Dolphin Songs

Первой мыслью Курта, когда он очнулся, была, предсказуемо: "Где я?". Голова болела сильно, но он не мог вспомнить, что ударялся обо что-то. Мысли блуждали в тумане, но кое-как ему удалось выхватить воспоминания о последних событиях, а также улыбающееся несмело лицо Анн-Бритт, выступившее тоже сначала как из тумана, но ставшее быстро четким на расплывающемся фоне. - Курт! Ты очнулся. - Где я? - вопрос невольно сорвался с губ - единственное, что ему нужно сейчас прояснить, чтобы вернутся в эту реальность. - У меня все жутко плывет... Где Магнус?! Воспоминания, враз вернувшиеся в голову, бросили Валландера в ледяной холод нарастающей паники. Он попытался резко встать, но со стоном бухнулся обратно на кровать. - Ты в больнице, Курт. Наркоз отходит. Тебе швы наложили, - то, что Хёглунд, как с умственно отсталым, говорит с ним короткими, отрывистыми фразами, сначала вызывало у Курта раздражение, но он заставил себя успокоиться. Она совсем не была встревожена и конечно же не могла забыть про Магнуса, значит с ним все в порядке. Анн-Бритт словно ждала, пока он договорится с собой, и невозмутимо продолжила. - Они с сестрой за дверью. Я их сейчас позову. Она снова улыбнулась, но уже более уверенно, и правда вышла из палаты в коридор, ничего не став рассказывать и спрашивать дальше. Валландер был ей благодарен и даже не заметил, что, кажется, тайна его "женщины" близка к раскрытию. - Курт? Господи, как ты себя чувствуешь? - Криста была взволнована, но, кажется, испуг уже прошел. Она порывисто обняла его, и только тогда Валландер увидел следующего за сестрой Магнуса, и почти тут же голова заболела с новой силой - что, что же важного он забыл? Что же еще случилось там, перед дверями станции? - Тебе повезло - нож не задел ни одного органа - врач сказал, что тебе просто наложили швы, а сознание ты потерял не от раны, а от шока. Почему Магнус молчит и так внимательно его рассматривает? Почему... почему он совсем не такой, каким он его помнит? "Глаза," - думает Валландер, - "у него совсем другие глаза..." - Курт, - а вот того, что Магнус вдруг перестанет молчать и стоять столбом, разглядывая его, и кинется обнимать его, мазнув по лицу блондинистыми завитками волос, Валландер и вовсе не ожидал. Только теперь, когда Магнус отстранился, перестав его душить, Курт понял, что не так: у парня были совершенно нормальные глаза. Мутные, как будто его накачали чем-то (видимо, успокоительным), но без пустоты. В них был Магнус, а не зеркало - защита от внешнего мира. Еще были голос и собственное имя - Магнус никогда не обращался к нему и уж точно никогда не произносил его имени. - Я так испугался... Сказать, что Валландер был в замешательстве - оскорбить сложившуюся ситуацию преуменьшением. У него просто не было слов. Все, на что хватило его сознания сейчас - одной рукой приобнять за плечи чуть ли не начавшего всхлипывать парня и взглядом просить - нет, умолять - улыбавшуюся загадочно Кристу пояснить, что происходит, и не умер ли он случайно или все еще грезит по дороге в больницу, пока доблестные врачи борются за его жизнь, так глупо упущенную из рук. - И я как будто проснулся. Ото сна, - он говорил все еще неуверенно, как будто не разговаривал ни с кем годами, и язык позабыл, как это делать. - И я... Прости, я забыл слово. В голове все так.. путается. Я не помню и половины слов. - Тшшш, это не главное, - теперь уже Валландер сам обнимает его за плечи, притягивая коротко к себе и чувствует, как Магнус улыбается широко. Счастливо. Кристы в палате уже нет - Валландер не заметил, в какой момент разговора она вышла. Если подумать, он совсем не знал настоящего Магнуса - был знаком с оболочкой по зачастую неловким прикосновениям и по его рассказам о дельфинах. На том, пожалуй, и все. Валландер и сам не мог себе объяснить, как он может называть свои чувства к парню любовью, но тем не менее в голову ничего упорно не лезло, хотя существовали десятки более, возможно, подходящих слов. Из больницы его выписали гораздо быстрее, чем он предполагал - меньше, чем через неделю, но за это время он успел осознать весь масштаб катастрофы и всю злобность вставшей перед ним дилеммы. Вот он, Магнус, перед ним - улыбчивый, более не несуразный, с серьезным взглядом забитого подростка, перекочевавший из его семнадцати в двадцать один, как будто эти четыре года выкинуты из жизни, стерты - их невозможно открыть, хотя компьютер показывает файлы. Впрочем, так и было. Магнус не мог рассказать ему об этих четырех годах - лишь обрывки воспоминаний, когда он на миг выходил из ступора, ощущения, эмоции, узнавание кого-то, но не мысли. Мысли были для него закрыты, и каждый раз, когда они в нехитрых беседах приближались к этому, парень замолкал или запинался на полуслове, в его глазах мелькал стыд. Впрочем, когда он не мог вспомнить слово или пытался смеяться, но не выходило, как будто связки не слушались, разучились, было еще хуже - он впадал в конфуз, и Курт буквально затылком ощущал, что Магнус винит себя в том, что он хоть и чудом вышел из долгого ступора, у него не получается быть полноценным, таким, как раньше. Может быть, в этом еще был и страх того, что он таким и останется теперь - пожалуй, сам Валландер именно так себя бы и чувствовал - но он все равно поневоле тепло улыбался, клал ладонь на плечо Магнуса, предлагая продолжать. И тот продолжал, поднимал глаза на Курта с чувством облегчения и благодарности. Ощущение принятия этой благодарности гнездилось в груди, пока через час после ухода Мартинссона его не сгоняли с насиженного места тяжкие мысли. Теперь, когда Магнусу больше не нужна такая пристальная опека, когда он сам в состоянии позаботиться о себе и ограничиться помощью Кристы, будет ли он вхож в этот дом так же, как и раньше? Будут ли это дружеские визиты раз в неделю, а потом и того меньше? Сможет ли он жить так дальше или потеряет что-то очень важное? Его иррациональные страхи росли с каждым днем, приближающим его к выписке и отправке домой - залечивать рану дальше, до снятия швов. Он не сможет какое-то время активно выбираться из дома, не сможет забирать Магнуса с занятий... И снова он возвращался к тому, нужно ли это теперь вообще. За две недели восстановления он всего лишь три раза зашел к Мартинссонам и сам удостоился визита дважды, что сбивало с толку и заставляло мысли еще сильнее метаться из угла в угол, а сердце - испуганно стучать в ожидании заветных проклятых слов: "Спасибо тебе за твою помощь, не знаю, что бы мы сейчас делали, если бы не ты. Теперь все вернулось хоть как-то на круги своя. Мы никогда не забудем эту помощь," - после которых он будет вынужден спасовать и даже забыть думать о том, чтобы вернуться, рассказать. Почувствовать и возможно, получить так необходимый ему больной шанс осуществления не менее больной мечты. Но он так и не заикнулся об этой теме, потому что на исходе второй недели, зайдя к Мартинссонам, он увидел не то, что ожидал увидеть. Впервые, пожалуй, он видел Кристу рассерженной - она говорила с кем-то по телефону на повышенных тонах с нотками отчаянья, в то время как Магнус сидел в гостиной в позе, очень похожей на ту, в которой он когда-то рассказывал Курту о косатках. Внутренности сжались в тугой комок, и Валландер почувствовал, что его начинает подташнивать. - Магнус? - Курт? - парень тут же обернулся на оклик, и Валландер бессознательно сильно выдохнул. Самого худшего не случилось, но тревога не уходила. - Что происходит? - Меня перевели на новую ступень терапии. - Так это же замечательно, разве нет? - попытка улыбки тут же угасла. Мартинссон рад не был. - Вчера было мое последнее занятие в центре. В комнате повисло молчание. Курт лихорадочно пытался понять, что же он чувствует, пока не излился раздражением в никуда. - Это же единственная эффективная терапия! Она тебе помогла! Они не могут просто так отменить ее! - Только полностью за наш счет, - Криста закончила разговор и теперь тоже стояла в гостиной. - Я только что разговаривала с представителями программы. Они обеспечивают минимум на каждом этапе на социальной основе - все остальное - за собственные деньги. Мы не потянем - это слишком дорого. Прости меня, Магнус, - она устало обняла брата за плечи и глубоко вздохнула. Он тут же уцепился за ее руку. - Все хорошо. Мне правда больше не нужна такая терапия. Просто... Я не могу... Слишком тяжело расставаться. В этот момент Валландер окончательно решил, что в ближайшее время никуда не уйдет. И у него было не только ощущение уверенности в этом в рукаве, но теперь еще и идеи. Новая терапия шла Магнусу на пользу - теперь с ним можно было работать, как с другими людьми, находившимися в пост-травматическом расстройстве. По мере того, как жестоко наружу вытаскивались переживания, связанные с потерей, рассказы о четырех годах заключения в собственном теле, к нему возвращалось все то, что было когда-то при нем. Восстанавливались выпавшие кусочки когнитивной памяти, возвращался словарный запас, расширялся до первоначального спектр эмоций. Валландер никогда не видел, чтобы что-то так выматывало человека физически и морально, как эта процедура выматывала три дня в неделю Магнуса - до полубессознательного состояния, до беззвучных слез, когда Курту приходилось сидеть рядом с ним на диване, просто обнимая за плечи, чтобы тот успокоился. По-другому было нельзя - безболезненно гной и боль никогда не выходят наружу. Курт всеми возможными средствами пытался облегчить этот процесс, радуясь каждому продвижению вместе с Магнусом и Кристой, и, конечно, осуществил свой маленький, дерзкий план, принеся в жертву львиную долю зарплаты и совести, скрывая это от Кристы. Раз в неделю, в воскресенье он отвозил Магнуса в центр и оплачивал десять частных минут "общения" Мартинссона со своими старыми друзьями - Оле, Наной и Карой. Ему казалось, что дельфиньи морды смотрят на него лукаво украдкой, когда не смотрит сам Магнус, и он надеялся, что с благодарностью, хотя сам не знал, с каких пор мнение каких-то водных млекопитающих вообще что-то значило для него. И уж совсем было абсурдным особенно обращать внимание на Кару - дельфиниху с белой отметиной на плавнике - любимицу Магнуса, или же "приемную мать"... Курту казалось, что они даже плавают похоже, что, конечно же, было еще большим абсурдом, но Курт не давал себе себя же одергивать - он больше не мог позволить себе ставить рамки в условиях общения Магнусом. Он чувствовал себя из-за этого как никогда уязвимым, но вместе с тем - он хотел этой уязвимости, хотел открыться, несмотря на страх, что низшее преобладает в итоге над тем, что он так старательно оберегает и взращивает, чтобы поделиться с другим. Через несколько недель Магнус напугал зашедшего Курта прямо с порога: Валландер просто не ожидал вместо привычного бледного лица увидеть перед собой плюшевую морду мягкой игрушки, оказавшейся темно-темно-синей косаткой размером с голову. Из-за хвоста набивного животного ухмылялся довольный шуткой Магнус. - Это новое терапевтическое упражнение. Мы искали свои тотемы - духов-помощников. Это - мой. - Почему косатка? - Курт старался выглядеть серьезным, но сдерживать улыбку было очень тяжело. - Неожиданно... Все-таки дельфины... - Я сам не знаю, - парень пожал плечами быстро, продолжая улыбаться. - Это пришло откуда-то оттуда, - он изобразил рукой жест, видимо обозначающий глубины подсознания. - Всплыло, как кит, и я уже не мог не обращать внимания. Тут уж Курт не смог сдержаться, чтобы не засмеяться тихо и легко. На душе у него было светло, несмотря на пасмурную осень за окном. Теперь он понимает, пожалуй, что любовь - это не суммарное знаний, но искреннее притяжение двух душ - или что все-таки есть у человека - друг к другу. Без слов. Других объяснений своему давнему замешательству по поводу своих чувств он, видимо, никогда все равно уже не найдет. Не найдет лучших. - Эй, почему ты смеешься? - обиженным ребенком Магнус смотрел на него, все еще сжимая в руках плюшевую косатку. Валландер же просто заключил его в объятья. - Я тебе расскажу. Про косатку. Позже, - он прикоснулся губами к щеке Мартинссона (до лба просто не мог дотянуться) и ощутил, как начало гореть лицо, когда Магнус несмело прикоснулся сначала губами к его губам в ответ, но тут же отстранился, часто дыша и улыбаясь. Костяшки ладони, вцепившейся в косатку, побелели. - Обещаешь остаться и рассказать? - Обещаю. Кто был в море - тот вряд ли захочет его покинуть, - наконец-то лицо перестало гореть, и теперь Валландер снова улыбался. - Пойдем на кухню - расскажешь, что было на последнем занятии. Может быть, мне тоже стоит завести тотем. Я, кажется, даже знаю, кто это будет. Вернувшаяся домой Криста лишь весело хмыкнула себе под нос, когда, зайдя в прихожую, услышала громкий, давно позабытый смех брата.