Объятья для мрази

Может показаться, что ничего не изменилось. Сутки проходили мимо меня, бесконечно быстро сменяясь, стоило мне взять книгу в руки. У Бёна была отличная библиотека что в кабинете, что в личном кабинете, смежным со спальней. Не знаю, как так вышло, что я сутки напролет сидел на одном месте либо в небольшой нише рядом с ним, либо брал книги из кабинета и сидел у себя в комнате. Бён ничего не говорил, на долгую неделю погрузившись в работу с головой. Я видел, что он ужасно устал, но не пытался остановить, понимая, насколько сейчас важно начать прокладывать себе путь на рынок. Он не предполагал, что сразу вернется на то же место, осознавал, что это будет довольно тяжелый труд и часто консультировался со своими сотрудниками. Я краем уха слушал, о чем они говорили, но вскоре понял, что это бесполезно. Он не увлекался современной художественной литературой. Не было ни одной, наверное, книги, которую бы он мог сесть и почитать, чтобы отдохнуть. Если сложить две библиотеки в одну, то можно понять, что в основном он изучал менеджмент, маркетинг, основы бизнеса и всё то, что к нему прилегает, учитывая даже управление персоналом. Было много книг по психологии и истории, какие-то современные научные труды касательно его работы, классическая литература. Даже философия. Какие были книги в шкафу со стороны спальни я не знал, потому что довольно давно там не был, да и случая не выдавалось, чтобы изучить ту часть шкафа. В общем, Бён упорно работал, я бездельничал под его контролем и вроде бы ничего не изменилось, но это не так. Бён мог не есть с утра, перебиваясь кофе и другими напитками, но на обед он всегда приходил, вытаскивая меня из своей комнаты или ниши. Спорить с ним было бесполезно, да и мне не хотелось нарушать это заключённое молчанием перемирие. В главе всё было так негармонично, так неустойчиво, но с виду… я мог уверено сказать, что он сильный и уверенный в себе. На самом деле всё было намного глубже, но для особых познаний человека мои навыки наблюдения так и не дошли. Мужчина сел за стол напротив меня, уже как полчаса ожидающего его, и спросил, почему я не ем.       — Я ел часа три-четыре назад, — отвечаю, не отрываясь от чтения.       — Приятного аппетита, Чанёль. Я тяжело вздохнул и закрыл книгу, устало глядя на мужчину, который приступил к еде. Он вроде бы и не давит, но подразумевает, что я должен присоединиться к нему. Накрываю книгу небольшой салфеткой и подсаживаюсь ближе к столу, понимая, что должен поесть, чтобы не навредить ни чужому настроению, ни себе самому. Бён не любит пустых разговоров, отдавая предпочтение осмысленным высказываниям. Ужасно быстро устаёт от чужого лепета и не выносит глупых людей. Как я всё ещё нахожусь рядом с ним, имея в себе почти все качества, не знаю, но факт тот, что я всё ещё здесь, и я обедаю с ним за одним столом. Я не фаворит, уже практически не помню, что значит быть с ним в этом плане. Совру, если скажу, что не хочется. Бэкбом разбудил во мне что-то… особенное, какое-то осознание того, что мне нравится Бён в каком-то ином смысле. Я привык к нему такому, замечал лишь отдельные, скажем, профессиональные качества, требующиеся в его деятельности. Я не заглядывался на него, как на мужчину. Но с ним хорошо, — думаю, невольно застыв на главе взглядом, — с ним было нестерпимо и так тяжело. Почему моё тело так отреагировало на нежность и ласки Бэкбома, а теперь меня это не возбуждает? Почему хочется ощущать себя… иначе? Ведь рядом с ним я действительно мог быть равным и в постели, и в жизни. Бён не позволяет вольностей, везде ограничивает, где бы я ни был задействован, но его брат должен был быть идеальной мне парой. А не получилось.       — В чем дело? Не «О чем ты думаешь?», а «В чем дело?». Он не намерен слушать пустую болтовню и хочет получить чёткий ответ. Я так привык к этому, что анализировать уже нет смысла — и так всё ясно. Вот такие маленькие незначительные моменты помогают мне лучше его понять. Бён знает, что не так, понимает, что я подумал о чем-то, что касается его или же о чем-то плохом. Ему только нужно подтверждение, причём поскорее и поточнее.       — Вспомнил Вашего брата.       — Сравниваешь нас? — с легкой усмешкой спрашивает Бён, закончив обедать.       — Да, — честно отвечаю, опуская глаза на стол, — моё мнение очень сильно изменилось. И о нём тоже.       — Жалеешь, что вернулся? — равнодушно спрашивает глава, вздёрнув бровь. Улыбаюсь, качая головой. Бён еле заметно хмурится, пока я отсаживаюсь от стола и снова берусь за книгу, пытаясь сконцентрироваться на словах. Он спрашивает «Почему?», на что я пожимаю плечами, выкручиваясь из ситуации:       — Разговор явно не для общего зала, господин Бён.       — В таком случае, зайдёшь часов в восемь в кабинет.       — Который на четвёртом? — уточняю этаж, не подняв голову.       — Именно. Мельком улыбаюсь, продолжая прочерчивать взглядом строки, которых не вижу. Переворачиваю страницу назад, осознавая, что совершенно не понимаю, о чем идёт речь. Бён поднимается с места и стремительно покидает общий зал. Я знаю: он не будет тратить время на разговоры, когда у него много дел, требующих незамедлительного решения.

***

Время пролетело слишком незаметно. Я сдвинулся с места впервые за час и застонал от дискомфорта. Чувствую, как постепенно стягивает болью спину, и иду переодеваться. Надеваю джинсы с футболкой и на босые ноги кеды, даже не утруждая себя завязыванием шнурков. Беру со стола четыре книги и выхожу из комнаты, практически сразу встречаясь с Карой. Приветствуем друг друга кивком, ни на секунду не останавливаясь. Поднимаюсь на четвёртый этаж и замечаю Бёна, выходящего с Крисом из лифта. Подхожу к двери к тому моменту, как они заканчивают разговор, ненадолго уставившись на меня. Крис отмахивается, стоит мне удивлённо взглянуть на охранника. Здесь довольно темно, но хозяина комнаты это нисколько не смущает. Он снимает пиджак и садится в кресло, сразу откидываясь на спинку. Прохожу мимо него к шкафу, вспоминая, где брал книги.       — Как у Вас прошел день? — нарушаю тишину.       — У меня? — еле заметно проскальзывает удивление. — Как и в другие дни тяжело.       — Выглядите уставшим, — возражаю, — сильнее, чем в другие дни.       — Закрой рот, Чанёль.       — Вы сами пригласили меня поговорить, — пожимаю плечами, высматривая места для оставшихся двух книг. — Как-то не гостеприимно Вы себя преподносите.       — Сейчас получишь. Еле заметно улыбаюсь, наконец, найдя нишу, но для последней книги места не нахожу. Какое-то время Бён молчит, прикрыв глаза. Он реально выглядит очень уставшим, и я не понимаю, что такого в том, что ему нужно отдохнуть. Только здесь, в своей личной комнате он может показать свою слабость. Уж кто-кто, а я никому его не выдам. Да и вряд ли кто-то станет меня слушать — не поверят. Бён всегда скорый на подъём, особенно, если нужно кого-то наказать.       — Рассказывай, чем ты занимался у него? — нарушает тишину мужчина. Удивлённо гляжу на него.       — Будто Вы не знаете, — передёргиваю плечами, отворачиваясь. — К тому же, мы здесь собрались обсуждать другую тему. Бён неслышно подходит, прислоняясь ко мне телом. Я стискиваю зубы, стоит чужой руке указать на то самое место ближе к полу. Хочет, чтобы я наклонился, — понимаю, стоит рукам вжать меня за бёдра в чужой пах, — будь по-твоему. И правда наклоняюсь, ставлю книгу на место и делаю шаг вперед, но меня возвращают обратно.       — К чему мне твои умозаключения? — шепчет он. — Лучше расскажи, что ты там делал целую неделю.       — Страдал, — хмыкаю, немного повернув к нему голову. — Что я мог ещё делать, господин Бён?       — Трахаться с ним.       — Ну, не без этого, — пожимаю плечами, усмехаясь. — Вам обязательно об этом спрашивать?       — Я думал, что отвадил тебя от стыда, — задумчиво протягивает Бён.       — Да, отучили, но есть вещи, которые лучше не обсуждать. Ощущаю, как руки перекочёвывают к плечам и резко разворачивают. Шиплю, стоит упереться спиной в выступающие полки. Мужчина испытывающе смотрит, ожидает продолжения, но я не собираюсь об этом с ним разговаривать.       — Каким он был с тобой? О боже, — думаю, мысленно закатывая глаза, — он в самом деле будет соревноваться с ним даже в постели?       — Господин Бён… Попытка возразить пересекается сразу же. Он протискивает колено между моих ног, вжимаясь в меня пахом. Выдыхаю, стоит ощутить напряжение в его штанах. Бёну нипочем: он внимательно смотрит на меня, ожидая продолжения, а когда его не следует, медленно касается горячими губами кожи на шее.       — У тебя не должно быть от меня секретов, — настаивает мужчина, — давай же, Чанёль, никто об этом не узнает, кроме нас двоих.       — Нечего рассказывать. Я больше не могу его воспринимать так, как раньше. Шумно выдыхаю, упираясь затылком в книги.       — Чувствуется разочарование, — протягивает Бён, пробираясь пальцами под футболку. — Так что с ним было не так?       — Всё. Глава недовольно смотрит, аккуратно укладывая руку на бок и практически незаметно сжимает, наблюдая за моей реакцией. Что есть сил пытаюсь казаться равнодушным, но он снова касается губами шеи, опускаясь к ключицам, и я просто…       — Блять.       — Итак? — сразу же подталкивает к рассказу.       — Всё было неправильно, — шепчу, боясь, что голос сорвётся, если он ещё раз прикусит кожу, — я ждал другого, потому что в тот раз, когда он впервые был со мной — это было по-другому. Слишком ярко, слишком нежно, так, как мне нужно было тогда. Я захлёбываюсь словами, чувствуя, как пальцы начинают массировать член сквозь джинсы. Стараюсь говорить много и быстро, не замечая, как проглатываю буквы. Не уверен, слушает ли меня Бён — уже всё равно.       — Я отвык от этого. Произошло слишком много вещей, которые изменили моё мнение. Всё, что он делал… этого было недостаточно. Сколько бы не целовал, сколько бы не привязывал, не пытался… господин Бён, давайте не будем об этом?       — Чего тебе хотелось? — хрипло спрашивает тот, наплевав на моё желание. — Что такое, Чанёль? Что у него не получилось?       — Пожалуйста, не заставляйте меня… — захлёбываюсь воздухом, выгибаясь, стоит ему сжать член. Он хочет, чтобы я продолжал говорить, а сам целует, кусает, гладит, сжимает, блять, почему нельзя уже перейти в горизонтальное положение?.. Но он продолжает прижимать меня к шкафу. Небольшое трение чуть не доводит меня до скуления. Он моментами вжимается своим пахом в меня, имитирует толчки, практически обезоруживая. Я чувствую себя таким… таким…       — Ну же, — нетерпеливо цедит сквозь зубы — ему тоже хочется, — чего тебе не хватало? Ну же, Чанёль, чего тебе было недостаточно? Недостаточно для чего? Даже не дожидаясь моего ответа, он снова прикусывает плечо и расстёгивает джинсы. Чувствую, как рука обхватывает за пояс и пальцы спускаются к резинке трусов, проникая в ложбинку между ягодицами. Специально поддаюсь вперед, чтобы ему было удобнее, и стону, стоит ему обратно вжать меня в книги. Пальцы оглаживают сфинктер, нетерпеливо надавливают, но не пытаются проникнуть.       — Ты хочешь, — шепчет он, — хочешь же, да? А я не продолжу.       — Я не сформулирую мысль, — тяжело выдыхаю, — остановитесь.       — Говори так, — требует, продолжая «экзекуцию». Резким движением приспускает джинсы, вытаскивает член наружу и медленно начинает водить вверх-вниз рукой. Я мокрый. Естественная смазка выделяется и это, блять, катастрофа.       — Ну, мне не понравилось, — выдавливаю из себя, сжимая руки на его плечах, — мне не хотелось с ним… вообще ничего не хотелось. Чтобы он не делал — у меня не получалось кончить. Всё было бесполезно… приходилось стараться… я имитировал, но он же не дурак.       — А сейчас ты готов кончить, — усмехается на ухо Бён, — а я ведь даже ничего не сделал.       — Он — не Вы, — шепчу, еле улавливая его взгляд. — Это был так тяжело и стыдно… он был разочарован ещё больше, чем я. И это… просто пиздец.       — Так как же ты заканчивал? — вопросил Бён, удерживая лицо за подбородок. — Как он заставлял тебя кончить? Еле выдыхаю, мутным взглядом глядя на него.       — Я сам.       — Как? — шепнул в губы мужчина, буквально касаясь их. — Как ты это делал? Мм?       — Представлял Вас, — прикрываю глаза, — и кончал. Бён еле слышно зарычал, впиваясь в губы поцелуем. Я вжался в него, чувствуя, что уже не могу стоять, и мужчина дёрнул рукой, сбрасывая книги на пол. Шкаф за спиной начал открываться, и чужие руки резко потянули на себя, отводя от двери. С силой втолкнув меня в комнату, Бён буквально разорвал рубашку и принялся раскрывать ремень, пока я стягивал спадающие джинсы и футболку. Мне впервые хотелось кого-то настолько, что дрожали от нетерпения руки. Внутри будто что-то переклинило, вынуждая потянуть Бёна на себя. Мимолётно поцеловав меня, он потянулся к тумбочке, буквально всё с неё сбрасывая. В комнате было слишком темно, только свет фонарей немного попадал на пол, но этого было недостаточно. Практически сразу пальцы толкнулись внутрь. Я болезненно застонал в поцелуй, прикусывая его губу. Бён зашипел, призывая успокоиться. Шире раздвигаю ноги, ощущая, как два пальца наскоро пытаются меня растянуть. Зажмуриваюсь, ощущая импульс от простаты.       — Хватит, — стону, насаживаясь на пальцы.       — Порву, — пытается вразумить Бён.       — Переживу как-нибудь. Он меня не слушает, буквально доводит до конца, растягивая своими чёртовыми пальцами, но в итоге ему приходится пережать член. Сжимаю простыню в кулаках, выгибаясь, потому что знаю, что моих рук не существует. Громкое дыхание разносится по комнате, и эти нетерпеливые движения пальцев медленно превращаются в поступающие и размеренные. Ругнувшись, прикусываю губу и опускаю взгляд на Бёна, засмотревшегося на меня. Нашел время!       — Господин Бён… Мужчина вытаскивает пальцы и через пару мгновений влажный от смазки член растягивает меня изнутри. Первый толчок был настолько жестким, что у меня потемнело в глазах. Я не думал, что могу так выгибаться и так хотеть большего. Резкие движения в одном ритме выбивали из меня дух. Я цеплялся за него так сильно, как только мог. Наши губы никак не могли встретиться, и это просто добивало меня.       — Пожалуйста! — чёрт бы меня побрал говорить в такой момент. — Коснитесь меня. Я полыхал от желания кончить. Бён, наконец, отпустил член и вжался в меня полностью. Я поднял ноги, обхватывая ими его спину, и мужчина медленно вышел под недовольный стон.       — Насколько он был плох?       — Он был ужасен. Еле понимаю, о чем идёт речь.       — Скажи, как ты хочешь? — шепчет Бён, катастрофически медленно проникая внутрь.       — Сильнее, — стону, — пожалуйста, сильнее и быстрее. Мне нужно… не щадите меня. Бёдра напрягаются, стоит встретить первые сильные толчки. Бён хрипло дышит, втрахивая меня в кровать. Цепляюсь за его спину, буквально сходя с ума от напряжения внизу живота. Доводит до крика, снова и снова врываясь. Плечо сводит от боли — с такой силой он тянет меня на себя. Закатываю глаза, изливаясь, но мужчина не закончил, продолжая толкаться внутрь. Неосознанно сжимаюсь, и он стонет, кончая, постепенно переходя в размеренный темп. Несмотря на то, что бёдра его расслаблены — руки и плечи словно каменные. Я до сих пор ощущаю сумасшедшую хватку на теле. Мужчина целует в лоб и медленно выходит из меня, следом ложась рядом. Долго восстанавливаем дыхание, и я не знаю, что сказать. Это было настолько мощно, что у меня до боли в горле пересохло во рту.       — Я не смогу подняться, — невнятно произношу, еле сдвигая ноги.       — Не поднимайся, — через время отвечает Бён. Со стоном сажусь на кровати. Упираюсь рукой в лоб, рассеянно глядя на пол, усеянный одеждой. Еле нахожу взглядом своё бельё, футболка вообще у ног почти под кроватью. Оборачиваюсь на чужую усмешку: Бён лежит, упёршись одной ногой в постель, а на губах почему-то ухмылка.       — Как этот ублюдок мог не справиться?.. — задумчиво проговаривает. — Ты же такой чувствительный… Невозможно не понять, что нужно сделать, чтобы ты сошел с ума.       — Суть в другом, господин Бён, — произношу, отворачиваясь, как только он приподнимается на локтях, — проблема была не в его способностях, а во мне. Я возбуждался только потому, что моё тело реагировало на это, но мне не хотелось быть с ним. Мужчина садится рядом со мной на кровати и усмехается, поняв, что я смущён.       — Чего же тебе хотелось?       — Я хотел домой, — шепчу, неловко взглянув на него. — Просто домой.       — Это место не может быть твоим домом, Чанёль, — качает головой Бён, — у тебя испорченное представление о доме.       — Что имею, — пожимаю плечами. — У меня никогда не было возможности ощутить что-то подобное. Всегда была только работа на людей, которые забирали меня из детдома. Много чего приходилось делать ради того, чтобы оставаться с ними. Это было своеобразной платой за их «доброту» ко мне. А здесь по-другому. С некоторых пор, конечно же, — усмехаюсь, — тут реально безопасно и можно расслабиться. Не надо бояться и переживать о тех вещах, о которых я переживал в детстве и до встречи с Вами. Так что это мой дом, господин Бён, каким бы он ни был и кто бы в нём ни жил. Он уходит очень неожиданно. Закрывается в ванной, но ненадолго. Я собираю вещи, надеясь, что он отпустит меня к себе в комнату, но Бён лишь оставляет дверь открытой, будто приглашая привести себя в порядок. Вода не оказывает отрезвляющего эффекта, как-то воспаляет сознание, заставляя сомневаться во всём, что я рассказал боссу. Надеваю трусы, следом футболку и выхожу в комнату, замечая мужчину на кровати.       — Отпустите к себе? — спрашиваю, расправляя джинсы.       — Нет. Поднимаю на него взгляд, опуская одежду. Наивно спрашиваю «Почему?», на что Бён лишь указывает на свои брюки и просит подать сигареты. Подаю пачку, собираю все его вещи по комнате и небрежно бросаю на кресло. Ложусь на кровать, со вздохом утыкаясь взглядом в потолок. Я его и вдоль и поперек рассмотрел, собственно, делать нечего.       — Сигарету? — неожиданно предлагает мужчина, но я отрицательно мотаю головой. — Бросаешь? Это правильно…       — Господин Бён, — неожиданный вопрос, возникший в голове, поджигает интерес, — а Вы вот прямо всё знаете обо мне?       — Всё, что нужно, — замечает он. — Имя, возраст, где жил, с кем жил, где учился — по мелочи. Ничего себе мелочи, — думаю, повернув к нему голову. Бён сидит, упёршись спиной в изголовье кровати. Скосив на меня глаза, он равнодушно затягивается сигаретой и переводит взгляд на книжный шкаф. Сигарета словно маячок. В комнате, кажется, потемнело сильнее.       — А о себе Вы, конечно же, ничего мне не расскажете, — констатирую, усмехнувшись. — Это потому, что я всё ещё не вызываю в Вас доверия или потому, что это слишком конфиденциальная информация? Бён молчит. Я поворачиваюсь на бок, лицом к нему, и устало прикрываю глаза. Не знаю, о чем с ним разговаривать и всё ещё не понимаю, зачем он оставил меня здесь. Ему бы отдохнуть нормально, а не курить поздно вечером в кровати.       — Я — не ты, — произносит мужчина, — терпеть не могу разговоры по душам. Есть вопрос — задавай, рассказывать о себе просто так я не собираюсь. Ошарашено открываю глаза, пытаясь высмотреть хоть долю негативных эмоций в чужом лице, но там пустота. Пальцы уверенно подносят к губам сигарету и губы без особых усилий смыкаются на фильтре. Сумасшествие. Он что, готов поговорить со мной? Его равнодушием можно любого вывести из себя, но если присмотреться, то можно заметить, что он просто расслаблен и безэмоционален в хорошем смысле слова. Уставший, вот и всё.       — Сколько Вам лет? Бён усмехается, опуская на меня взгляд.       — А как меня зовут ты спросить не хочешь?       — А Вы ответите? — удивляюсь. Глава, покачав головой, будто устав от моего неразумия, отвечает:       — Меня зовут Бён Бэкхён, глупое ты существо, и мне сорок два. Бэкхён. Так приятно, наконец, знать чужое имя. Недоумевающе чувствую, как теплеет в груди.       — Так много? — охаю. — Вы совсем не выглядите на свой возраст. Когда у Вас всё нормально, то максимум лет тридцать пять.       — У меня никогда не бывает «нормально», — усмехается мужчина, — каждый день случается какое-то дерьмо, подрывающее мой авторитет. Иногда даже приходится выезжать на точки лично, чтобы наглядно продемонстрировать следствие непослушания.       — Как в случае со мной, — протягиваю, вспоминая тот день. — Я думал, что сойду с ума в тот день.       — Ты давно должен был тронуться умом.       — Собственно, так и произошло, — усмехаюсь. — Ваш ковер пострадал от моего безумия, а я так и не возместил Вам ущерб.       — Ты разобрался со мной лично и своими действиями давным-давно оплатил расходы, — кривит губы Бён. — Я солидный человек, а не бандит. Всё ещё видишь во мне дикую мразь? Смущённо поднимаю на него взгляд.       — А я всё ещё плох для Вас? — вспоминаю его слова. — И всё ещё слишком хорош для Вашего брата?       — Теперь наоборот. Мужчина медленно склоняется надо мной, и я поворачиваюсь на спину, протягивая к его плечам руки. Губы встречаются в мягком поцелуе, без давления и излишней нежности. Бэкхён целует так, как никогда не целовал. Это даже не сравнить с теми поцелуями, что дарил мне Бэкбом. Мысли путаются от негодования происходящего, потому что кажется, будто так быть и должно, и от этого нестерпимо больно. Вряд ли так будет всегда, вряд ли ему будет со мной хорошо. Пальцы сжимают чужие плечи, будто пытаясь прижать тело к себе. Упираюсь локтями в кровать, осторожно приподнимаясь на кровати, чтобы не разорвать поцелуй. Мне так хочется быть ближе к нему, что я ничего не могу с собой поделать. Сажусь на чужие колени, ощущая, как ладони пробираются под футболку, оглаживая бока, плавно переходя к ягодицам. Он не настаивает на сексе, а мне не хочется нарушать этот негласно установленный между нами мир. Хочется просто целовать и быть ещё ближе, позволять себе касаться его, как сейчас, и больше ничего. Во мне не полыхает огонь, как час назад, и теперь совсем не хочется уходить отсюда. Бён мне нравится. Мне с ним хорошо.       — Я тебя убью, — шепчет мужчина, — в пыль сотру, пустого места не оставлю, лично подвергну таким пыткам, что тебе и не снились, и все те крики, что ты слышал в подвале, будут казаться тебе ангельским пением, если ты меня предашь.       — Никогда, — самому себе клянусь, уверенно глядя в чужие глаза, — сам себя уничтожу, не посмею и подумать. Бэкхён усмехается.       — А как же твоя клятва «не причинять себе вред»?       — У меня теперь другая, — киваю произнесенным словам, — она намного важнее прошлой.       — Ты меня слышал, — будто напоминая, предупреждает глава. Я снова киваю, мимолётно коснувшись чужих губ.       — Мне всё равно, что Вы ко мне чувствуете, — признаюсь, отстраняясь, — я доверяю Вам несмотря ни на что, и надеюсь, что когда-нибудь это станет взаимным.