Цена счастья

Девушка сидела на скамейке в парке. Ветер раздувал её светлые волосы на ветру. Её можно было бы назвать красивой, если бы не затуманенные ненавистью глаза. К ней подсел совсем молодой парень, с такими же светлыми волосами и серыми, ледяными, словно сталь, глазами. — И что мы будем делать? — Не мешай, я думаю. Девушка наморщила лоб, явно испытывая негодование за то, что её прервали. — Кирэлайн, не проще ли их всех убить сразу? — Нет, Джо, они виноваты в том, что мы оказались в таком положении. — Кирэлайн, ты помешана на плане мести. — Ты что, забыл, Джо, что из-за них мы с тобой остались одни, совсем одни, и они за это заплатят! Парень встал и, ничего не сказав своей старшей сестре, ушёл. Девушка продолжала сидеть. — Так, второй враг почти уничтожен, пора приниматься за четвёртую, третьего оставим на конец. Спустя ещё месяц (Китнисс на шестом месяце беременности). Сегодня я проснулась в десять утра. Для меня это очень рано, с малышом я стала спать до обеда. Теперь мой живот не просто круглый, а большой. Ко всем неприятностям прибавилась ещё боль в спине, только этого мне не хватало. Я очень скучала по лесу, по охоте. Я давно не охотилась. Пит с Хеймитчем сговорились и не под каким предлогом не хотели меня пускать в лес. Боялись, что со мной что-то может случиться, упаду, например, и что-то себе сломаю. Я ж беременная, а не смертельно больная. Я несколько лет до Игр охотилась, да и после них, и ничего, живая осталась. А тут вдруг сломаю себе что-то. Ну, стала я немного неуклюжей, так это ж в последнее время и только потому, что мой живот стал больше. Я пережила Голодные Игры, причём два раза и, в общем, уже ничего не боюсь. Почти ничего. Я видела смерть, из-за меня погибали люди, а я осталась жива. Всё, чего я боюсь — это потерять своего мальчика с хлебом, единственного человека в мире, которого я люблю и ради которого стоит жить. Ещё я боюсь потерять нашего ребёнка. Я его не потеряю. Я их не потеряю. Я быстро оделась. Это лето выдалось не на шутку жарким. И сейчас была самая середина лета — июль. Я одела лёгкий летний сарафанчик и обула туфельки без каблуков, на удивление очень удобные. Впервые за последние два месяца я решила прогуляться. Просто пройтись по дистрикту. Ну ладно, не просто. Я решила навестить Пита в его пекарне. Вот он обрадуется. Я знаю жителей нашего городка и уверена: меня никто Капитолию не выдаст. Да и смысл скрывать то, что все уже, наверное, знают? Меня несколько человек видели, когда я выходила за покупками. А те в свою очередь поделились новостью с семьёй. Так что вряд ли остался хоть один человек, не считая нового мэра и его семьи, который не знает, что я жду ребёнка. Я шла по улице, и с каждым шагом меня всё сильнее охватывала паника. Всё будет хорошо. Никто ничего не сделает плохого ни мне, ни малышу. Цинна бы мне сказал: «Китнисс выше нос! Что за настрой! Ты победила Капитолий! А теперь собираешься проиграть своим страхам?» И он был бы прав. Стоп. Почему я сейчас вспомнила о Цинне? Не знаю. Может, потому что он всегда меня поддерживал, когда мне было действительно сложно? Он был одним из немногих моих друзей. Он всегда в меня верил. И чего я, собственно, боюсь? Здесь нет людей, которые хотят мне навредить, почти со всеми я, так или иначе, пересекалась. Я расправила плечи и уверенно пошла дальше. По дороге я встречала многих знакомых. И постепенно с каждой встречей я всё больше и больше становилась увереннее в себе. Я даже встретила несколько старых друзей Пита, которые были очень рады тому, что у нас с Питом будет маленький. Пит очень дорожил дружбой, и мнение друзей для него всегда было важно. В отличие от меня, у него было много друзей. Спустя минут пять я увидела Делли, она прохаживалась с парнем лет двадцати шести. Я его знала, это был Рик, добрый и весёлый парень, его отец тоже погиб в тот же день, что и мой. Он остался самым старшим в семье и сумел прокормить себя и всю свою семью. Делли расцвела при виде меня с «животиком». — Привет. — Китнисс, как я рада за вас. Вы такая хорошая пара. Я и не сомневалась, что у вас ещё обязательно будут дети. И оказалась права. Какая же ты молодчина. — Делли обняла меня, но слегка перестаралась. — Аккуратнее, — попросила я с улыбкой. Я была очень рада видеть Делли. — Ой, прости. Ты так похорошела. Правда, Рик? — Конечно, — ответил рыжеволосый спутник Дели. Я никогда не любила рыжеволосых. Если честно, они меня всегда раздражали, но Рик был, пожалуй, единственным, кому шёл этот цвет волос. — Привет, Китнисс. Как там Пит поживает? — Хорошо. Я вот сейчас иду к нему в пекарню. — Передавай ему привет. И скажи, что мы к вам на днях заглянем, если вы не против, конечно. — Приходите, конечно. Тут резко грянул гром и полил дождь. — До встречи. — Ещё увидимся. — Я очень быстрым шагом направилась к пекарне. Хорошо, что до неё метров шестьдесят осталось. Где-то на середине пути я остановилась. То, что я увидела, не поддавалось никакому объяснению. Маленький мальчик лет восьми-девяти от роду. Сидел под окнами дома. Он был в обшарпанной грязной порванной одежде и очень худым. Я его не знала, но что-то в нём меня привлекло. Что-то очень знакомое. Будто я его знала. Я подошла ближе. — Мальчик… — Мальчик поднял на меня свою маленькую головку. Я застыла на месте. Цинна. Не в прямом смысле. Мальчик был его точной копией. Те же глаза, волосы, нос, губы. — Малыш, как тебя зовут? — Филли. А вас? — Меня Китнисс. А как зовут твоего папу? — Эта догадка сразу пришла мне на ум. Лицо мальчика озарилось улыбкой. — Папу звали Цинна. Папа мне говорил, что вы меня сразу же узнаете. — Я обняла малыша. Какой же он маленький и худенький. Что с ним могло случиться? — Тут недалеко находится пекарня моего мужа. Пошли со мной, там и поговорим. — Пошли. Папа сказал, что к тебе можно будет обратиться. Что ж могло случиться с этим малышом? Мы благополучно добрались до пекарни. Пит, как только нас увидел, сразу же выскочил с курткой к нам. — Китнисс! Бегом заходи! А то заболеешь! — Пит словно не замечал Филли. Всё его внимание было приковано ко мне. Я насквозь промокла. И уже начала дрожать. — Китнисс, тебе нужно срочно переодеться и согреться. Так, с курткой Пита на плечах, мы стали подниматься по ступенькам. Но тут я вспомнила о Филли. Сбежала вниз. Один из работников Пита пытался вытолкнуть Филли на улицу, приняв его за оборванца. — Стойте! Не трогайте его! Он со мной! — Я подлетела к мальчику, оттолкнула вроде бы Дэна и обняла его, загораживая от остальных. — Но он же… — Дэн пытался что-то возразить, но, увидев моё решительное лицо, решил не продолжать. — Я не ясно сказала? Он со мной! — Китнисс, что случилось? — Пит выбежал из-за угла, весь встрёпанный, так и не поняв, куда я и зачем убежала. — Я совсем забыла о Филли. — Кто такой Филли? — Пит посмотрел на меня, а я всё молчала, внимательно всматриваясь в перепуганное мальчишеское лицо. — Филли, всё хорошо. Не бойся. Это Пит. Тот самый Пит. Мой муж. — Это он? — Да. — Я посмотрела на Пита, кивнула ему на мальчика, и он перевёл взгляд на Филли. Тот в свою очередь внимательно смотрел на него. — Не может быть… — Пит был шокирован и перевёл взгляд на меня. Наверное, у меня сначала тоже была такая реакция, как у Пита. Я сначала тоже не поверила, что такое может быть. Но это длилось секунды. Цинна никогда не говорил, что у него есть семья. Ни разу не упомянул о сыне или о жене. Мы были с ним друзьями, настоящими друзьями, но о семье он даже и словом не обмолвился. Почему? Если хорошо подумать, можно вспомнить, что мы ни разу не разговаривали с ним, чтобы нас при этом не слышали или не подслушивали. Он, наверное, боялся за свою семью, за жену и сына. — Я тоже не поверила, но как видишь, он — точная его копия. — Пит подошёл поближе к нам, присел возле нас. — Привет, я — Пит. — Пит по-взрослому протянул мальчику ладонь. — Привет, а я — Филли. — Филли с таким же серьёзным видом пожал ладонь Пита. Можно было за ними наблюдать вечно. Пит будет идеальным отцом для нашего малыша. Но тут я вспомнила, что я до сих пор в мокрой одежде, и тут же по моей коже пробежали мурашки. Я зябко поёжилась, Пит это почувствовал. — О Боже! Я совсем забыл! Китнисс, бегом наверх переодеваться. Ты же так заболеешь! — Пит резко поднялся и стал оглядываться по сторонам. — Анна! Где Анна? — Я тут. Молодая девушка, моя ровесница, вышла из подсобки. У Анны были длинные русые волосы и тёмные глаза, она была небольшого роста, но при этом очень ловкой. Анна очень милая и добрая девушка, готовая всегда помочь. После того как все вернулись в Двенадцатый Дистрикт, она не смогла найти для себя работы. Анна осталась одна на руках с маленьким братиком: вся её семья погибла во время бомбардировки. Три года назад Анна появилась на пороге пекарни Пита и попросила помощи. Мы предложили ей у нас работать. Она согласилась выполнять всю мелкую работу и помогать в пекарне. Потом появились и другие девушки-помощницы. Пекарня была трёхэтажной. На первом этаже находилась сама пекарня и магазин, где продавалась выпечка. На втором этаже находились хозяйские комнаты, я пыталась отговорить Пита, но он сказал, что вдруг они нам пригодятся когда-то, вот как сегодня. На третьем располагались комнаты рабочих, у которых нет своего жилья. — Анна, позаботься о мальчике. Пока Пит объяснял, что кому нужно сделать, я направилась к лестнице. С Филли ничего не случится — Пит не даст. А мне нужно позаботиться о себе. Я поднялась на второй этаж и сразу направилась в душ. Скинула мокрую одежду и стала под тёплые струи воды, пытаясь согреться. Как же хорошо. Тёплая вода согревала и освежала. Под действием тёплых струй воды я согрелась и успокоилась. Всё хорошо. Теперь мальчика никто не обидит. Мне ничего не грозит. Я выключила воду и вышла из душа. — Почему ты сама вышла из дома? — И когда только Пит научился тихо ходить? Ах да, я могла не услышать его шаги сквозь шум воды. — А почему я не могу сама выйти на прогулку? — Китнисс, тебя пытались отравить, и потом этот случай с венком… — Пит, ты сам говорил, что это всего лишь чья-то неудачная шутка. — Да, говорил. Но мы должны быть аккуратными. — Зачем? Попытка отравления была больше двух месяцев назад, и с тех пор мне никто ничего не сделал. Может, мой враг решил отступить и оставить нас в покое. Если честно, я сама в это не верила, но Питу об этом знать нечего. У человека, пытавшегося меня отравить, есть какие-то претензии ко мне, ко мне, но не к Питу. Всё будет хорошо. И даже если мой враг решит действовать, пострадаю я, а Пит будет жить. Разве не это главное? Я, накинув халат, направилась в нашу комнату. Пит следовал за мной по пятам. Я достала из шкафа чистую просторную футболку и шорты и одела их. — Мы все за тебя волнуемся. Мы за тебя переживаем. Я за тебя переживаю. Как ты этого не понимаешь? — Пит уже сорвался на крик. — Я понимаю… — Ничего ты не понимаешь! — Я всё понимаю. Но мне уже надоело сидеть в четырёх стенах! Я никуда не выхожу, постоянно дома и почти всё время под пристальным присмотром! Я даже не могу побыть одна в своём доме! Кто-то постоянно находится возле меня! Пит, я устала! Я уже не помню, когда последний раз была в лесу. Я уже, наверное, отвыкла от лука. Пит, это — моя жизнь. Я люблю лес, в такой же степени как ты любишь печь или рисовать. А вы с Хеймитчем у меня это забрали, запретив мне охотиться. Я понимаю, вы за меня волнуетесь, но я так больше не могу. Я скоро с ума от этого всего сойду. Такое ощущение, что меня заперли в клетке. Даже если эта клетка и золотая, она всё равно клетка. — Я не собиралась говорить, но слова сами собой вырвались. И я не жалела. Скрывая это от Пита, я тем самым отдалялась от него, а я не хотела этого. — Китнисс, прости. Я думал, так будет лучше… Я боюсь тебя потерять. — Пит смутился и теперь, вместо того чтоб на меня кричать, опустил голову. Сейчас он, наверное, чувствует себя виноватым — А ты не бойся. Пит, я всегда буду рядом. Слышишь? Всегда. Как ты не поймёшь: мы с тобой две половинки одного целого, только будучи вместе мы можем быть счастливы. У меня был выбор. Я могла бы выбрать Гейла или любого другого, но я выбрала тебя. Я с тобой. И это не обсуждается. — Я знаю. Я знаю, что ты меня любишь. Я не переживу, если я тебя потеряю. Я этого не вынесу. Я боюсь, что кто-то может тебе навредить. А вдруг в этот раз враг не оплошает? Что я тогда буду делать? — Пит выглядел растерянным. Я подошла к нему и взяла его руки в свои, он сначала посмотрел на наши сплетённые пальцы, а потом — на меня. — Ты меня не потеряешь. Я никому не позволю это сделать. Цинна сделал из меня Сойку. Я ею стала. Сойка должна летать на свободе, запертая в клетке она умрёт. — Если я отпущу Сойку на свободу, она не улетит? — Глупый, куда ж улетит Сойка, если она принадлежит тебе? Она твоя навсегда, точно так же, как и ты — её. Я приподнялась на цыпочки и поцеловала его нежно-нежно. Мне не нужна обжигающая страсть. Я и так достаточно обожглась. Мне нужна исцеляющая нежность. А ещё мне нужна свобода, а не клетка в виде дома с постоянным присмотром Эффи и Хеймитча. Я хочу в лес. И я хочу быть больше с Питом. Я знаю, это эгоистично, но я хочу больше времени проводить с ним. Это мгновенье могло бы длиться вечно, но тут я почувствовала толчок, сильный уверенный толчок в живот, не снаружи, а изнутри. Я отстранилась от Пита и схватилась за спинку стула. Толчок повторился. Сомнений быть не могло — это ребёнок. Мой ребёнок. Я должна прыгать от радости, а меня наоборот — парализовало от страха. Я была рада, очень рада, но страх был сильнее. — Что- то с ребёнком? Китнисс, что случилось? — Ребёнок… зашевелился… — Я ответила не сразу, я не могла справиться с этим страхом. Я боялась — и всё. — Как? — Обычно. Он или она меня только что толкнул. — Так это же счастье. — Конечно, счастье. — Но ты боишься. — Пит словно читал мои мысли. Он понял, что я боюсь, что мне страшно. Хотя, наверное, никак не мог понять, почему. — Боюсь. Очень. Пит подошёл ко мне и обнял: он всегда так делает, когда хочет меня успокоить. — Чего ты боишься? — Я тебе уже говорила, боюсь потерять малыша. — Я знаю, но это не всё, ты не договариваешь. — Пит, наш ребёнок не просто ребёнок победителя, а двух победителей. Понимаешь? Он всегда будет находиться под прицелом. Любой, кто захочет отомстить Сойке, будет мстить через её ребёнка. А Цезарь? Подумай, узнай он уже о малыше, он бы ни на секунду не отходил от меня. Наш малыш очень лёгкая мишень. Его сможет обидеть или хуже того использовать любой. Понимаешь? Даже в такое безопасное время, как сейчас, мы не можем быть полностью уверены в том, что никто не отберёт у нас малыша. — Мы не дадим. Китнисс, слышишь? Это наш ребёнок, и у него есть родители, которые сделают всё для него. Никто просто не посмеет его обидеть. — Пит прав. Я попыталась успокоиться. Прошло не менее десяти минут, прежде чем я успокоилась. — Всё хорошо. Правда. — Я посмотрела Питу в глаза и улыбнулась. Пит присел на корточки положил ладонь на живот и сказал: — Малыш, всё будет хорошо. Мы тебя любим. — Ребёнок, словно услышав ласковый голос отца, снова пошевельнулся, толкнув как раз там, где находилась ладонь Пита. — Китнисс… — Знаю, это чудо! Теперь, когда со мной Пит, я смогла ощутить настоящую радость от того, что мой ребёнок зашевелился. В комнату зашёл маленький Филли. — Тётя Китнисс… — Зови меня просто Китнисс. Пит приподнялся, хотя и не убрал руку с живота. — Китнисс, ты беременна? — Как видишь да. — А что делает Пит? — Ребёнок зашевелился, и Пит захотел почувствовать, как он толкается. — А мне можно? — Конечно, можно. — Пит протянул Филли свою другую руку, тот подошёл поближе, Пит аккуратно положил руку Филли туда, где только что находилась его ладонь. — Чувствуешь? — Да. — Лицо Филли озарилась улыбкой. Такой детской непосредственной улыбкой. Филли хороший добрый малыш, ему просто нужна любовь и забота, и он будет таким, каким он должен быть. Я о нём ничего не знала, кроме имени и того, что Цинна его отец. Но и этого мне достаточно. Всё, что я могу сделать для Цинны — так это позаботиться о его сыне. И я сделаю всё, что в моих силах. — Ты кушать хочешь? — Пит спросил у Филли, спокойно и так, словно обращался не к маленькому мальчику, а взрослому человеку, показывая тем самым, что для него Филли — это личность. — Не бойся сказать правду. — Хочу. — Пит улыбнулся Филли в ответ, а потом посмотрел на меня. — А ты? Не хотела бы перекусить? — Нет, что-то не хочется. — Я уже привыкла к тому, что по утрам я ничего не ем, практически ничего. Меня начинает тошнить от всего, что б это не было. И что бы я не съела, оно тут же оказывается в унитазе. Как и сегодня, проснувшись, я ничего не ела, а сейчас уже обед. Есть хочется, но рисковать не стоит, сейчас только обед. — Совсем-совсем? — Пит посмотрел на меня, вопросительно подняв бровь и обворожительно улыбаясь. — Совсем не хочу. — Я не удержалась и рассмеялась в ответ. — Даже горячего шоколада не хочешь? — И где он этому научился? Раньше за ним такого не замечала. Пит не умеет лукавить, а тут вдруг… — Не хочу. — Сейчас примерно ещё и полудня нет. Я всегда сплю долго, значит, сейчас лучше всего ничего не есть. А то мало ли… А Пит знает, чем меня нужно соблазнять… — А сырные булочки? Только испёк перед твоим приходом. Такие вкусные получились… Во рту таят… Ммм… — Сырные булочки — мои любимые. Перед ними просто невозможно устоять. А если их печёт Пит... — Они действительно такие волшебные? — Может, всё-таки от одной, ну или двух булочек ничего не будет. — Конечно, я пёк их специально для тебя. Ну и как тут откажешь? — Одну маленькую булочку. — Вот и отлично. — Пит поцеловал меня в нос, так мило и по-детски невинно, и мы пошли на кухню… Девушка сидела у себя в комнате перед зеркалом и расчёсывала длинные белокурые волосы. Она позволила себе хоть ненадолго расслабиться. Её план действовал. Быстро и безошибочно. Она не вернёт себе своё положение в обществе, но они заплатят, заплатят за всё. Первая мертва, на Второго идёт тяжёлое психологическое давление, четвёртая вот-вот умрёт, сгорит, а вместе с ней и её маленький бастард… Всё идёт как по маслу. В комнату вбежал растрёпанный, совсем ещё юный парень. — Кирэлайн, Сойка жива!!! — Джо, сколько раз тебе говорить: не произноси имена вслух. Это опасно. — Прости, Кирэлайн. Она жива. — Ты врёшь! Бальтазар — мастер своего дела! — Значит, он допустил ошибку! Она жива. Я сам видел её! — Как ты её мог видеть? — Я летал в Двенадцатый Дистрикт? — Ты идиот! Какого чёрта тебя туда понесло?! — Не кричи. Мне стало интересно. — Нам нельзя светиться! Нас не должны найти. — Нас и не найдут. К тому же это стоило того. — И как она выглядела? — Девушка попыталась успокоиться. Он всё-таки её брат. — Счастливой. — Как счастливой? — А как, по-твоему, должна выглядеть молодая замужняя женщина, к тому же ещё и беременная? — Беременная? — Сказать, что девушка была ошеломлена — ничего не сказать. Она-то думала, что её враг мёртв, а она не только жива, да ещё и ждёт ребёнка. Она счастлива! Счастлива! Этого просто нельзя допустить. — Да. И живот у неё уже достаточно большой… Я сидела в маленькой кухоньке вместе с Питом и Филли и уплетала уже третью по счёту сырную булочку, запивая её горячим шоколадом. Меня не тошнило, и я была несказанно этому рада. Возможно, с моими недомоганиями покончено. Мама говорила, что так называемый токсикоз проходит ближе к седьмому месяцу беременности. — Как вкусно. Давно я не ел такой вкусной еды. — Филли уплетал за обе щёки те же сырные булочки, что и я, вместе с маслом и ветчиной. Запивая всё тем же шоколадом. Так как нас сегодня не ждали, обед вышел скромным. Бедный мальчик! Что же ему пришлось пережить? — Ты прав, у Пита золотые руки. Не то, что у меня. Я еле хлеб научилась печь. Да и то с десятого раза. — У меня мама тоже не умела хлеб печь. Когда мы жили в Капитолии, в этом не было необходимости. Папа зарабатывал очень много денег, и мы покупали всё самое лучшее. Но после того как они убили папу, нам с мамой пришлось тяжело. — Глаза Филли наполнились слезами, но он так и не заплакал, он пытался быть сильным, несмотря на то, что ему больно и тяжело. Сильный малыш. — Что случилось с твоей мамой? — Пит нежно обнял меня, но всё его внимание было сосредоточено на маленьком мальчике. — Мама умерла полгода назад. Она заболела и не смогла выздороветь. Папа сказал, что мы с мамой можем обратиться к вам, но только при очень сильной необходимости. Он сказал, что вы нам поможете и вам можно доверять. Папа врать не будет. — Бедный Филли, он остался совсем один. Как же хорошо, что я его нашла. Цинна был прав, когда говорил сыну, что мне можно доверять. Я никому не дам Филли в обиду. — Где же ты был эти полгода? — Филли с огромным аппетитом уплетал свой «завтрак». — Искал вас. Денег на поезд у меня не было, поэтому мне пришлось идти пешком. Да и вы изменились. — Как же ты меня узнал? — Очень просто: тёмные волосы, серые глаза и вас зовут Китнисс. А ещё у меня есть ваша фотография. Мне её папа дал. — А я и не знала, что у Цинны была моя фотография. Цинна, Цинна, как же мне тебя не хватает. — Ты хотел бы с нами жить? — Ко мне эта мысль пришла неожиданно. А почему б и нет? Это всё, что я могу сделать для Цинны. — Мне бы этого очень хотелось. — Филли нерешительно взглянул на Пита. И только сейчас я заметила, что Пит молчит. Интересно, о чём он сейчас думал? Готов ли он принять Филли в нашу семью? Он не был так близок к Цинне, как я. Но в то же время Пит его уважал. Сможет ли Пит принять его ради меня? Или ради самого Филли? — Значит, решено: ты будешь жить с нами. И если захочешь, будешь помогать мне в пекарне. Какой же он замечательный. Как же я люблю своего мальчика с хлебом. Глаза увлажнились, и из них потекли слёзы. Пит встал и обнял меня, поглаживая по голове. Я хотела успокоиться, но не знала как. Чувства меня сейчас переполняли, и я не знала, что с ними делать. Спустя пару минут я почувствовала, как меня нерешительно обнимают маленькие детские ручки. Это Филли. Всё будет хорошо. Обязательно будет… — Кинан, ты уверен, что всё пойдёт так, как нужно нам? — Молодой мужчина лет двадцати пяти обращался к своему брату, сидевшему напротив него за широким дубовым столом. — Да, Ронан, уверен. Если бы не она, если бы не все они, всё было бы так, как хотела наша тётушка. — Как там продвигаются дела у этой парочки с пятого? — Почти всё готово. — Скажи им: пусть поторапливаются. Дождь прекратился ближе к вечеру. К этому времени мы наговорились, и Филли успел привыкнуть к нам. С каждой минутой Филли всё больше раскрывался, становился таким, каким он должен быть. В чём-то мы с ним похожи: он потерял людей, которых любил, но вместе с тем он не разучился смеяться и брать от жизни всё хорошее, в этом он в своего папу. Потеряв отца, я замкнулась в себе, Филли же продолжал жить и бороться со всеми проблемами. Мы шли по улице, как молодая семья. Пит и я шли в обнимку, Филли же шагал впереди. Я чувствовала себя умиротворенной. Всё хорошо. Я могу помочь сыну Цинны, со мной рядом любимый и любящий муж, мой малыш сегодня впервые зашевелился. И несмотря на охвативший меня страх, я искренне радовалась, что с малышом всё хорошо. Он скоро родиться, и, может, я смирюсь со своими страхами. Улицы казались совершенно пустыми, дождь напугал всех. И теперь все сидели по домам. Я как губка впитывала вечернюю прохладу и запах дождя. Как же я обожала этот запах. Мама и Гейл часто говорили, что это всего лишь запах прибившейся пыли, но для меня этот запах совсем другое, это — свежесть природы, запах зелени трав и листьев деревьев, аромат влажной земли и поздних цветов, а главное запах свободы. Иногда так необходимой и такой желанной. Подойдя поближе к дому, я сначала почувствовала, как Пит напрягся, а потом и сама увидела, что его встревожило. Двери нашего дома были приоткрыты, а из окон гостиной лился свет. Мы подошли поближе, стараясь не шуметь. Кто это мог быть? Воры? Но зачем им тогда включать свет? Цезарь? Узнав о моей беременности, решил приехать и сделать из этого сенсацию? И тут мы услышали голос Хеймитча. Фух. Значит, с домом всё в порядке. Только мы подошли, из двери показался и сам Хеймитч. — Ну и куда ты подевалась, солнышко? Оставили тебя всего на пару часов, а ты пропала. Я уже Питу собрался звонить. — Он пытался меня учить? Снова за старое взялся? Он что, мне нянька? Ах да, забыла, он же как раз и должен быть для меня нянькой. — Я как раз к нему и ушла. Надоели мне четыре стены и ваши постоянные наблюдения за мной с кислыми лицами. — Хеймитч на это ничего не сказал. Всмотревшись в его лицо, я поняла, что что-то случилось. И очень сомневалась, что это что-то хорошее. — Что случилось? — Солнышко, только не волнуйся… — Ага, лучший способ посеять панику — попросить сохранять спокойствие. — Что случилось? — Китнисс… — Пит, не сейчас. Хеймитч, что произошло? Отвечай сейчас же! — Ох уж эти беременные! — Хеймитч!!! — Энни… Я его не дослушала. Со всех ног кинулась в гостиную. Энни все воспринимали за сумасшедшую, но она такой не являлась, она просто была временами рассеянная, не более того. С тех пор как погиб Финник, мы с Энни сдружились. Она стала мне лучшей подругой, несмотря на то, что мы совершенно разные. Вбежав в комнату, я увидела Энни, всю встрепанную, с безумным взглядом. Она не могла понять, что происходит вокруг неё. Я присела на корточки возле неё. Мне мешал живот, но я не очень обращала на это внимание. — Энни, это я — Китнисс. Что произошло? — Китнисс? — Её блуждающий взгляд, наконец, сконцентрировался на мне. — Да, это я. Что случилось? — Наш дом сгорел. Взорвался. От него ничего не осталось. — А Финник? Где Финник? — Финник спит на верху, — услышала я словно издалека голос Хеймитча. Энни не ответила. Она сидела и смотрела в одну точку. Давно она не была такой. С тех пор как погиб Финник. — Энни, твой сын живой. Ты жива. Всё в порядке. Мы с тобой. У тебя есть мы, твои друзья. — Финник, он чуть не погиб в том пожаре. — Он живой. С ним всё хорошо, он спит наверху. — Правда? Энни внимательно посмотрела на меня, её взгляд стал более осмысленным. Она смотрела на меня испытующе, всё ещё не веря, что всё обошлось. Энни полностью вернулась в реальность. Я её понимала: она очень боялась потерять своего единственного сына, частичку её возлюбленного. Всё, что у неё от него осталось. Я села возле Энни и обняла её, успокаивающе поглаживая по голове. Мне интересно, что всё-таки произошло там, у них дома. Но Энни сейчас не до моих расспросов. — Всё хорошо. Теперь ты с нами. — Энни постепенно начала успокаиваться, дыхание её становилось всё ровнее. И спустя двадцать минут она заснула. Я аккуратно уложила её на диван. А сама встала, направилась с комнаты. — Устала? — Я не сразу заметила Пита, прислонившегося к дверному косяку. — Немного. — Пит обнял меня, и мы вместе стали подниматься по лестнице. — Как Энни? — Уснула. Она очень переволновалась. И выбилась из сил. — И не удивительно. Они с Финником чуть не сгорели. — Мы остановились возле нашей комнаты. — Пит, я только к Филли загляну… — Он спит. Я за этим проследил. Ты устала. Тебе нужно отдохнуть. Пит повел меня в комнату, помог быстро переодеться, и, приняв ванну, я забралась в кровать, удобнее устроившись на плече у Пита, моментально уснула… Разбудило меня нежное прикосновение к моей щеке. Открыв глаза, я увидела перед собой лицо Пита. Такое родное и любимое. В его светлых волосах играло солнце. Глаза светились счастьем, чистым, искренним, неподдельным. Он улыбнулся, и все мысли тут же испарись из моей головы. Словно их никогда и не было. Пит очень нежно, почти не касаясь моей кожи, убрал со лба выбившейся локон. Он посмотрел на меня так нежно и с такой любовью, что я совсем забыла о том, что нужно дышать. Я забыла, как это нужно делать. Я хотела только одного: чтобы Пит меня поцеловал. Он наклонился вперёд, почти прикасаясь своими губами к моим губам. Почти… Но всё же не касаясь. — Доброе утро, родная. — Доброе. — Воздух в комнате словно наэлектризовался. По всему телу плавно разлилось желание. — Как спалось? — Пит и не целовал, и не отстранялся. Он что ли вздумал меня дразнить? От кого, но от него я этого не ожидала. — Отлично, правда, малыш меня разбудил посреди ночи. А так всё отлично. — Почему ты меня не разбудила? — Пит продолжал говорить сладким манящим голосом, постепенно сводящим меня с ума. Когда ж ты меня всё-таки поцелуешь, Пит? — Ты так сладко спал. — Раз он меня дразнит, почему мне этого тоже не сделать? Я попробовала скопировать интонацию Пита. — Ах ты, проказница. Иди ко мне. Наконец. Я уж думала, он так никогда и не поцелует. Его губы сомкнулись на моих губах. Этот поцелуй был наполнен всеми существующими оттенками нежности и любви. Он не обжигал, как жгучий огонь страсти, а заполнял всю меня до кончиков пальцев искренним неповторимым блаженством. Этот поцелуй заставлял меня чувствовать себя цельной, единой, живой и — что самое главное — любимой и желанной. Любовь Пита и его нежность придавали мне силы и желание жить дальше, несмотря на все потери. Мир словно взорвался вокруг меня. Ничего и никого не существовало в этот миг, кроме меня и Пита. Я таяла под нежным натиском губ Пита, полностью растворяясь в нём. Его руки блуждали по моему столь знакомому и родному для него телу, повторяя все его изгибы. Я еле замечала, как Пит начал постепенно стягивать с меня ночную рубашку. И тут резко меня отрезвил сильный толчок ребёночка. Словно напоминая о его существовании. — Что случилось? — Ребёнок пошевелился. Остановись, пожалуйста. — Но почему? Ты же тоже этого хочешь. — Пит, мы не должны быть настолько беспечны. Я совсем потеряла голову. — Я тоже. — Пит понимающе улыбнулся, играя моими волосами. Я отстранилась и села. — Пит, как ты не понимаешь, мы же можем таким образом навредить малышу. — Прости, я об этом не подумал. — Пит притянул меня к себя и, обняв, стал играть с моими волосами. — Я точно не знаю, но я боюсь навредить малышу. — Хорошо, мы подождем, когда малыш родится. — И ты не станешь спорить? — Зачем? Главное, чтобы с тобой и малышом всё было хорошо. Нарушая нашу идиллию, зазвонил будильник. Ну зачем? Сейчас Пит уйдёт в пекарню, а я вновь останусь одна. — Тебе пора собираться. — Тебе, кстати, тоже. — Зачем? Ты хочешь, чтобы я помогала тебе в пекарне? — Это всё, что могло прийти мне в голову в данный момент. — Нет. Я сегодня в пекарню не пойду, и ты тоже. Я хочу провести этот день с тобой. — Я не совсем понимала, насколько соскучилась по нему. — А куда же тогда? — Мы пойдём в лес. Охотиться. — Правда? — Конечно. Ты собирайся, а я пойду, приготовлю завтрак. — Пит поцеловал меня в лоб и ушёл. Я достала из шкафа футболку и шорты и, надев их, спустилась вниз. Быстро позавтракав вдвоём, так как все ещё спали, мы направились в лес. Лес встретил нас царственной тишиной, прерываемой лишь трелью соловья и песнью сойки-пересмешницы. Подойдя к дубу, я остановилась на мгновенье, не решаясь достать из тайника свой лук. Давненько я тут не была. Уже, наверное, и забыла, как лук нужно держать в руках. Протянув руку, я достала свой лук. Не тот, который сделал для меня Битти, а мой, сделанный моим отцом. Я аккуратно прошлось рукой по всему луку. Из леса послышался шелест веток, поблизости было какое-то животное. Я взяла лук в руки, натянув тетиву, пустила стрелу в пробегающую мимо белку. Попала с первого, не в глаз, но попала. После этого последовала пару белок. После чего я, устав, присела на дерево. — Это божественно. — Ты молодчинка. Не выходя на охоту столь долгое время, ты не разучилась стрелять. Ты стреляешь всё так же метко. — Пит сел рядом и обнял меня. — Не так метко, как раньше. Но пару вылазок в лес — и я буду снова в форме. — Значит, завтра снова в лес. — Ну, если ты, конечно, захочешь. — Конечно. — А почему ты сегодня не пошёл в пекарню? — Я посмотрела на Пита, ожидая его ответа. Он посмотрел и улыбнулся. — Вчера во время своей тирады ты забыла упомянуть очень важный для тебя пункт, который я прочёл в твоих глазах и в твоем поцелуе: ты в обиде на меня за то, что я оставил тебя одну. Что оставил тебя один на один с твоими страхами. — Я вовсе не злюсь. Ну, может, чуточку. — Может, и не злишься, но это тебя задевает. — Ты не прав. Мне больно от того, что мы с тобой редко видимся, вот и всё. — Прости, я не должен был полностью уходить в работу. Я же знал, как ты боишься, и всё равно оставил тебя одну. Я должен был быть всё это время с тобой и нашим малышом и помогать тебе со всем этим справиться. Вот так всегда. Только дай ему повод, и он начнёт обвинят себя. Я решительно посмотрела Питу в глаза. — Пит, всё хорошо. Теперь всё отлично. Я справилась. Я справилась со своими страхами. Теперь ты с нами, и у нас всё будет хорошо. — И чтоб он не стал возражать, я наклонилась и прижалась к его губам в поцелуе, вложив в него всю свою любовь к этому замечательному человеку… Вернувшись домой, мы обнаружили, что все уже не спят и со всеми всё в порядке. Финник оправился от вчерашних событий и щебетал всё так же громко и весело, как только он умеет, к нему присоединился маленький Лориан. Я немного посидела со всеми, а потом, взяв с собой Филли, вышла на улицу. — Мы куда идём? — Мальчик посмотрел на меня испытывающим долгим взгляд, но за ним спрятался страх. Я обняла его. — Не бойся. Мы сейчас пойдём к мэру города, и он даст разрешение тебе жить с нами. — Нет!!! Он отправит меня в детский дом. — Филли начал вырываться, но я его удержала. Я присела на корточки, так чтоб мы были с Филли на одном уровне, и, потрепав его волосы, сказала: — Филли, посмотри на меня, — и когда он поднял на меня свои глазёнки, продолжила: — Твой папа тебе не врал: мне можно верить. Запомни: я никому и никогда не позволю забрать тебя у нас. — Правда? — Конечно. А теперь пошли. Стойте, на пороге появился Пит. Вот дурочка, забыла Питу сказать о том, что я хочу сделать. Уже поздновато. Пит спускался по ступеням. — И куда это ты собралась? — Пит подошёл поближе и сурово посмотрел мне в глаза. Я то думала, что он понял меня, когда я говорила, что мне не хватает свободы. Да, я забыла предупредить, что ухожу. Но это же ещё не преступление века. — К мэру Джонсону. Нужно решить вопрос с Филли. — Сейчас? — А почему б и нет. Пит, мне скоро будет тяжело ходить, а потом уже и роды. — Хорошо. Я с вами. — Пошли. Компания нам не помешает. К дому правосудия мы дошли на удивление очень быстро. Солнце светило вовсю, дороги высохли, и уже ничего не напоминало о вчерашней буре. Пит перестал хмуриться, и, идя с ним, я не могла не радоваться тому, что он снова улыбается. Пит не умеет сердиться долго, особенно на меня. По дороге мы то и дело встречали знакомых или старых друзей. Все желали нам счастья и поздравляли с будущим ребёнком. Это вызвало у меня новый прилив страха за малыша, но я себя постаралась быстро успокоить. Пит же был всем очень доволен, он так и излучал счастье, радость. Он гордился нашей семьей и не стеснялся это показывать. Мистера Джонсона обнаружили в его кабинете. Это был немолодой толстый мужчина, с седеющими волосами и строгими чертами лица. Нас приняли сразу. — Что вам нужно? — И зачем так сразу грубить? Что за человека нам Пэйлор назначила в мэры? — Я хотела бы оформить опекунство. — Зачем вам это? — Чтобы Филли мог на законных правах жить вместе с нами. — Кто такой Филли? — Филли Стоун, сын Цинны Стоун, стилиста 74 и 75-х Голодных Игр, погибший во время восстания. — Филли Стоун, говорите? — Мэр порылся в бумагах — Да, он. Так вы оформите опекунство? — Нет. Не такого ответа я ожидала. Что он имеет против этого? Почему нет? — Почему? — Вы не являетесь кровным родственником. — А есть ли другие кандидатуры? — Нет, все родственники мертвы или погибли во время восстания. — Раз нет кровных родственников, опекунство над мальчиком могу взять на себя я. — Кем вы ему приходитесь? — Он меня сейчас выведет. Ну и надоедливый же он. Всё ему нужно знать. — Другом его отца. — И только на основании этого я должен дать вам опекунство над ребёнком? — Да. Вы, наверное, забыли, с кем разговариваете? — Почему ему сложно оформить документ? Да как он смеет насмехаться надо мной? — Нет, не забыл, миссис Мелларк. Резкая боль в животе заставила меня сесть. Пит тут же потребовал воды и присел возле меня. — Китнисс, родная, всё хорошо. Успокойся. Я молча смотрела на Пита, пытаясь немного успокоиться и подождать, пока боль стихнет. Мне стало страшно. Вдруг я потеряю ребёнка. Ведь такое тоже бывает. Нет, я его не потеряю. Я просто не могу его потерять. Я обхватила руками живот, словно защищая его от всего мира. — У вас вообще есть голова на плечах? Вы что, забыли, что разговариваете с беременной женщиной? — Ты слишком мал, паренек, чтоб поучать меня. — Я бы вам ничего не сказал, не заставь вы мою жену нервничать. Она беременная. И волноваться ей нельзя. — Я сам разберусь, что и когда мне делать. Всё-таки мэр я. Боль так же быстро ушла, как и пришла. Но, все же, поднимаясь, я постаралась быть предельно аккуратной. — А я — Сойка пересмешница. Или вы забыли? Интересно, что скажет Плутарх, или даже Пэйлор, на то, что вы отказываете мне в услуге? — Я никогда не пользовалась своим положением, но рано или поздно нужно начинать. — Не стоит им об этом сообщать. Необходимые документы мы пришлём вам через две недели. А теперь, извините, мне нужно сделать несколько звонков. — До свидания. Развернувшись к выходу, я взяла Филли за руку, Пит обнял меня за талию, и так мы вышли из Дома правосудия. — С тобой всё хорошо? — Сейчас уже всё отлично. Вернувшись домой, мы обнаружили всех в гостиной. Ещё с порога мы услышали громкие голоса и неожиданно серьёзный голос Плутарха. — Выключай, быстрее. Китнисс и Пит вернулись, — из гостиной донёсся голос Хеймитча. Но пока его всё-таки кто-то услышал, я уже успела войти в комнату. Мой взгляд упал на экран телевизора. Там действительно показывали Плутарха, а в правом верхнем углу находилась моя свадебная фотография с чёрной ленточкой сбоку. Я не сразу поняла, что к чему, и стала вслушиваться в слова Плутарха. До Пита явно быстрее дошло, что тут происходит. Он попытался меня увести из комнаты или хотя бы скрыть от меня телевизор. Но я всё-таки настояла на своём… — …Сойка-Пересмешница мертва, и все мы очень скорбим по ней. Она была очень милой и славной девушкой, обладающей неповторимым сильным духом. Дорогая Китнисс, мы отмстим за тебя. — Он что, поверил, что я мертва? Теперь весь Панем уверен, что я мертва. Все, все так думают. — Нам стало известно, что наша совсем ещё юная миссис Мелларк была отравлена специальным ядом. Президент Пэйлор и я обещаем найти виновного и наказать по всей строгости закона. Он за это поплатиться. Кроме этого, как нам стало известно, намерения убийцы распространяются и на остальных победителей. Так, на молодого вдовца, Пита Мелларка, ведётся сильное психологическое давление. Каждые два дня ему приходят анонимные письма, содержание неизвестное, но мы вполне можем догадаться, о чём там пишется. О, Боже! Пит. Я-то думала, что всё хорошо. Я же видела эти письма, но никогда не открывала. Ведь они были для Пита. Почему? Из-за меня страдал Пит, по моей вине. И даже когда мои враги считали меня погибшей, я всё ровно приносила ему неприятности. За что ему это всё? Во всём виновата я, во всём. Но Пита не трогайте, он не виноват. Наказывайте меня, но не его. Мир стал кружиться. Я крепко вцепилась в руку Пита, стараясь не упасть. Голова стала словно камень, а до моего затуманенного сознания доходили обрывки фраз, произнесённых Плутархом. — Также хочу вам сообщить… Энни Одэйр, известная нам как Энни Креста… сгорела в своём доме… Тело не нашли… Дальше я уже ничего не слышала и не видела. Да и способность мыслить пропадала. И последнее, что мелькнуло в моей голове, так это мысль — неужели я умру?..