морские маршруты

У них в квартире — большая карта Японии, в половину стены, с красными отметками и прочерченными дорогами, и Куроо снова позволяет Кенме выбрать куда они поедут. Кенма стоит долго, разглядывает уже давно выученную карту, и Куроо нравится даже то, как он хмурится и склоняет голову, выбирая между двумя вариантами. Ехать не больше двух часов, и Куроо снова берет ту небольшую, потрепанную, как и они сами, но уже привычную машину. Он просыпается в шесть утра, и Кенма неохотно поднимается вслед за ним, почти жалея о своей затее, пьет кофе и, сонно зевая, проверяет, все ли они взяли. На улице еще гуляют отголоски ночного ветра, и Куроо накидывает Кенме на дрожащие плечи куртку, которую тот постоянно забывает. За окном мелькают бесконечные высотки, огни и яркие вывески, от которых слипаются глаза, смазываются краски, и Кенма вздыхает, закрывая глаза, молча слушает, как Куроо отбивает пальцами секунды. Он не замечает, но многоэтажки сменяются маленькими домиками, а потом и они исчезают за береговой линией. Куроо останавливается где-то посреди нескончаемого хвоста моря, которое растягивается далеко позади и еще дальше — впереди. Куроо думает, что они приехали слишком рано и еще слишком холодно, но на самом деле здесь — ни времени, ни правил. Кенма вылезает из машины, потягивается и пропускает утренние лучи между поднятых рук. Мелкий песок щекочет ноги, когда Кенма пробует подойти к воде: ненагретая она и правда обжигает ноги непривычными ледяными волнами, но Куроо подходит сзади, кладет подбородок ему на голову, обнимает, скрещивая руки где-то на сердце, и даже в кончиках пальцев становится не так холодно. Куроо не разрешает заходить в воду до полудня, и Кенма послушно кивает — а когда солнце поднимается высоко, не хочется даже двигаться, и он прячется в тени Куроо, закрывает глаза и зарывается пальцами в теплеющий песок. Сидеть быстро надоедает, и Кенма идет вдоль берега, высматривая необычные ракушки, уходит так далеко, что темное пятно черной футболки почти растворяется в мутной дали. Куроо почти не волнуется: Кенма всегда возвращается. Кенма набирает полные ладони разноцветных камней с крапинками и трещинками, ракушек, белых и переливающихся, и медленно идет обратно, путаясь в песке и высматривая еще красивых и совершенно ненужных ему ракушек. За полчаса, что его нет, Куроо успевает задремать, и Кенма аккуратно ссыпает собранное в сумку и садится около Куроо, ждет, пока он проснется, ждет, чтобы зайти в море, потому что одному слишком холодно. Куроо хочет его сфотографировать и уже заходит по колено, но поскальзывается на водорослях и вместе с камерой падает в воду. Кенма тихо смеется; смех невесомыми каплями рассыпается по гладкой поверхности воды. Камера безнадежно испорчена, но Куроо думает, что, наверное, и без фото запомнит такое спокойно-счастливое лицо Кенмы. У Кенмы в карманах тают на жаре мятные леденцы и намокают от воды старые бумажки с переписками, еще со средней школы — обещай, что мы съездим к морю — обещай, что не уйдешь. Куроо держит свои обещания, и Кенме совсем-совсем не хочется нарушать свои. У Кенмы к вечеру даже немного светлеют корни — выгорают под яркими лучами, — и Куроо запоздало вспоминает, что они все-таки забыли шляпы от солнца. Они остаются на побережье до заката — солнце пускает последние лучи по воде, которые розово-персиковым нефтяным пятном разливаются до безграничных краев, позолоченной пеной лижут босые ноги. Куроо пьет горячий чай с лимоном и держится за холодные пальцы Кенмы. Вечерний бриз подлетает откуда-то сбоку, путается в волосах и забирается под футболку. У Кенмы кожа отливает золотисто-песочным, и он утыкается носом куда-то в ключицу Куроо, вдыхая резкий запах соленой воды — они ждут, когда последние капли испарятся с прохладным морским ветром и высохший песок осыпется с ног. У Кенмы на ладонях — целый атлас их жизни, приятно красный в закатном свете, и Куроо ведет по линии жизни и надеется, что останется там дольше, чем навсегда. Море остается песком под ногтями, двумя медузами в банке и солью в светлых волосах. Кенма засыпает в машине, приваливается головой к нагретому стеклу, и по салону еще сильнее растекается свежее море с отголосками мяты и фруктов, как в каком-то безумном коктейле из прибрежного бара. Вечерние огни на обратной перемотке мелькают в окне, и Куроо думает, что это довольно скучно — не выбираться из города — сидеть с сердцем и ключом от собственной клетки в руках, но не делать с ними ничего. А у них с Кенмой линии сердца соединяются, если приложить ладони ребром — и Куроо не знает, почему это так до забавного важно, — но на их карте это — маршрут к морю.