Часть 1
21 августа 2016 г. в 19:55
В первые секунды утра, когда луна сменяется солнцем, мрак и темнота — светом, а ночная прохлада — теплом, когда время для пробуждения ещё не пришло, веранда в семье Джерарда и Фрэнка уже не пустует. Джерард сидит в кресле, на его коленях неподвижно лежит книга, а на столике рядом с ним стоит кружка горячего какао, от которого вверх по воздуху поднимается пар и из-за которого август для Джерарда пахнет молочным шоколадом. Какао и книга — два важных для него летних атрибута, без которых день не может начаться хорошо. Правда, есть ещё один. Пожалуй, самый важный. Это его муж, Фрэнк, и он привык ждать его за чтением какой-нибудь книги, и не особо важно, чьим пером она написана. Но он не начнёт читать её до тех пор, пока утро не вступит во владения города. И уже скоро он видит, как розовеет небо, как его окрашивают тёплые и нежные оттенки персикового и тусклого малинового. Из этой светлой композиции цветов самые тёмные из них — выше, а напротив глаз Джерарда — почти белые. Через какое-то время все эти цвета превратятся в голубой, и по небу поплывут облака. А пока ему только остаётся смотреть, как обесцвечивается небо, как первые лучи ползут по деревянному полу веранды и как они наконец достигают его, — он чувствует их тёплые прикосновения и закрывает глаза, а на его губах застывает блаженная улыбка. Через минуту он ощущает новое касание, более реальное и тяжёлое, но такое же тёплое и нежное. Он накрывает сухую руку Фрэнка своей и широко улыбается. Дождался.
— Доброе утро, Фрэнки, — ласково произносит он, и Фрэнк тоже улыбается. Их кожа блестит на свету, как в зенит блестит вода в фонтанчике их сада, и Фрэнк с Джерардом немного щурятся от пронзительной яркости солнечных лучей.
Знаете, некоторые люди говорят слова как-то особенно, будто бы пробуют их на вкус, из-за чего облизывают губы в момент, когда заканчивают говорить и ждут ответа. Фрэнк понимал, что у него странный фетиш — смотреть на губы своего мужа всегда, как только тот открывает рот, но он ничего не мог с этим сделать, да и впрочем-то и не хотел, потому что он был влюблен в свой фетиш, своего мужа и особенно в его губы.
— Что читаешь? — спрашивает он и занимает кресло рядом с Джерардом.
— Уже ничего. Будешь завтракать сейчас или позже?
Хоть Джерард и улыбался, произнося это, а Фрэнк в сотый раз пытался заставить себя смотреть куда-нибудь, помимо его губ, глаза его были печальными и озадаченными. Он хотел бы мысленно вернуться с ним в их прошлое, посмеяться над их чересчур бурной молодостью, вспомнить все их совместные сорок лет. Ему кажется, что масштаб их любви и их отношений, в конечном итоге, не вмещается в сорок лет, потому что им всё время владеет чувство, что он любит Фрэнка всю свою жизнь, а не каких-то сорок лет. И ему кажется, что для них с Фрэнком это не срок. Но Фрэнк не помнит их счастья и их боли. Не помнит ночные прогулки за руки, дальние путешествия на машине, выработанные со временем только их семейные традиции. Больные амнезией теряют память не так, как это показывают в кино.
— Позже. Расскажешь, как мы познакомились? — просит Фрэнк, поджав губы.
Конечно, Джерард расскажет. Даже в тысячный раз. Он возвращает ему это воспоминание чуть ли не ежедневно, но оно всё равно не закрепляется в памяти Фрэнка прочно. И ему чертовски это надоело, но он не может отказать мужу в этой просьбе, потому что он прожил с Фрэнком чертовых сорок лет и потому что он — огромная часть его жизни. И потому что он, как и в тот день их знакомства, все так же сильно влюблен в него.
— Был конец августа, и уже пахло осенью, когда мы встретились впервые. — Джерард закрывает глаза и чувствует, как на его плечо ложится голова Фрэнка, а руки обвивают его шею. Он рассказывал эту историю Фрэнку, по меньшей мере, сотню раз, и слова для неё уже заканчивались, однако он всё время находил новые, и когда он закрыл глаза, Фрэнк не знал, что он видит и что вспоминает, ему оставалось только представлять это всё. Потому что воображение, в отличие от памяти, никогда не подводило его. Он воспринимал свою болезнь как нечто губительное, потому что она отбирала у него воспоминания, а это чуть ли не самое дорогое в жизни, когда тебе за шестьдесят. — Деревья были зелёными, но это был какой-то очень тусклый оттенок зелёного…
— Как твои глаза, когда ты огорчён? — спрашивает Фрэнк для общей картины в голове, и Джерард, улыбаясь, кивает.
— Да, как мои глаза, когда я огорчён. Впрочем, в тот день я не был весел. Я шёл в пыльных ботинках по такой же пыльной дороге, и со мной был мой рюкзак, наполненный красками, кистями, альбомом и книгой Рэя Брэдбери «Прощай, лето». Я хотел зайти в кофейню, расслабиться и почитать её, но моё любимое заведение было закрыто по каким-то причинам, и я шёл в поисках нового, пока не увидел маленький ларёк. Как сейчас помню, он назывался «Кофе с собой». Тогда я не понимал, почему бы владельцам магазинчика не поставить столики и стулья на улице, а сейчас понял: рядом был парк с искусственными прудами, и он был очень живописен, но там почти никого не было, потому что все сидели в уличных кафе, и это было глупо с их стороны, они пропустили много прекрасного.
— Какой кофе ты взял? — снова задает вопрос Фрэнк, и Джерард открывает глаза, чтобы посмотреть на него. Солнце тем временем поднималось в небе выше, всё больше и больше обливая своим светом город, а прикосновения его лучей стали теплее какао, забытого Джерардом. Ещё чуть-чуть, и оно совсем остынет.
— У меня не было особого выбора, поэтому между американо и эспрессо я выбрал второе. Вообще-то, я предпочитаю кофе с молоком, но продавец отказал мне в нём, поэтому я вынужден был пить кофе без него. Он был горячим, и, несмотря на конец августа, на улице было жарко, поэтому в ожидании, когда он немного остынет, я двинулся в парк, — Джерард останавливается на несколько секунд, чтобы Фрэнк мог всё хорошенько представить, и, приобняв его за плечо, продолжает: — Мне кажется, ты понравился мне ещё в тот момент, когда я только заметил тебя, — он наблюдает за реакцией Фрэнка: он не смог сдержать улыбки, и Джерард улыбается ему в ответ, замечая, как краска приливает к лицу его мужа. — Ты заставил моё сердце дрогнуть, а мысли — посветлеть, и это уже что-то значило, Фрэнки, потому что до тебя это не удавалось сделать никому. — Губы Фрэнка вновь трогает восхитительная улыбка. — Ты был носителем очков без стеклянных линз, перчаток в жаркий день и, конечно же, носителем огромного очарования. Надо сказать, по делу ты воспользовался лишь своим очарованием. Всё остальное было твоей странной прихотью, хотя эта странность тоже подкупила меня.
— Опиши, как выглядел ты, — просит Фрэнк.
— О, да-да, конечно. По-моему, я был в серых брюках, пыль на которых напоминала пепел, и в белой рубашке, а на моей шее висел красный галстук. Господи, да я выглядел так нелепо и бедно!
— Уверен, ты выглядел превосходно.
Джерард хохотнул. Листва августа в его глазах становилась ярче вместе с улыбкой на лице Фрэнка.
— Впрочем, из-за того, что я смотрел только на твоё лицо, я совершенно упустил из виду стаканчик в твоих руках. Знаешь, я подходил к тебе всё ближе и ближе и в пяти шагах от тебя просто замер на месте. Я думал, что я могу сказать тебе, но весь мир как-то опередил меня: несколько подростков гнали на велосипедах прямо на тебя, и я толкнул тебя, чтобы ты не попал под их колёса, и так вышло, что жидкость из твоего стаканчика расплескалась и часть её попала в мой. Знаешь, что в нём было? — Фрэнк качает головой, выражая своё отрицание. — Молоко. В нём было молоко, в котором отказал мне продавец и с котором я предпочитаю кофе. Такое ощущение, что Вселенной было нужно, чтобы мы были вместе.
— Наверное, нам это тоже нужно было. Я бы не смог без тебя, — отвечает Фрэнк, тихо и медленно делая вдох.
Есть события, которые отрезают путь назад. Для Фрэнка и Джерарда их знакомство как раз стало таким событием. Они подарили друг другу самые чудесные моменты, чтобы вспоминать их в шестьдесят, и CoffeeMilk — очень хорошее воспоминание для них. А если оно умрёт в памяти Фрэнка, Джерард обязательно воскресит его.