головой Митя. «Жертв и так достаточно», — касается он плеча Никиты. «Открой глаза», — позволяет Митя им вынырнуть, молча прося. И Никита открывает. Мир внутри всё ещё цветёт лавандой и их домашним теплом, мир внутри всё ещё сияет солнечным светом, мир внутри всё ещё полон их чувств. Но в мире снаружи Митя целует его, впервые и с привкусом соли, в мире снаружи они так же держатся за руки, мир снаружи накрывает их с головой т о ж е. Они закрывают глаза и тонут в океане, больше не различая миров, потому что те сливаются в одно целое. Всё в порядке.