Опекунами молодого миллионера станет семья мэра Раш
Как мы уже сообщали в прошлом выпуске, недавно стало известно о смерти семьи Айеро: владельцев одного из крупных заводов Нью-Йорка. У мистера и миссис Айеро остался одиннадцатилетний сын, которому по завещанию отошло всё имущество его родителей. Но так, как Фрэнк-младший не достиг возраста совершеннолетия, его под опеку взяла семья мэра нашего города. Предполагается, что состояние родителей ребёнка будет находиться на попечении семьи Раш и отойдёт к Фрэнку после 18… Это всё, что я смог увидеть: видимо, газета всё-таки не так хорошо сохранилась, как показалось на первый взгляд: кое-где были подгнившие страницы, из-за которых не получалось получить информацию полностью. Следующую газету мне было так же трудно прочитать сначала, поэтому пришлось наугад разбирать некоторые слова. …как уже говорилось, от данной болезни ещё не найдено лекарство, но доктор Бэгшот пытается спасти жизнь молодого Айеро, неожиданно заболевшего данной болезнью… Мистер Бэгшот… Я не сразу понял, что речь идёт об отце тёти Матильды. Пока не вспомнил о том, что говорила когда-то эта женщина, показывая старые фотографии: «А это мой отец — Клаус Бэгшот. Он изобрёл первый в мире прототип электрического ингалятора для одного мальчишки с астмой. Никто тогда почему-то не мог понять, что у мальчика была тяжёлая персистирующая бронхиальная астма, которую просто начали лечить поздно. Слава богу, мой отец спас ребёнка, создав электрический небулайзер…» Получается, отец Матильды спас этого парня, которого, оказывается, усыновил отец Хелены. Тогда почему о нём никто ничего не знает? Почему никто никогда не говорил о Фрэнке Айеро? Мне это кажется очень странным и запутанным. Из раздумий меня вывел звон бьющегося стекла, доносившийся откуда-то снизу. Отложив газету, я начал спускаться вниз, пытаясь понять, что же произошло. Зайдя в ванную комнату, дверь которой была почему-то открыта, я немного удивился. Ну, как немного. Я охуел от того, что стало с этой недавно опрятной комнатой: сломанный шкафчик, который раньше висел над раковиной, теперь лежал на полу, возле моих открытых красок, которые я, кажется, даже и не доставал со своего рюкзака. На стене, видимо, этими красками было написано «Уходи». — Что за нахер тут происходит? — сказал я пустоте, осматривая помещение. Но я не знал, что это только начало того, что я увижу в этот странном доме воспоминаний.Глава 2
29 марта 2018 г. в 00:02
Проснулся я в хорошем настроении, что бывает очень редко. Поэтому сейчас я иду за едой в супермаркет, дабы приготовить себе что-нибудь. Не, ну, а что? Сейчас только 6 утра, но я все равно проснулся и решил сходить в магазин, где в это время можно встретить лишь разъярённых бабулек, которые так и норовят первыми схватить продукты до следующего привоза, пока ещё магазин пустует. И конечно, мне придётся страдать от них, потому что старушки вечно хотят со мной что-либо обсудить, стоя возле кассы или у входа в супермаркет. Сколько себя помню, я всегда привлекал этих женщин, из-за которых я часто опаздывал в школу, потому что всегда проходил мимо супермаркета дабы купить себе что-нибудь на обед.
Майки всегда смеялся с меня, видя, как толстенького паренька в майке «Звёздных войн» куда-то тащит стайка бабулек, обсуждая со мной стоимость сыра и появление новых болячек."Бабульковой наседкой» — так называл меня брат, когда видел такую картину. Но сейчас его нет. Значит, некому теперь смеяться надо мной. А жаль. Я любил, когда этот обычно замкнутый в себе мальчишка улыбался или смеялся. Потому что это редко когда можно было увидеть.
— Неужели это Джерри к нам вернулся? — знакомый голос вывел меня из раздумий. Я повернул голову и увидел перед собой тётю Матильду — миниатюрную старушку с тёмными волосами, вечно заплетёнными в тугой пучок. На ней было такое же платье, что и 10 лет назад — мне даже показалось, что она его никогда не снимает.
— Тётя Матильда! — я улыбнулся и подошёл к миссис Бэгшот. Эта женщина разрешала называть себя так только мне. И у этого всего есть своя печальная история.
Когда мне было пять лет, у неё умер любимый племянник. Женщина была в печали, говорила, что не может жить без своей кровинушки. Помню день нашей с ней встречи: тогда мне впервые было разрешено самому дойти до детской площадки в конце улицы. И я весело зашагал в ту сторону, когда увидел на лавочке плачущую женщину. Ну и я, как истинный джентльмен, коим я в то время себя считал, подошёл к тогда ещё не старой женщине.
«Простите пожалуйста, могу я поинтересоваться, почему вы плачете»? — проговорил я своим детским голоском, чем привлёк Матильду.
«Ничего. Просто что-то в глаз попало», — женщина попыталась улыбнуться, что получилось не очень.
Тогда я просто подошёл и обнял её, пытаясь успокоить. Мои объятия действительно подействовали на женщину: она перестала плакать.
После этого я просидел у неё весь день, забыв даже о том, что хотел погулять на детской площадке. Мне было хорошо в компании этой весёлой женщины, которая рассказывала мне смешные истории за чашечкой чая.
— Как ты, Джерри? — спросила Матильда, обняв меня. Всё-таки, видимо, она скучала по мне, как и я по ней. Хоть и прошло уже 10 лет с нашей последней встречи. — Ох, ты так вырос уже! Сколько я уже тебя не видела? Лет восемь?
— Всё хорошо, тёть Матильда. Уже 10 лет прошло, — улыбнулся я женщине.
Мы ещё долго стояли там и разговаривали о том, что изменилось за это время. Казалось, что прошло всего минут 10, но нет: посмотрев на часы, я понял, что прошёл уже час. Вот уж вышел в магазин на 20 минут. Отлично.
Попрощавшись с Матильдой и пообещав зайти к ней на чай, я быстро купил продукты питания и отправился домой, избегая знакомых старушек у разных прилавков. Не хватало ещё несколько часов потерять из-за пустой болтовни с этими " божьими одуванчиками в ярких платьицах». Не такие уж они и божие одуванчики, какими их можно увидеть с первого взгляда. Уж я-то знаю.
Быстро дойдя до дома, я сразу отправился готовить что-нибудь себе на поздний завтрак. Мой великий выбор царя пал на приготовление оладушек и кофе, с чем я быстро справился, через полчаса поедая последний из оладушков.
В остальные часы я тупо пялился в телевизор, который, оказывается, до сих пор работал исправно, хотя им не пользовались долгое время. Хм, странно, что даже помех на экране не было.
«Как же скучно», — подумал я, не зная, как себя занять. И тут я вспомнил о чердаке, который пообещал себе убрать в ближайшее время. Отлично.
И вот, я уже на чердаке, отодвигаю тумбочки от горы коробок, пытаясь протиснуться внутрь, что вскоре у меня получилось.
Оказалось, что эта гора лежала на маленькой одноместной кровати, на которой, что меня удивило, не было пыли, будто на ней недавно кто-то лежал. Но я, не придавая этому значение, начал открывать одну из коробок.
В коробке было много чёрно-белых фотографий. Некоторые были в больших чёрных альбомах, а некоторые просто валялись в коробке, сложенные стопкой. Я открыл первый альбом, на котором золотыми буквами было написано имя моей бабули. Внутри были её детские фотографии, а сзади располагались подписи, как это всегда делала наша семья: мы всегда писали место и дату съёмки, чтобы ничего не забыть или перепутать.
На одной из фотографий я увидел женщину и мужчину, на руках которого сидел ребёнок. А возле них стоял хмурый парень лет тринадцати, смотрящий на камеру с некой грустью. На нём был какой-то старомодный костюм, но волосы были не такими, какие обычно носили парни в то время: парень носил длинную чёрную челку, как у эмо.
Я перевернул фотографию и начал читать текст, написанный чьим-то красивым почерком:
31 октября, 1928-й год, поместье Уэев. День рождения Фрэнки.
Фрэнки… Кто же он такой? Я пытался найти этот ответ на этом фото, но, не найдя ничего, продолжил рассматривать фотоальбом.
На следующей странице я увидел фото того же парня. На его руках сидел двухлетний ребёнок. Малышка прижалась к мальчику, будто искала у него спасения. А тот лишь улыбался, обнимая ребёнка.
— Хелена и Фрэнк. 31 октября, 1928 год, — прочитал я, снова посмотрев на парня. Значит, это он Фрэнк…, но кто он такой? Этот вопрос интересовал меня больше всего.
Где-то час я просидел, листая альбомы. И вот, наконец, я обнаружил последний альбом. Он был намного меньше остальных, но на нём всё теми же золотыми буквами было выведено имя хозяина: Фрэнк Айеро. Открыв его, я начал рассматривать старые фотографии. Я смотрел на этого милого ребёнка, на то, как он взрослеет на фото. Но это не давало мне никакой подсказки, помогающей мне понять, кто это. Пока я не дошёл до второй коробки, где среди таких же альбомов лежали старые, чудом сохранившиеся газеты, на которых были изображены лица уже знакомых мне родственников. Взяв одну из газет в руки, я начал читать: