Шахматы нас связали

      — Привет! — конечно же именно Чарльз прервал неудобное молчание. Эрик и так знал, что Чарльз скорее всего будет инициатором большинства разговоров в этот вечер, но теперь, как бы ни хотелось не изменять своё отношение к Чарльзу, Эрик видел всё в новом свете. Он был буквально в процессе переосмысления всего того, что замечал в Чарльзе.       Чарльз не был просто жизнерадостным и дружелюбным человеком, сохранявшим этот настрой от лёгкой жизни. Его родители умерли. Ему приходится передвигаться в инвалидном кресле. Эрик повидал немало ужасов жизни и встречал покалеченных людей. Он знал, как трудно им делать даже самые банальные вещи.       От этого вечный солнечный настрой Чарльза и его честное желание всем помогать стали казаться куда значимее, чем раньше.       Печальные мысли всё больше и больше просачивались сквозь рациональную отстранённость, которую хотел сохранить Леншерр. Он снова попытался отложить их на потом.       — Привет, — тем временем ответила Ванда Чарльзу и неловко потопталась на месте. Девочка почувствовала порыв обнять Чарльза, но, так как отец почти не обнимал их, она просто не знала, как лучше это сделать, и приемлемо ли это вообще. Да и как ткнуться в стоящего взрослого было понятнее, чем в сидящего в кресле. Ванда не знала куда деть глаза и удивилась, почему папа не сказал им об этом. Хотя, судя по его лицу и действиям, он и сам не знал.       Пока все были заняты каждый своими размышлениями, Чарльз расстёгивал короткое пальто, и на деле прошло не так уж много времени; но, если они простоят так ещё хоть сколько-то, это затянется. Будет слишком неловко. Ванда решила сделать что-нибудь и как можно незаметнее пнула застывшего брата ногой. Пьетро жутко взбесил её тем, что стоял как истукан с открытым ртом.       — Здрасьте… — пробормотал мальчик. Лорна покивала в солидарности, скромно смотря на Чарльза из-за спин близнецов. Она, в принципе, не испытывала никаких проблем от того, что Чарльз был в странном кресле на колёсах — так было удобнее смотреть на него и говорить, если ей хватит смелости.       Чарльз улыбнулся детям, несмотря на их различающуюся реакцию. Как бы то ни было, он был чертовски рад тому, что проведёт этот вечер в компании этих четырёх людей. А Ванда, пожалев, что пинать собственного отца будет неприлично, взяла его за руку, намекая, что пора двигаться. В этот раз, слава богу, Эрик сразу понял намёк дочери.       Он большим шагом приблизился к Чарльзу, который вытаскивал руки из пальто, и помог ему снять его, аккуратно взявшись за ткань вытянутыми руками, словно боясь коснуться самого Чарльза.       — Спасибо, — поблагодарил Ксавье Эрика в спину, потому что тот уже вешал пальто в шкаф.       — Да… В общем, это наш дом, — Эрик отошёл к детям, открывая вид на гостиную, столовую и лестницу на второй этаж, — Небольшой, но…       — Но уютный! — радостно закончила Ванда, почти перебивая отца, на что тот еле заметно улыбнулся и слегка потрепал её по голове. После он развернулся и, держа Ванду за руку, положил руку и на плечо Пьетро тоже, ведя всех в сторону столовой.       Когда Эрик повернулся к Чарльзу спиной, он позволил себе всего лишь секунду паники на лице. Это было связано даже не с его нервными расчётами ширины коридоров и любых препятствий для инвалидного кресла, а с самим фактом нахождения другого человека в его доме. Он до сих пор как-то отрешённо осознавал это, словно его разум в целях самозащиты решил, что всё это выдумка. Эрик Леншерр встретился с кем-то и дружит третью неделю? Переписывается с этим кем-то по телефону? Познакомил его со всеми своими детьми? Теперь ещё и принимает в гостях?       Попахивает бредом.       Эрик почти свалился в чёрную дыру токсичных мыслей, но в последний миг сумел вынырнуть оттуда и взял себя в руки. И его дети, и сам Чарльз воспринимают всё происходящее как должное, значит, и он может, верно? Он ни чем не хуже обычных людей. Даже если это ощущается как разыгрывание спектакля, это всяко лучше, чем очередное осознание себя как не нормального человека. Или не человека вовсе.       Эрик всего лишь дошёл с коридора до столовой, но уже успел скомкать эти мысли и настроить себя более оптимистично. В конце концов, сейчас вроде как радостное событие в его жизни.       — Ужин для почётных персон подан здесь, — сообщил Эрик, с лёгкой улыбкой оглядываясь на Чарльза. — Прошу пожаловать в столовую, — на самом деле, как бы он ни переживал, в домашней обстановке, рядом с детьми и после пройденных неловкостей и формальностей Эрик всё же почувствовал, что дышит свободнее, и старался вести себя так, как вёл бы в идеальных условиях: без стрессов, отрешённых мыслей и печальных открытий.       Чарльз, увидевший, как Эрик ведёт себя шутливо, плюнул на приличия и прямо по-детски улыбнулся, от уха до уха, беря управление злополучным креслом под контроль и направляя его в столовую. Он только оказался в доме Эрика и его детей, но уже ощущал острое нежелание его покидать. Ему хотелось везде побывать и всё разглядеть, чтобы узнать Эрика ещё ближе по его способу расстановки мебели, выбору декора, количеству вещей и прочим мелочам, которые могут многое сказать о человеке.       Эрик поспешил убрать стул, предназначенный для Чарльза, в сторону, а так же слегка подвинуть соседний стул и столовые приборы, чтобы подстроиться под габариты кресла. Он отошёл и церемонно указал руками на освободившееся место, на что Чарльз по-королевски кивнул и проехал к столу. Их поведение вызвало смешки у Ванды и Лорны, которых уже направился усаживать Эрик. Ещё утром они с детьми немного поспорили насчёт расстановки мест за столом, в итоге останавливаясь на варианте, где Эрик и Чарльз сидят напротив друг друга за длинными сторонами стола, Лорна рядом с Эриком, Ванда рядом с Чарльзом, а Пьетро за короткой стороной.       Чарльз без проблем добрался до стола и улыбнулся садившимся детям, ощущая так и не исчезнувшее нервное предвкушение. Парень понадеялся, что его дар вести лёгкие разговоры от этого волнения не утратится, ведь разговоры в сегодняшнем ужине — самое главное. Эту часть вечера он не мог испортить так, как уже испортил всё до этого.       Леншерр дважды проверил и удостоверился, что все сели, после чего принёс с кухни первое блюдо. Салат мог показаться простым, но на самом деле мужчина посчитал его приготовление достаточно тонким делом и постарался правильно сбалансировать каждую часть. Сейчас он выглядел не обычной мешаниной ингредиентов, а достаточно эстетично, как на ресторанных фотографиях в интернете, чему Эрик был безмерно рад.       — Салат «Цезарь» с курицей, — излишне манерно объявил он, ставя блюдо в центр стола. Чарльз не успел пошутить над чрезмерной манерностью, как его тарелка исчезла в руках Эрика: он накладывал его порцию. Ксавье с поднятыми бровями кивнул и принял тарелку из рук Эрика, наблюдая, как он так же церемонно накладывает салат детям, а потом уходит на кухню и возвращается с вином. И, конечно же, открывает и разливает его по бокалам, только после этого садясь за своё место.       — Ты очень обходителен Эрик, — дождавшись свободного момента прокомментировал Чарльз. На лице Эрика с явно сдерживаемыми эмоциями проступило смущение и некая форма удовлетворённости собой, но Ванда не выдержала и раскрыла страшную тайну:       — Папа два дня подряд изучал правила этикета и смотрел на манеры официантов в ютубе, — проговорила она Чарльзу.       — Ванда! — возмущение в голосе Эрика придало ему такие повышенные нотки, что Чарльз и остальные, наконец, прыснули со смеху.       — Кажется, кто-то раскрыл военную тайну, — Чарльз посмотрел на Ванду. Эта девочка так его радовала, что ему хотелось поддерживать её в любой шалости. Наверное, так и начинают баловать своих детей… — Не обязательно так тщательно следить за правилами, Эрик, — он вернул взгляд на почти пыхтящего от возмущения мужчину, — Эта галантность очень приятна мне, правда, но не нужно исполнять каждый шаг, как какую-то инструкцию. Я не кусаюсь за отхождение от правил, — тут он посмотрел и на Лорну, и от его истинного удовольствия от нахождения в их доме и озорного тона она тоже начала улыбаться. Атмосфера постепенно налаживалась.       — Я просто подумал, что в твоём обществе… — Эрик пожал плечами и скрыл смущение за помощью Лорне с её порцией. Для неё еду нужно было сразу разделить на более маленькие кусочки, потому что, хотя она уже научилась управляться вилкой, сил для манипуляций с ножом ей не хватало. Этот жест явно был не высокосветский.       — Моё «общество» давно состоит из беспечной сестрицы, которая скорее похрустит чипсами в постели, чем соберётся на званый ужин, зарытого в бумаги Хэнка, который просто питается тем, что ему подсунут в эти бумаги, если не забудут, и кучи детей и подростков, которые скорее обедают нашими нервами и ужинают нашим терпением, а не чем-то нормальным, — вся троица детей рассмеялась от слов Чарльза, даже молчавший ранее Пьетро, — Короче говоря, в ужине важнее компания, чем этикет.       На этих словах Чарльз улыбнулся Эрику, заглядывая в глаза и вызывая невольную улыбку в ответ. Леншерру было важно услышать, что его компания так ценится, хотя он не задумывался раньше об этой потребности, пока не ощутил значимое облегчение.       — Ммм, хотя и блюда тоже! — поспешил добавить Чарльз, после первой пробы салата, — Это просто восхитительно на вкус! — тут же все бросились проверять, так ли это. Особенно тщательно проверял Эрик, не доверяя принимать слишком приятный комплимент, — Ты готовил это сам? — спросил Ксавье, с удовольствием прожевав следующий кусок.       Эрик кривовато улыбнулся и кивнул. Ему всё ещё было неловко показывать перед Чарльзом уровень собственного удовольствия от комплиментов парня.       — А вот, получается, ты пускаешь детей в свой замок, да?.. — момент прервала Ванда, делавшая свои расчёты после услышанного от Чарльза. Все тут же поняли, куда идёт речь и пошли вздохи и закатывания глаз.       — Правильно, Ванда, — Чарльз тоже понял, куда клонится разговор, но не мог понять, как ощущать себя по этому поводу. Не слишком ли он уверен в себе? Вопросительный взгляд, брошенный на Эрика, ничего не дал, потому что тот вообще ничего не выражал. Не имея возможности скрыться за хоть какой-то формальностью встреч в шахматном клубе и за фразами по этикету, Эрик просто сидел, пытаясь поймать нужный для подобного общения настрой. — И я, конечно же, обязан пригласить вас всех к себе на ответный ужин! — всё-таки предложил Чарльз. Лорна и Пьетро возились в тарелках, Эрик снова вылетел за грань мышления, и только Ванда чуть ли не подпрыгивала на стуле.       — Нужно пока этот закончить… — пробормотал Пьетро, внезапно, более громко, чем желал. Изначально безэмоциональный комментарий вышел пессимистичным на фоне восторженных Чарльза и Ванды. Эрик ожидал, что они с Лорной будут обителью молчания и социальной неловкости, а близнецы с Чарльзом будут болтать без умолку, но и этот расклад странным образом сместился.       Оказалось, поднявшаяся атмосфера была не особо прочной на пробу.       — В чём-то ты прав, — вежливо подметил Чарльз, делая глоток вина. Почти сразу за его действиями все потянулись к своим напиткам. Эта деталь, как понял Чарльз, означала, что все не в своей тарелке и действуют автоматически. Также он заметил, как отец буравит сына взглядом. Эрику казалось, что всё расползается по швам, но он не знал, как правильно это исправить. Судя по всему, настала пора решить все вопросы. Чарльз вздохнул, но решил не откладывать вилку и нож, тем самым показывая, что не придаёт разговору большого значения.       — Пьетро, — обратился он к мальчику. Эрик и девочки тут же сосредоточили своё внимание на Чарльзе, это внимание почти повеселило его. Мальчик с опаской поднял голову, — Я вижу, ты немного шокирован ситуацией. И это вполне нормально. Я сам виноват в том, что не предупредил вас, — Чарльз почувствовал, как в Эрике просыпается защитный механизм, и он улыбнулся ему, пока не посыпались фразы о том, что Чарльз не виноват и не должен был их предупреждать, — И если кто-нибудь хочет задать вопросы, я не обижусь и буду не против на них ответить.       После этого заявления Чарльз продолжил ужинать, как ни в чём ни бывало. В подобной ситуации именно он должен был сохранять положительный настрой, он давно привык к тому, что люди не знали, как правильно говорить о его проблеме.       — Ты вообще не ходишь? Совсем? — после настолько прямого разрешения Пьетро наконец смог выпустить вопросы, крутящиеся у него на языке.       — К сожалению, малыш, я совсем не хожу, — улыбка Чарльза почти не дрогнула, — Но я уже привык к передвижениям на этом кресле.       Все опустили глаза в свои тарелки, а Пьетро со всё ещё не исчезнувшим ужасом смотрел на свои ноги.       — Это из-за какой-то… болезни? — задал он больше всего пугающий вопрос. Эрик взмолился, чтобы Чарльзу действительно не было неприятно, потому что сам он уже на стену лезть хотел от вопросов Пьетро.       — Иногда люди не способны ходить по болезни, — начал Чарльз, но увидев страх в глазах мальчика, сразу добавил: — Но обычно это врождённые пороки, то есть проявляются они с самого детства, — Пьетро нервно покивал с заметным облегчением, — Со слов твоего отца я понял, что ты очень активный мальчик, верно? Занимаешься бегом?       — Бег для меня — это самое главное в жизни, — с горящим энтузиазмом в глазах заявил Пьетро, поднимая голову и впервые за разговор смотря прямо на Чарльза. Мальчик понял, что все смотрят на него обвинительными взглядами, поэтому пытался показать, почему ему так важно приставать к Ксавье с вопросами.       — Скажу это ясно: я попал в аварию, — он обвёл глазами всех детей, которые и так впитывали каждое его слово, но избежал взглядом Эрика. Как будто бы он мог узнать, что Чарльз врёт. — Поэтому вы должны быть очень внимательными. Особенно с машинами, но не только. Несчастный случай может произойти с каждым, поэтому ты должен быть внимательным к своей жизни, Пьетро, — мальчик очень серьёзно кивнул, и Чарльз улыбнулся, — А так же к жизням своих сестёр.       — Это ещё кто за кем приглядывает, — фыркнула Ванда, и они с братом синхронно показали друг другу языки.       — Самое главное в твоей жизни не бег, — вдруг тихо проговорил Эрик, — А мы, твоя семья, — Пьетро смущённо пробормотал, что он знает это, и дети продолжали своё шушуканье, а Чарльз взглянул на мужчину.       Слова Эрика затронули что-то глубокое в Чарльзе. Он даже сам не до конца понимал, что именно, но ему вдруг отчаянно понадобилось вглядеться в глаза Эрика и найти в них подтверждение правдивости этих слов. Может быть, он сам ещё со времён одинокого детства мечтал услышать их от родителей. А может, он хотел иметь возможность говорить так же. Своим детям, которых будет обучать.       Самое главное — это семья.       Он так не ожидал найти союзника этой идеи в Эрике, что смотрел ему в глаза дольше положенного. Но такие мысли ощущались преждевременными, поэтому Чарльз просто улыбнулся ему и, не выдержав, опустил взгляд на стол, когда его сердце забилось чаще.       Чарльз снова взялся за бокал с вином, хотя знал, что ему не стоит много пить.       — Необычное вино, — прокомментировал он, ставя бокал обратно на стол. Обсуждение алкоголя за столом с детьми было не очень желательным, но Чарльз пытался начать хоть какой-то разговор. Эрик проследил за каждым изгибом утончённой кисти и плавным движением пальцев Чарльза на бокале с вином и пытался взяться за свой бокал так же. Он опробовал напиток, хотя ему было почти не с чем сравнивать.       — Это был единственный сорт, в котором я был уверен… — почти нейтральным тоном сказал Эрик, но Чарльз заметил нотки огорчения.       — Оно мне нравится, просто незнакомый вкус, — Чарльз улыбнулся, но почувствовал себя сконфужено: он сказал так, словно он пробовал всё вино на свете. Парень пригляделся к бутылке, — Эйсвэйн? Немецкое вино, надо же.       — Это было… — слова вылетели сами собой, Чарльз вскинул голову, и Эрик удивлённо моргнул. Он почувствовал, как учащается его пульс и как ему становиться тяжелее дышать. Он попытался успокоить себя мыслями о том, что рядом его дети и Чарльз — единственные люди, которым он может доверять. Должен доверять. — Это было любимое вино моего отца.       Дети забыли о еде и тут же переглянулись между собой. Они очень редко слышали что-то про своих бабушку и дедушку, отцу всегда было трудно говорить о них. Так же, как и сейчас — он явно чувствовал себя не в своей тарелке с таким уровнем откровенности, и никто не понимал, зачем он вообще затронул эту тему. Кроме Чарльза. Если дети считали, что и вовсе не нужно поднимать болезненные темы, Ксавье знал лучше, и он почти затаил дыхание, когда получил возможность узнать что-то о прошлом Эрика.       Эрик опустил левую руку под стол и с силой сжал кулак, чтобы боль хоть немного привела его в чувство. Он сказал какую-то мелочь и так остро реагирует — это недопустимо.       — Liebling, — отец всегда называл маму любимой по-немецки. Говорил, что так может выразить больше любви через слово.       — Kochany, — отвечала с блеском шутливой настойчивости мама по-польски и целовала его куда-то выше щеки, в висок.       Их семья не часто устраивала праздничные ужины, но в тех редких случаях, когда событие того стоило, отец открывал это вино — такое же они пили на первом свидании. И на каждой годовщине свадьбы.       Эрик почти не помнил их последний праздник, только усталую улыбку отца, большие и полные нежности глаза матери…       Но он помнил её взгляд, полный ужаса.       Он помнил пулю, которая пронзила его отца.       Он помнил брызги крови.       Того же оттенка, что вино в бокалах.       — Эрик, — Чарльз с обречённостью наблюдал, как Эрик замыкается в своих тёмных мыслях. Ксавье наивно полагал, что такого не случится, когда они будут в доме Леншерра. Но, кажется, Эрик нигде не чувствовал себя в достаточной безопасности от собственных мыслей.       — Да? — он отозвался сразу, внешне не выдавая, насколько он выбит из колеи. Даже выпрямил спину и пытался продолжить трапезу, не обращая внимания на подступающую тошноту. Чарльз вдруг почувствовал благодарность судьбе за свои способности, потому что не был уверен, что замечал бы все эти тревожные знаки, будь он обычным человеком.       — Ты никогда не рассказывал, откуда ты родом, — он видел попытки Эрика вести себя обычно и решил, что не будет сомневаться в его силах и продолжит разговор без увиливаний и послаблений.       Эрик знал, что это произойдёт рано или поздно, он давно готовился к этому, хотя все равно не чувствовал себя готовым. Насильно вытягивать из себя слова о своём прошлом было трудно, как и выдерживать сами воспоминания.       — Мой отец был немцем, а мама — полячкой, — чтобы было легче, Эрик представлял, что он робот, который зачитывает слова автоматически, — Они познакомились в Прушкове и через какое-то время переехали на родину отца в Гейдельберг. Я родился там.       Эрик закончил эту историю как можно короче, и испытывал по этому поводу сразу спектр эмоций: начиная от злости к самому себе из-за того, что говорил так топорно, заканчивая ненавистью к себе же из-за вечного чувства вины, связанного со всем, что касается его прошлого.       Иногда Эрику казалось, что он почти не в праве говорить и даже вспоминать о своих родителях. Не только потому, что он считал себя виноватым в их смерти, но и потому, что винил себя в смерти их сына. Ведь тот мальчик как ни крути давно умер.       Понимая, что такие мысли совсем не здоровы, но не в силах ничего сделать, Леншерр глубоко вздохнул в попытке привести дыхание в порядок. Он оторвал взгляд от бурения точки в столе и посмотрел на Чарльза, чтобы понять, что тот думает о его заминке. Чарльз не отводя глаз наблюдал за ним, и Эрику казалось, что он чувствует молчаливую поддержку в его взгляде.       Ксавье не сразу понял, что непроизвольно послал Эрику телепатическую волну одобрения. Он сразу же оборвал этот процесс, и просто наклонился ближе к Эрику, облокачиваясь на стол и улыбаясь — поддерживая его таким образом обычным человеческим способом.       — Но мы приехали из Польши, — тихо заметил Пьетро, поглядывая на отца: воспримет он положительно его попытку пинать разговор или нет? Ванда только кивнула в согласии, а Лорна вообще не понимала разницу между странами и городами, поэтому уныло тыкалась в свою тарелку.       — Верно, — Эрик не забыл о детях, но как-то оттолкнул тот факт, что они находятся рядом. Он сел в более открытую позу и попытался улыбнуться сыну, когда в голове вдруг проскочила мысль, как он выглядит в глазах Чарльза в роли отца. Он чувствовал себя почти морально обязанным доказать парню, что он правда «хороший отец». — Жизнь слегка помотала меня то туда, то обратно.       — Ну, надеюсь, что из наших краёв тебя уже никуда не понесёт, — заявил весело Чарльз, когда понял, что Эрик закончил откровенничать. Леншерр нахмурился, поняв, как по разному ощущается воздух после его неуютных обрывков рассказа и после лёгких фраз Чарльза. Его слова кружились и порхали вверх, в отличие от тяжело повязнувших в воздухе слов Эрика.       — Точно никуда, — безапелляционно заявил Пьетро, обмениваясь улыбками с кивающей Вандой.       — Ах, ну раз вы так говорите… — притворно возмутился Эрик. Волна улыбок снова прошлась по ужинающим, и он даже на капельку расслабился: всё же, и он может вызывать положительные реакции.       — А вы говорите на родном языке? — поинтересовался Чарльз у детей.       Как-то плавно все снова приступили к ужину, и Эрик механическими движениями взялся за столовые приборы. Он не мог поверить, что хоть и небольшие, но воспоминания о его детстве могут так… влиться в обычный разговор. Он даже почти не слышал криков из воспоминаний.       — Oczywiście, mówimy. — Ванда заявила, что они, конечно же, говорят на нём, закатывая глаза, будто бы это было очевидно.       — Możemy nawet szeptać po polsku, żebyście nas nie rozumieli! — Пьетро с хитрым взглядом сказал, что они могут шептаться на польском, чтобы Чарльз их не понял.       — Dzień dobry. Pietro, nie ruszaj się. Jedz owsiankę. Dobranoc. — с еле заметным усилием Лорна вспомнила и пробормотала несколько фраз из прошлого, нервничая и качая ногами.       Эрик улыбнулся от неожиданности, а брат с сестрой прыснули от смеха.       — Она сказала «С добрым утром; Пьетро, не дёргайся; ешьте кашу и спокойной ночи», — пояснила со смехом в голосе Ванда Чарльзу.       Чарльз усмехнулся вместе с детьми, ненамеренно получая истинное удовольствие от волны детского веселья, которую он не мог, да и не хотел останавливать своими способностями. Ксавье не удержался и бросил взгляд на Леншерра, который молчал, но тоже излучал какое-то только ему свойственное тихое, редкое удовольствие. Он почти незаметно — для незнающих — улыбался, вокруг его глаз показались тонкие морщинки радости, и вечная складка от нахмуренных бровей разгладилась.       Эрик повернулся к Лорне, чтобы в очередной раз помочь ей, а Чарльз не мог отвести от него взгляд, постепенно с какой-то долей любопытства и страха открывая в себе странные, щекочущие грудь эмоции. Он вдруг понял, что Эрик очень красив в этот момент. И что он хочет прочитать его мысли. Понять, переплетаются ли разные языки в них. Увидеть, как он распределяет внимание на различные потоки информации. Узнать, как он относится к нему…       Чарльз настолько подался мимолётному порыву эмоций, что непозволительно опустил свои обычные телепатические барьеры, которые не давали ему сойти с ума от напора мыслей окружающих людей. Чтобы прочитать более глубокие образы мышления, мнения и воспоминания ему нужно было сконцентрироваться на нужном человеке, но улавливать ежесекундные мысли он мог почти не напрягаясь.       Голоса заполнили его голову…       — Я же не сказала что-то неправильное?       — Так странно, что отец может кому-то рассказывать такие вещи.       — Надеюсь, все забыли про мои глупые вопросы о ногах Чарльза…       — Когда уже можно будет пойти поиграть?       — Он может подумать, что я специально не хочу рассказывать о себе…       — Как бы я хотела, чтобы мы и правда никуда больше не переезжали…       — У нас есть хотя бы фотографии бабушки и дедушки?       — Но я просто не могу рассказать больше. Ведь это слишком…       — Alles ist gut… alles ist gut… — женский голос, обрывающийся оглушительным выстрелом пистолета.       От образа выстрела в голове Чарльз дёрнулся и втянул в себя воздух, как будто бы задыхался. Он так и не отвёл глаз от Эрика, поэтому в живую наблюдал, как тот застыл на месте, как остекленел его взгляд. Как раз перед тем, как телепат почувствовал накатывающую головную боль, которая не исчезла от всех усилий и ментальных барьеров. Ксавье начал судорожно размышлять, буквально погребаясь под навалившимися одновременно открытиями.       Может ли магнитное поле мешать чтению мыслей? Если смотреть с точки зрения физики, мысли — электро-магнитные сигналы, а телепат — очень чувствительный датчик. В таком случае датчик может на время перестать принимать полезный сигнал, улавливая лишь магнитный шум.       Эрик как раз работает с магнитной изоляцией — это смешно.       С какой вероятностью он может почувствовать на себе телепатическое воздействие? Может ли вообще кто-то это почувствовать? Чарльз ни разу не встречал людей, которые точно могли сказать, что он что-то делает с ними.       Но Эрик, наверное, может — это удивительно.       Он не знал, что родителей Эрика застрелили. Это случилось у него на глазах? Что стало с ним после этого ужасного момента? Эрик явно не хотел делиться этим, но он теперь знает. Но ведь он не виноват, кто мог подумать, что подобные воспоминания вспыхнут в чужой голове? Как отреагирует Эрик, когда узнает про это?       Явно не очень радостно, Чарльз попросту перешёл границы — это страшно.       Телепат оценил положение. Никто не заметил ничего не обычного, а Эрик просто не мог понять, что произошло, даже если что-то почувствовал. Чарльз с долей трусости решил, что не должен корить себя за случившееся, ведь это можно было описать как непредвиденное стечение обстоятельств. По крайней мере, именно в данный момент он не должен зацикливаться на этом. И, желательно, стоит вообще забыть увиденное.       Из-за растерянности Эрика и самобичевания Чарльза разговор снова застопорился, и столовая окунулась в нервную тишину. Это буквально был самый сложный ужин в жизни Ксавье. Даже тот, где его пьяная мать заигрывала с женатым политиком на светском приёме в мэрии, а самого двенадцатилетнего Чарльза тошнило от их развратных мыслей друг о друге, казался теперь детской каруселью по сравнению с сегодняшними экстремальными американскими горками.       Чарльзу просто максимально сильно захотелось оказаться сейчас дома и уткнуться в свою кровать. Чтобы всласть покричать в подушки. Он не успел додумать этот образ, как вдруг почувствовал волну спокойствия.       Всё бы ничего, но она исходила не от него.       Телепат на какую-то долю секунды испугался, что снова прочёл чьи-то мысли, но сразу стало ясно, что это нечто другое. Он прислушался к слабому сигналу и понял, что источником этого нечто… была Ванда. Прямо сейчас она сидела и со всех сил желала, чтобы все вокруг почувствовали умиротворение и продолжили обычные разговоры. Скорее всего, она ощутила незаметное глазом изменение в атмосфере между мужчинами.       Чарльз пытался сдержать счастливую улыбку — она бы вызвала вопросы в этот момент. Он подозревал у девочки ментальные способности, но прямо сейчас он стал их свидетелем. Это было сродни тому, как наблюдать рождение новой звезды в космосе! Когда Чарльз присмотрелся, стало понятно, что Ванда либо не знает о всей силе своего желания, либо делает это полностью неосознанно.       Чарльз уже представил, как он может обучать её. Ванда мечтает попасть в «замок»? Прекрасно, он уже видел, как она знакомится с другими детьми, и как он будет объяснять ей и Джин Грей основные положения телепатических способностей. Было не удивительно, что Чарльзу больше нравилось заниматься с Джин из-за родства их мутаций, но иногда ему казалось, что они не понимают друг друга, что они разные. Ванда была младше, да и общался с ней он не так долго, но ему уже казалось, что они нашли какой-то общий язык. Не просто на словах, а на ментальном уровне. Даже если это и было отчасти из-за её отца, факт был фактом.       Никто не мог знать, каких сил стоило Чарльзу не воскликнуть прямо сейчас, за столом, о том, какая замечательная Ванда, какой замечательный Эрик, как всё в целом замечательно, и не поехать ли им всем вместе жить в секретном мутантском убежище прямо отсюда! Чарльз оборвал себя и со стыдом вспомнил, как точно так же восторженно проговорился о мутации Хэнка в его бывшем офисе, в котором он не без причин скрывал этот факт.       И тут его осенило. Чарльз понял, что Эрик не знает о мутации Ванды и возможных мутациях других своих детей. Здесь даже телепатия не требовалась, чтобы понять это. Если бы он даже мысль такую допустил, то прятал бы детей ещё больше, чем сейчас, когда его поведение и так слишком защитное. Или может быть… Может быть, наоборот, Эрик стал бы ближе к идее приведения мутантов к равным правам. И, с большой вероятностью, он бы продвигал эту идею не так терпеливо, как Чарльз.       Если подумать дважды, ситуация с деятельным и не совсем уравновешенным Эриком, который из-за большой, но умеренной тревоги за детей сидит тихо и мирно, была самой идеальной ситуацией.       Как бы то ни было, желание Ванды вернуть всё на круги своя сработало, Чарльз задумался о более туманных вещах, а Эрик затолкнул себя обратно в режим гостеприимного хозяина дома. Не то чтобы он сам по себе не был таким или не хотел им быть, просто пока что всё выходило слишком зазубрено и не натурально, по его мнению.       — Ну, что ж, настало время для второго блюда, — заявил он, отодвигая стул и вставая.       Эрик воспользовался этой возможностью, чтобы хоть на секунду, но побыть в уединении на кухне. Да и уединение такое было не настоящим, ведь кухня не отделялась стеной и дверью от столовой, но всё же мужчина чувствовал себя свободнее, когда встал из-за стола, размял затёкшие ноги и дошёл до окна. Темнело всё быстрее по мере приближения к ноябрю, от соседних домов теплом разливался свет из окон. Эрику сразу представилось, что в каждом из них тоже ужинают люди, семьями, дружескими компаниями… Ему было почти забавно ощущать свою причастность к этому, ведь раньше, хоть их ужин и можно было назвать семейным, это был просто акт потребления еды, укладывающийся в десять минут и заканчивающийся расхождением всех по своим углам.       Наверное, Эрик должен был радоваться, что сейчас не живёт, словно во сне, как это было совсем недавно. Но на самом деле, если быть полностью честным с собой, он до сих пор не ощущал, что полностью изменился. Свет из домов других людей до сих пор казался ему чужеродным и болезненно нормальным.       Леншерр поправил несколько небольших складок на водолазке, провёл рукой по волосам и приступил к тому, зачем пришёл, ведь тянуть дольше было бы уже неприлично. За спиной он слышал, как дети спрашивают Чарльза, всегда ли он жил в этом городе. Эрик взял лазанью, которая была предварительно накрыта крышкой и плотным полотенцем, дабы не потерять тепло, поэтому до сих пор источала пар и аромат на радость своего создателя.       — Так что во время обучения я жил в Оксфорде, — закончил отвечать Чарльз. Эрик не расслышал весь разговор и почувствовал небольшое недовольство, но осёк себя мыслью о том, что никто не обязан доносить до него каждую каплю информации. Как бы этого ему ни хотелось.       — Это же самый крутой университет в мире! — мечтательно пропела Ванда, развернувшись к Чарльзу и смотря на него как на кумира всей своей жизни. Хотя, наверное, так оно и было, и Эрик был далеко не против выбора своей дочери.       — На самом деле, это довольно субъективное заявление, — ответил ей Чарльз, потягивая вино. И после того, как дети нахмурились, он пояснил: — Ну, то есть не всё так просто, — Ксавье обычно занимался с более взрослыми детьми и до этого момента считал, что достаточно ориентирует свою речь на детский словарный запас. — Ты уже планируешь учиться там? — уточнил парень, хотя по искрам в глазах девочки всё было ясно. Ванда уверенно кивнула.       — Ужас, — лицо Пьетро перекосилось так, словно он съел целый лимон, — Мы во втором классе, а она уже думает об этой ерунде!       — Только ты мог назвать такое — ерундой!       — Лазанья по-итальянски, — объявил Эрик, который почти решил постоять в сторонке и послушать разговоры, но решил прервать близнецов, пока они не начали свои бесконечные споры, — Для наших умников и умниц.       — А для нас с Лорной? — спросил Пьетро, и тут всех прорвало на смех.       Мальчик сидел очень довольный собственной шуткой, а Лорна прыснула соком, который был у неё во рту во время смеха. Эрику, единственному не смеявшемуся так явно, пришлось поставить поднос с лазаньей и со вздохом вытирать разбрызганный сок, в очередной раз надеясь, что особые прелести ужина с шестилеткой не отвратят Чарльза. Чарльз же углядел в отвлечении мужчины возможность что-то сделать и протянулся к блюду, чтобы наложить порции, но вдруг был остановлен резким движением руки Эрика.       Эрик в шоке уставился на то, как его пальцы касаются протянутой ладони Чарльза, а затем пересёкся с удивлённым и вежливо требующим пояснений взглядом. Его холодная ладонь контрастировала с тёплой. Он сразу отдёрнул свою руку, не понимая, считать это за несчастный случай или уже за нарушение личных границ. Чарльз в то же время думал о том, как и когда пояснить Эрику, что нет ничего страшного в прикосновениях, но пока что его возмущало другое.       — Я бы мог сам это сделать, — Чарльз постарался улыбнуться, когда Эрик взял поднос и отвёл его подальше от стола, — С руками ведь у меня всё в порядке.       Буквально в ту же секунду, как вылетел последний звук, Ксавье проклял свою болтливость. Это могло прозвучать — а судя по лицу Эрика, так и прозвучало — так, будто бы Чарльз решил, что Эрик недооценивает способности Чарльза из-за состояния его здоровья. Глупая шутка прозвучала как ещё более глупое обвинение.       — Прости, неважно. Я забылся, — Чарльз в примирении поднял руки и вернул их на стол перед собой. Ему было немного страшно смотреть на лицо Эрика, — По правде говоря, я так давно не ужинал вне дома, что уже отвык быть гостем. — Эрик всё ещё стоял, не двигаясь, — Всё время хочется чем-то помочь, понимаешь?       — Да… бывает. — Леншерр ожил и продолжил свои действия, прокручивая слова Чарльза в голове и всё больше убеждая себя, что не случилось ничего особого. Он накладывал порции нежной и ароматной лазаньи, долил вина и сока по бокалам.       — Я вообще не представляю папу в гостях, — прошептал Пьетро в сторону Чарльза, высоко поднимая брови и округляя глаза.       — Почему? — так же шёпотом спросил Ксавье.       — Потому что он любит всё-ё-ё контролировать, — ответила ему Ванда, почти переходя на обычную громкость из-за еле сдерживаемых смешков.       — Он бы пришёл в гости раньше хозяев и всё приготовил, — продолжил Пьетро и зажал рот рукой от смеха.       Эрик смотрел на хихикающих Чарльза с близнецами и натурально хотел сделать замечание всем троим, не обращая внимания на то, что Чарльз не был ребёнком. Он слышал весь шёпот, но не спешил комментировать, просто не желая портить снова поднявшееся настроение. С одной стороны дети помогали вести позитивные разговоры, а с другой нельзя было сказать, что он шибко рад тому, что они обсуждают его привычки или секреты с Чарльзом. Который был, между прочим, единственным человеком, о мнении которого он был так озабочен.       — Ну, наконец-то! — воскликнул Пьетро, когда перед всеми появились их порции лазаньи. Он ждал её с самого утра.       Эрик сел только после того, как пробежался в очередной раз взглядом по столу, проверяя, ничего ли он не упустил. Это вызвало очередную волну улыбок, потому что он наглядно подтвердил свой перфекционизм. Смешки уже стали складываться в раздражение, против его воли.       Леншерру снова пришлось позаботиться о порции Лорны, остальные же приступили к первой дегустации. Эрик заметил, что, после похвалы в адрес салата, он повысил собственные ожидания, желая поддержать уровень и вторым блюдом. Наверное, только шеф-повара в ресторанах в присутствии кулинарных критиков переживают об этом больше, чем он сейчас.       — Знаешь, — начал Чарльз спустя какое-то время, — Если один раз можно было счесть за случайность, то теперь… Я почти готов напрашиваться к вам в гости каждые выходные, если ты продолжишь так прекрасно готовить, — он отсалютовал Эрику бокалом с вином и сделал несколько глотков. Было неясно, покраснел ли он от своих слов или из-за алкоголя.       Эрик больше сосредоточил внимание не на комплименте в его сторону, а на части с гостями каждые выходные. Он всё думал, как озвучить своё стопроцентное согласие (он совершенно забыл о всей нервотрёпке перед ужином, когда он был почти на грани отказа от всего), но момент был упущен. Да и ему было сложно понять, серьёзен ли был Чарльз или это одно из шутливых преувеличений, на которые не стоит обращать внимания. Может, помимо роликов об этике за столом на ютубе, ему нужно было посмотреть, как правильно понимать намёки? Если обычным разговорам между людьми вообще где-то обучают…       — Папа всегда хорошо готовит, но сегодня он превзошёл сам себя, — гордо заявила Ванда, после чего отправила Чарльзу уж больно откровенное послание взглядом, добавляющее «ради тебя» к её словам. Теперь его дети не смеялись над ним, а будто бы сватали, и что было хуже — ещё нужно разобраться.       — А как… проходят ужины у тебя в доме? — Эрик вдруг понял, что почти превратился в пассивного наблюдателя, и выдавил из себя первый пришедший в голову вопрос.       — Ну-у… У нас вроде как составлен график, но все вокруг меня имеют привычку забывать это, витая каждый в своих мыслях, — пожаловался Чарльз, глядя на Эрика. Чарльзу стало очень смешно, когда мужчина напротив него с серьёзным видом покивал, полностью сосредоточенный на ожидании дальнейших слов, как будто бы Ксавье зачитывал важную лекцию. Чарльз хоть и с лёгким, но с усилием вернул себе серьёзность, вдруг замечая свой пустой бокал и пытаясь вспомнить, сколько он уже выпил.       Эрик, заметив заминку Чарльза и направление его взгляда, тут же потянулся за бутылкой и наполнил бокал Чарльза, так же для вида подливая немного себе, хотя там и так было достаточно. Эрик не знал, есть ли какие-то ограничения на выпивку с учётом состояния Чарльза. Да он в принципе ничего толком не знал, так что уже понял, что проведёт ближайшие дни за изучением статей в интернете о людях с ограниченными возможностями здоровья. А пока он решил положиться на то, что Чарльз сам всё знает о своих ограничениях.       — В общем, мы готовим, как попало, — развёл руками Чарльз, заканчивая мысль.       Сначала он хотел остановить Эрика, но в итоге молча наблюдал, как тот доливает ему вина. Он так и не смог вспомнить, сколько выпил, поэтому просто смотрел на Эрика. Как тот протянул свои стройные руки, убирая бутылку. Длинные пальцы, выпирающие костяшки и узор вен на ладонях Эрика делали его руки достоянием искусства, не меньше. Ох, и особенно выпирающая кость запястья, выглянувшая из-за того, что рукав его чёрной водолазки сполз вверх от протягивания руки… Лишний участок кожи тут же был скрыт Эриком в привычном жесте отдёргивания рукавов вниз, и Чарльз моргнул, выходя из своего заворожённого состояния.       «Что с тобой не так, дурак несчастный?» — обратился Чарльз сам к себе в непритворном возмущении. Ему вдруг стало жарко.       — А как же повара всякие, прислуга? — недоверчиво посмотрела на брюнета Ванда. Её вопрос ещё больше вернул его на землю, чему он был благодарен.       — О, мы с Рейвен, моей сестрой, распустили их, ещё когда я вернулся с обучения. Теперь мы заказываем раз в месяц услуги компании по уборке, а в остальном всё поддерживаем сами. Благо, свободных рук порой с излишком.       — У тебя тоже есть сестра? — с явным сочувствием в голосе оживился Пьетро, найдя неожиданного собрата по несчастью. Ванда ожидаемо зыркнула на брата, а Чарльз поднёс ладонь к лицу, чтобы скрыть улыбку и не засмеяться, он чувствовал себя сейчас каким-то слишком легко смешимым. Взгляд снова невзначай перешёл к Эрику, и Чарльз вдруг с удивлением заметил то, чего не замечал в освещении шахматного клуба: на висках Эрика уже проступила седина. Ладонь всё больше прикрывала его лицо, когда он, сам не до конца понимая, почему, покраснел от любования серебряным отливом волос мужчины. С висков взгляд бесконечно плавно перешёл на выступающие скулы и мужественный изгиб челюсти, после на идеальной формы нос и… нет, он не рискнул встретиться с пронзительным взглядом внезапно огромных и глубоких глаз.       «Боже мой, Эрик всегда был таким красивым или мне пора прекращать пить?»       — А я не слышала, что у тебя есть сестра, — прервала удивление Чарльза Ванда, силясь вспомнить информацию из старых брошюр.       — Кхм. Да, Рейвен мне не родная сестра, моя мать не часто упоминала о ней, — Эрик вслушивался в слова Чарльза, понимая, что не знал об этом. — Но вот в бытовых вопросах мы с ней одинаково неумелы. Хэнк из нас самый ответственный в этом плане, но его внимание невозможно привлечь, если он увлечётся чем-то в своём кабинете. Да-да, Хэнк, который мистер МакКой, — усмехаясь пояснил Чарльз на не заданный вопрос Ванды, а после разошёлся ещё больше, — Энджел однажды чуть не спалила кухню, после чего мы её не допускаем до плиты. Алекс, ты с ним встречался однажды, Эрик, так вот Алекс оказался внезапно хозяйственным, но слишком напыщенным для того, чтобы лишний раз сварганить что-то на всех. Мойра никогда не остаётся надолго, а про детей я вообще не говорю… Как-то раз Шон и Джубили заказали так много пиццы, что мы буквально не знали, что делать с ней!       Эрик молча смотрел на разговорившегося Чарльза, время от времени участливо кривил губы в улыбке, когда ловил взгляд парня, и чувствовал себя разрозненно: с одной стороны он был рад, что Ксавье мог легко рассказывать о своей жизни и своих друзьях при нём, но с другой стороны… он чувствовал себя лишним элементом во всей схеме.       Теперь, если вспомнить, с какой бережностью он собирал в голове крупицы новой информации о Чарльзе, это казалось ему глупым. Сколько людей — все эти Алексы и Мойры — знали о нём гораздо больше? Он тоже мог с течением времени узнать о нём многое, но разве это было бы так же? Разве стал бы Эрик Леншерр в будущем такой же фигурой, упоминаемой вскользь? «Хэнка не дозовёшься. Алекс слишком у себя на уме. Эрик, тот самый, нелюдимый, который ещё любит всё контролировать, иногда заходит в гости. Энжел устроила новое представление. Мойра заглядывала ненадолго» — так это будет звучать? Эрик сам не понимал, чего именно он хотел, но точно не стать каким-то мелким упоминанием для возможного будущего нового друга Чарльза.       «Чтобы стать хотя бы этим мелким упоминанием, нужно участвовать в его жизни, — отрезвил себя Эрик, всё больше чувствуя накатывающий неопознанный страх, — Сколько всего я не знаю о нём? Бесконечное количество важных вещей и мелочей. И что будет, когда я узнаю это? И когда он узнает многое обо мне? Как это будет работать?»       Непонятный страх всё же накрыл Эрика с головой. Он вдруг понял, что весь день переживал за то, как пройдёт этот ужин, а не за то, что он значит, как повлияет на их отношения. Они уже считались друзьями, хоть Эрик не верил в это, но раз сам Чарльз говорил так, хорошо, допустим. Но теперь они стали какими-то… более близкими друзьями? Эрик не мог подобрать термины, чтобы описать различие, но оно всё же было. Одно дело видеться в общественном месте на выходных, другое – постоянно переписываться и приглашать друг друга к себе на ужин. Особенно с учётом того, что они не подростки, а семейные взрослые люди, даже если у Чарльза не было жены и детей, его жизнь полна тех, о которых он заботится. С учётом этого подобные моменты обретают больший вес.       Такие мысли вскружили Эрику голову, но это было не от волнения из-за будущих открытий, а потому, что он ощущал себя... не готовым к тому, чтобы так активно и значимо участвовать в чужой жизни. И принимать влияние этой чужой жизни на свою. Наверное, надо было думать об этом раньше, но понимание пришлом слишком запоздало.       Чарльз заметил хмурое настроение Эрика и прикусил язык. Он не совсем понимал, что именно сказал не так, поэтому просто потянулся за бокалом, решив, что всё ещё слишком трезв для происходящего. К его великой радости Леншерр заметил этот жест и взялся за собственный бокал, тем самым не оставляя Чарльза пить в одиночку.       — А чему вы там детей-то учите? — спросил, словно от нечего делать, Пьетро. Ребята уже доели свои порции и допили сок, поэтому скучая поглядывали по сторонам.       — Ну-у, всякому понемногу, — ответил Чарльз, а потом задумался над собственными словами, которые не пояснили ровным счётом ничего. Ну, а что ещё он мог сказать? Не правду ведь. Чтобы его ответ не звучал, как увиливание, он решил продолжить, рассказывая о будущих планах, — Знаете, я планирую открыть полноценную школу-пансионат для одарённых детей. С полноценным обучением основных школьных предметов и с некоторыми дополнительными, по выбору.       — Одалённых детей? — вдруг подала голос долго молчавшая Лорна. Она, кажется, сама удивилась этому и теперь нервничала и смотрела куда-то в пол.       — Верно, Лорна, — Чарльз улыбаясь поставил локоть на стол и положил голову на ладонь, задумываясь о том, был ли Эрик в детстве похож на свою младшую дочь. Потому что он явно не был как Ванда или Пьетро. Он отмахнулся от образа в голове, — Некоторые дети просто не могут раскрыть свои таланты, обучаясь среди всех, — по детским лицам было видно, что сейчас каждый подумал о себе, и Чарльз расплылся в улыбке.       — Как одна из тех частных школ для детей из богатых семей? — Эрик был полон скептицизма.       — Вот в этом ты не прав, — Чарльз развернул голову к мужчине, всё ещё облокачиваясь на руку и улыбаясь, — Я хочу сделать это место открытым для всех, кто будет в этом нуждаться.       Чарльз так мечтательно улыбался, да и в целом выглядел ещё более расслабленным и открытым, чем обычно, с этими своими глазищами, выбитыми из причёски прядями и покрасневшими щеками, что Эрику пришлось отвести от него взгляд. Он чувствовал себя смущённым, когда Чарльз так выглядел и смотрел на него.       — Главное, чтобы там была спортивная площадка, — со знанием дела покивал Пьетро. И после фырканья Ванды, оправдываясь, добавил: — Ну, чтобы дети высвобождали… энергию и всё такое. Да хватит смеяться, я же понимаю, что уроки важны! — мальчик сложил руки на груди, — По крайней мере, все так говорят…       — Спасибо, Пьетро, обязательно учту, — кивнул ему Чарльз, хотя он и сам давно распланировал место для этих целей.       — У меня, кстати, скоро будут соревнования… — мальчик аж подпрыгнул от пришедшей мысли, но закончил фразу затухающим голосом, сконфуженно косясь на кресло Ксавье.       — Ты участвуешь в соревнованиях по бегу? — уточнил Чарльз, не обращая внимания на взгляд мальчика. Тот кивнул, — Это похвально.       — В школьных? — оживился Эрик. Он ничего не знал про это. Под взглядом отца Пьетро засомневался ещё больше, стоило ли это говорить.       — Ну… На следующей неделе школьные, а потом и городские…       — Ох, уже раскатал губу! Ты же ещё первые не прошёл, чтобы о вторых думать, — справедливо заметила Ванда, получив полный возмущения взгляд брата.       — Я пройду во второй этап! Я же рассказал тебе, что я… — тут мальчик осёкся, сжав губы, и между близнецами начались такие интенсивные переглядки, что никто не мог понять, что происходит.       — Уверенность в своих силах — тоже часть победы, — примиряюще заявил Чарльз, будучи слишком расслабленным, чтобы вникать в подозрительные обмолвки.       — В этом я согласен, — тихо проговорил Эрик, даже не уверенный, услышал ли его кто-то. Но Чарльз тут же улыбнулся ему, доказывая, что всегда его слушает. После парень потянулся за бокалом и с удивлением уставился на него, потому что он уже был пустым. Эрик растерялся, первым делом глянув на бутылку, но всё же решил перевести тему первой пришедшей в голову мыслью, — Кажется, настало время десерта.       — Ох, отлично, — радостно отозвался Чарльз, отставляя бокал и выпрямляясь в кресле.       И слишком восторженная фраза снова неловко повисла в воздухе, как в начале вечера, потому что Эрик уже почти встал из-за стола, когда вспомнил, что случилось с их десертом: он благополучно обуглился. Мужчина нахмурился и устало провёл рукой по лицу, ругая себя за то, что сказал про это, не подумав. Дети, и особенно Ванда, грустно смотрели в стол, каждый чувствуя свою вину за случившееся.       — Что не так? — спросил растерянный Чарльз, замечая унылую атмосферу.       — Мы… мы пытались приготовить кексы и… — Ванда чуть ли не всхлипывала, и Эрик запаниковал — он не часто видел свою старшую дочь плачущей.       — В общем, сгорели они, — вздохнув, подытожил Пьетро, со скрипом елозя вилкой по пустой тарелке.       — Из-за меня, — еле слышно прошептала Лорна, и все сразу забыли про свою грусть.       — Ну что ты… — начал утешающе Чарльз, но тут же был перебит близнецами.       — Нет, это мы виноваты!       — Я должен был за всем следить. — безапелляционно взял вину на себя отец семейства. Но дети продолжали спорить.       — Ты поручил это нам.       — Это ведь я настаивала…       — Я думала, что чёлный, это холошо…       Чарльз не знал, смеяться ему или плакать от их дружного саморугания. Пока он потешался над ними, Эрик недовольно зыркнул в его сторону, и Чарльз развеселился ещё больше, жалея, однако, что он сам не подумал о десерте, ведь это было бы как раз кстати…       «Хотя погодите-ка, я ведь и подумал!» — Ксавье провёл рукой по лицу, откидывая заодно нависшие над глазами волосы. Он понял, что ему пора разогнать лёгкий туман в голове от выпитого, если он даже забыл, что как раз заезжал в кондитерскую. Хотя, по-хорошему, нужно было вручить купленное сразу же при входе в дом, но тогда все были заняты тем, что нервничали каждый по своим причинам.       — Ну, что ж, в таком случае… — начал загадочно Чарльз, привлекая всеобщее внимание, — Если вы закроете глаза, я тут же решу проблему с десертом.       — Чего? — Пьетро, не знающий о склонности Ксавье подыгрывать детям, ничего не понял, но Ванда уже с готовностью зажмурилась, как и доверчивая Лорна, так что ему осталось пожать плечами и присоединиться.       — Закрыть глаза должны все, Эрик, — пропел Чарльз хмурому мужчине. Тот сначала хотел озвучить своё мнение по поводу происходящего, но в итоге понял, что остался единственным в этом доме серьёзным человеком, и решил не спорить.       Когда Эрик с явным недовольством и нетерпением закрыл глаза, Чарльз удовлетворённо усмехнулся и кинулся в свой контейнер, в который предварительно поместил коробку с пирожными. Это был небольшой объём под сиденьем кресла, в котором Ксавье обычно возил всё, что может ему внезапно понадобиться. Пришлось немного отъехать от стола, чтобы нагнуться и аккуратно вытащить коробку. Она, к счастью, погнулась лишь в одном уголке.       — Та-дам! — объявил парень, борясь с собственным смехом от комичности ситуации и от того, как вся семья Леншерров послушно закрыла глаза ради его выходок.       Когда дети распахнули глаза, они не поверили тому, что увидели — на столе перед Чарльзом стояла коробка с пирожными. Эрик остановил свой почти вырвавшийся раздражённый вздох, когда увидел, как вся троица радостно переглядывается, и как Чарльз доволен тем, что всем угодил. Стоило признать, что ему было приятно на это смотреть.       — Ты тоже! — сбивая слова в кучу, воскликнула Лорна. Если близнецы могли догадаться, что коробка всегда была у Чарльза, то младшая девочка посчитала это чем-то чудесным, — Ты тоже умеешь показывать фокусы, как папа!       Вагон на американских горках сегодняшнего ужина свершил смертельную петлю и снова с грохотом помчался вниз.       По застывшим лицам окружающих Чарльз понял, что это как-то связано со способностями Эрика. Великими силами он сдержал в себе шумный вздох, переглянулся с Лорной, делясь с ней успокаивающей улыбкой. Ему вдруг так надоело всё это притворство, но он знал, что это деструктивная мысль, ведь всё это было не просто так. И раз он решил всё делать аккуратно, нужно подождать хотя бы ещё неделю с оглушающими открытиями.       — Верно, я тот ещё фокусник, — Чарльз использовал гордый и забавный тон, чтобы отвлечь всех и перевести всё в шутку, — Но не думал, что ты один из нас, Эрик.       Леншерр подхватил эту возможность и поспешил что-то сказать, пока Лорна не начала ничего уточнять.       — Да вот, иногда приходится… поддаваться детскому очарованию.       Он уже планировал провести очередную беседу с Лорной насчёт того, что можно и нельзя рассказывать при людях. Вслед за этим потянулась обречённая мысль о том, что ему придётся всю жизнь скрывать от Чарльза эту весьма важную часть себя. Если они вообще достигнут того уровня, где необходимо будет активно это скрывать. Может быть, даже не придётся…       И снова было непонятно, что хуже.       Ну почему он не подумал об этом сразу? Ещё когда решил пообщаться с незнакомцем в шахматном клубе. Наверное, потому, что никогда бы не поверил, что всё может дойти до такого уровня.       Эрик почти пожелал иметь возможность всё откатить назад, но его дети улыбались Чарльзу. И он улыбался им всем, и Эрику тоже. Как он теперь мог исправить это?       — Я поставлю чайник, — неуверенно то ли заявила, то ли спросила Ванда, передвигая ноги на стуле, чтобы слезть.       — Нет, я сам, — Эрик в сотый раз утрамбовал ненужные мысли на потом и стал собирать тарелки со стола.       Теперь на улице было уже так темно, что он мог видеть своё отражение в кухонном окне. Эрик несколько секунд смотрел в глаза усталому мужчине в отражении. Когда он всё же оторвал взгляд, посуда была свалена в раковину, а шкафчик с чаем открыт для анализа.       — Есть предпочтения насчёт чая? — спросил мужчина с полуоборота у Чарльза. И решился добавить шутливое: — В конце концов, не часто принимаешь истинных британцев в гостях.       — Ха-ха, Эрик, — откликнулся Чарльз с явно притворным смехом, — В таком случае, мы безбожно опоздали, время для чая давно прошло!       — Неужели, вы правда так любите чай? — уточнил Пьетро полушёпотом.       — Конечно! И если в гостях нас угостят неправильно заваренным чаем, это будет оскорблением чести, — Чарльз специально говорил в сторону кухни, после чего подмигнул детям, вызывая хитрые ухмылки и хихиканье. — Под ночь хорош изысканный Твайнинс или китайский Юннань, отдающий при верной заварке ореховым привкусом. А также Лапсанг Сушонг, он же копчёный чай, который даёт неповторимый оттенок дыма.       Дети хихикали от заумного тона их гостя, а на кухне была полная тишина.       — Ахмад тоже хорош, — Чарльз сжалился и перешёл на более спокойный тон, показывая, что всё до этого было простой забавой. С кухни послышался расслабленный выдох.       — Эрл Грей, Цейлон, Кардамон, Жасмин? — перечислил Эрик, нервно постукивая пальцами по открытой дверце шкафа. Он видел в магазинах сорта Ахмада, которые назывались Breakfast, Afternoon и Evening Tea и предназначались соответственно для утреннего, послеобеденного и вечернего традиционного английского чаепития, но он никогда не думал, что они могут пригодиться.       — Кардамон — мой личный фаворит, — сообщил Чарльз, — Его экзотический аромат оказывает расслабляющий эффект, а также повышает общий тонус и стимулирует работу мозга.       Дети всё ещё потешались над Чарльзом, когда Эрик постепенно приносил в столовую кружки, чайник и молочник.       — Почему твоих детей так легко насмешить? — с притворным недоумением осведомился Чарльз, поворачиваясь к ходящему туда-сюда Эрику.       — Важнее другое: почему такой зануда так легко всех смешит? — отразил Эрик вопрос со сверкнувшей улыбкой, которую он сам даже не заметил, уходя обратно на кухню за последними деталями.       — Всех? Слышали, он признал, что я и его смешу. Жизнь прожита не зря.       Эрик укоризненно покосился на Чарльза, пока садился, но тому было хоть бы хны. «Теперь и у него выработался иммунитет к моим грозным взглядам, — с обречённым весельем понял Эрик, — И как быть?»       Чарльз открыл коробку с пирожными на радость детям, только того и ждавшим. Близнецы уже потянули вперёд свои руки, но Эрик выразительно прокашлял, взял протянутую понимающим Чарльзом коробку и поднёс её к Лорне. Та молча показала пальчиком на тёмное шоколадное пирожное без какого-либо крема сверху, Чарльз поднял одну бровь, но Эрик не выказал никакого удивления и тут же положил пирожное дочери на тарелку. Ко всеобщему благу Ванда и Пьетро положили глаз на разные пирожные с красным и голубым кремовым узором соответственно, и споров не возникло. После Эрик протянул коробку к Чарльзу.       — Выбирай первым, — настоял Чарльз, Эрик в очередной раз покачал головой и приблизил коробку к себе, не желая спорить из-за таких несуразиц.       — Какое вкуснее? — просто спросил он, даже не рассматривая две оставшиеся бисквитные сладости. Чарльз тут же облизнул губы и без раздумий указал.       — Левое, с маковым бисквитом и кусочками орехов, — Эрик пытался сдержать улыбку, подтверждая свои мысли о том, что Ксавье любит сладкое. Он аккуратно взял левое пирожное и положил на тарелку Чарльза, взяв себе оставшееся. — Но… это нечестно… — пробормотал парень под очередное хихиканье детей, но на самом деле он был больше тронут этим милым жестом, чем хотел спорить. И его щёки снова покраснели, хотя это всё ещё могло быть воздействие вина.       — Они офигенские! — заявила Ванда после первого же укуса, потеряв весь свой образ взрослой.       — Офигенские, — повторила Лорна за сестрой, из-за чего последняя получила очередной косой взгляд от отца.       — Это самая лучшая кондитерская в городе, — Чарльз всё ещё был в туманно-приподнятом настроении. Он откинулся назад на спинку кресла, держа в одной руке пирожное, а в другой кружку с чаем, специально для потехи оттопырив мизинец. После его заявления Эрик сразу подумал о цене такого маленького набора. — Я могу принести их снова в следующий раз.       — Дововорилишь, — прямо с набитым ртом поторопился ответить Пьетро, пока никто не пресёк это предложение.       И снова Чарльз упомянул призрачный «следующий раз», и снова Эрик не знал, серьёзно это или нет. Ему буквально хотелось побиться головой об стол или любую другу твёрдую поверхность, потому что он терпеть не мог не понимать такое, но и спрашивать не хотел. Если Чарльз и правда будет к ним заглядывать иногда — он будет рад. Если больше ни разу не появится… тоже будет рад, по крайней мере рациональной своей частью, которая всё ещё не может себе представить схему этих отношений.       Чай с десертом пронёсся как-то быстро, по сравнению с бесконечным ужином до этого, и Эрик сменил своё изначальное мнение о вечере. Сначала ему хотелось, лишь бы поскорее всё закончилось, теперь же он стал хвататься за ускользающие последние минуты, не желая перехода из уже привычного состояния.       Удивительно, но Чарльз ощущал почти то же самое. Он заметил, что детям надоело сидеть за столом, и они готовы сорваться в любую минуту, а он уже так привык к фону детской непосредственности, которая была словно подушкой безопасности, что почти боялся остаться с Эриком наедине. Особенно учитывая то, что не ощущал себя на твёрдой почве из-за лёгкого опьянения. Словно он мог сболтнуть или стелепатировать что-то без контроля; хотя он и знал, что это было не так — по-настоящему напоить телепата вообще задача трудная.       — Можете идти и поиграть перед сном, — Эрик тоже заметил, что дети сидят как на иголках и дал им зелёный свет. Близнецы покосились на Чарльза, думая, не уйдёт ли он сейчас, но всё же решили заняться чем-нибудь в зоне видимости, чтобы попрощаться, когда он соберётся уйти. Лорна по началу даже не пошевелилась, собираясь сидеть с папой и Чарльзом до конца, но потом вспомнила что-то своё и поспешно слезла со стула.       И вот наступил самый неловкий момент вечера, о котором никто не подумал. Чарльз переживал, как его встретят, Эрик думал о том, правильно ли он всё подготовил, но как они будут расходиться никто не спланировал.       Чарльз сейчас вообще хотел остаться аморфной лужицей и ничего не делать. Он не хотел вести сложные разговоры, не хотел ничего планировать и больше всего — не хотел уходить из дома Эрика. Ему просто нравилось здесь находиться, хотя его и покидало с десяток раз на эмоциональных качелях. Он только надеялся, что это не из-за них у него возникла какая-нибудь мазохистская симпатия к ощущениям себя здесь.       Эрику хотелось побыть одному. Просто где-то расслабиться и подумать, без детей и без собственного сложного отношения к Чарльзу. Но, конечно же, он не мог просто встать и уйти, а даже если бы чисто физически смог, образуйся вдруг веская причина, он бы так и остался сидеть здесь, напротив Чарльза, и переглядываться с ним, пока они оба теряются в мыслях.       Им казалось, что каждый из них понимает, о чём может думать другой, но никто не начинал ничего говорить, потому что это могло быть не так. И хотя в комнате сидел чёртов телепат, положение вещей это не облегчало.       — Что ж… — прервать происходящее решился Чарльз, — Наверное, я должен ещё раз сказать, что ужин был великолепный, Эрик.       — Ты ничего не должен говорить, Чарльз, — не дав ему продолжить ответил мужчина, углядев прекрасную возможность для подкола и для спасения от выслушивания комплиментов, — Не нужно так тщательно следить за правилами, я ведь не кусаюсь.       Чарльз открыл рот, чтобы что-то сказать, но в итоге прикрыл глаза и улыбаясь опустил в поражении голову.       — Тебе всё время удаётся так мастерски вернуть мои слова… У тебя отдельные реестры памяти в голове для сарказма на будущее?       — Ну, у всех свои способы шутить.       — С этим не поспоришь…       Они почти разошлись до привычных разговоров, как вдруг показалась Лорна с неожиданным ворохом игрушек, которые она волокла за собой по полу в мешке.       — Вот, — заявила она, как-то понуро всучив Чарльзу в руки мягкую игрушку. Он на автомате взял её и рассмотрел, — Это моя мышка.       — Она… она тогда в машине обещала тебе показать эту игрушку, — пробормотал объяснение Эрик, потирая пальцами лоб.       — Ах, Джейми, верно? — вспомнил Чарльз и девочка с радостью и облегчением закивала.       — Ты запомнил его имя? — с нотками смеха в голосе удивился Эрик, за что получил возмущённый от неверия в его силы взгляд Чарльза.       — Конечно. А ты-то знаешь их имена?       Лорна уже укладывала на стол остальные игрушки, и Эрик воспринял вопрос Чарльза, как вызов. Он понял, что его час настал — не зря ведь он интересовался этим у дочери совсем недавно? Он глубоко вздохнул, шумно выдохнул и передвинулся вместе со стулом за короткую часть стола. Теперь их с Чарльзом разделяла не вся столешница, а только угол с разложенными игрушками и стоящая между ними Лорна.       — Ну, ты сам напросился, — предупредил Леншерр несчастного. Чарльз же, невзирая на смешную ситуацию, в данный момент боролся с мурашками, пошедшими по его рукам от серьёзности угрозы в голосе Эрика. Иногда он использовал такие интонации, что у Чарльза что-то внутри переворачивалось от их правдивости, и он не понимал, почему это ему нравится. — Итак, это у нас сёстры Казимира и Джэйд. Казимира, как ясно по имени, появилась ещё в Польше, но сестру свою отыскала только здесь. Так же тут есть их подруга Луиза, а это её брат Том, хоть и выглядит он как плюшевый медведь… Не забудем про робота Эмерика — на чьё похоже это имя я даже не знаю — который прилетел с планеты Трансформеров для спасения Земли…       Эрик всё продолжал с самоотдачей рассказывать, пока довольная Лорна улыбалась и подпрыгивала от нетерпения на месте. Чарльз представил, как они трое выглядят со стороны: мужчина на инвалидном кресле, мужчина с проблемами социализации и маленькая девочка с игрушками. Прямо слащавый плакат из социальной рекламы! Ксавье стало так смешно и даже немного счастливо, что ему хотелось зажмуриться от избытка эмоций.       Для него было так волнительно представлять, как он будет всё больше и больше узнавать о жизни Эрика и участвовать в ней. На самом деле раньше он никогда бы не подумал, что будет радоваться общению с маленькими детьми — куда привычнее и интересно было обучать подростков с достаточным уровнем самосознания, но теперь он чувствовал себя восторженным первооткрывателем. Конечно, не как родитель с собственными детьми… Он даже не хотел думать в этом несбыточном направлении. Но всё же как человек, имеющий возможность наблюдать за развитием другого маленького человека.       Когда бесконечное перечисление игрушек завершилось, Лорна не была до конца удовлетворена общением со взрослыми, но предательский зевок вырвался наружу.       — Кажется, уже поздно, — виновато заметил Чарльз.       Будь на месте девочки Пьетро или Ванда, они бы заспорили, но она просто опустила плечи и уныло стала собирать игрушки обратно.       — Мы можем поиграть как-нибудь в следующий раз.       — Плавда? — тихо спросила девочка, взглянув на него и переведя глаза на отца.       Чарльз хотел дать уверенное согласие, но ждал реакции Эрика. Ксавье заметил, что тема следующих встреч вызывает в Леншерре какой-то ступор, поэтому решил дать ему сейчас возможность ответить. Высказать хоть какое-то мнение на этот счёт. Но Эрик всё молчал, и Чарльз почувствовал лёгкий укол боли и обиды, хотя сознательно понимал, что у мужчины просто в очередной раз что-то учудили тараканы в голове.       Они сидели так близко сейчас, что Чарльз мог легко дотронуться рукой до лица Эрика и его наполненной дурными мыслями головы, но не смотря на эту близость, они были слишком далеко друг от друга в этот момент.       — Я бы этого хотел, — в итоге ответил парень, разочарованный отсутствием поддержки со стороны друга. Лорна не знала, как проявить свои чувства по этому поводу, поэтому просто схватила игрушки и убежала.       «И кого же это мне напоминает?» — иронично подумал Чарльз, и настроение его слегка повысилось.       — Тебя заберёт Хэнк? — вопрос Эрика вернул его к делу.       — Да, точно, совсем забыл, — Ксавье бросился к своему телефону, чтобы написать Хэнку, хотя первой его мыслью было послать тому телепатическое сообщение. В голову залезла сцена, где он уезжая бросает Эрику напоследок «А знаешь, я телепат!», и он глупо усмехнулся.       Эрик не понимал, что творится с Чарльзом и, видимо, это было заметно, потому что Ксавье стушевался и отвёл глаза от его взгляда сразу, как только на него наткнулся.       — Извини. Кажется, я немного перебрал с вином, — решил признаться парень в надежде, что подобное заявление оправдает любые странности, замеченные Леншерром.       После этого, чтобы больше не сгорать под столь близким взглядом мужчины, Чарльз убрал телефон в карман и развернул кресло, чтобы выехать в коридор. И то ли он задумался, то ли волнение за весь вечер сказалось, но в любом случае он смачно врезался креслом в стену. Это было уже ближе к коридору и рядом стоял небольшой комод с настольным торшером на нём, который тут же раскачался и начал падать. Эрик уже встал к тому времени и с невероятной реакцией успел его поймать. Вся реакция Чарльза же ушла на то, чтобы сдержать рвущиеся наружу ругательства.       — Ты в порядке? — спросил слишком однотонным от волнения голосом Эрик, возвращая лампу на место.       — Да, прости… — Чарльз сжал лицо руками. Ненависть к своему положению, которую он давно и тщательно пытался стереть из головы, снова нещадно навалилась на плечи, — Мне жаль…       Он даже не успел зайти на первый круг самобичевания, как почувствовал, что Эрик взялся за ручки кресла и плавно отодвигает его от стены. Это случалось уже второй раз за день, но Чарльз всё ещё испытал непередаваемое от этого действия чувство невесомости: пугающее и окрыляющее одновременно.       — Всё в порядке, дальше я сам…       — Я же не могу позволить тебе водить в нетрезвом виде, — как само собой разумеющееся заявил Эрик где-то над затылком Чарльза, и Ксавье уронил челюсть.       — Водить… в нетрезв… — он безуспешно пытался что-то сказать, но в итоге оборванные звуки перешли в смех, — Эрик! — он прямо затылком чувствовал тихое удовольствие Леншерра и хотел прекратить смеяться ему на радость, но не мог, — И ты говорил когда-то, что мои шутки ужасны? — Чарльз до сих пор не верил своим ушам, но всё продолжал смеяться, как будто бы это была самая смешная шутка в его жизни.       Эрик развернул его спиной к двери, чтобы потом удобнее было спустить с лестницы, и к ним подбежали близнецы.       — Уже уходишь? — раздосадовано спросила Ванда. Хотя они и сбежали заниматься своими делами и не планировали сидеть дальше со взрослыми, ей не хотелось, чтобы Чарльз уходил. Хотя это и было несуразно, какая-то детская часть её хотела топнуть ногой и остановить время, почему ему всегда нужно было так бежать? — А мы встретимся завтра?       — Я буду как всегда в шахматном клубе, — Чарльз без запинок отыграл оптимистичный голос и покосился на Эрика. Мужчина просто кивнул на незаданный вопрос дочери и Чарльза, после чего парень с облегчением выдохнул. Хотя камень с души не хотел уходить так просто.       Ванда на радостях подошла к Ксавье сбоку и, прислонившись к колёсам и подлокотнику кресла, торопливо обняла его. Чарльз был приятно удивлён и сразу же приобнял девочку в ответ. Ванда выскользнула из объятий, сверкая, словно зарядилась хорошим настроением на всю жизнь, и отошла назад к брату. Пьетро почти с испугом посмотрел, как Чарльз раскрывает для него руки.       — И меня тоже? — спросил недоверчиво он и покосился на отца, словно ожидая неодобрения. Эрик боролся с непонятным тяжёлым комом эмоций, закрутившимся ещё больше после того, как он увидел объятия Чарльза и его дочери, поэтому он не подавал никаких сигналов.       У мальчика на секунду мелькнуло сомнение, не нужно ли ему пожать Чарльзу руку, как делали взрослые мужчины, которых он видел, но раз никто не сказал про это, он повторил действия сестры. Быть в объятиях для Пьетро показалось даже более обескураживающе, чем узнать, что люди могут не ходить, но это ему понравилось.       — Это был очень приятный вечер, — сообщил Чарльз, не забыв послать лёгкую ментальную волну тёплых эмоций Лорне, выглядывающей из гостиной и стесняющейся выйти в коридор. — Спасибо вам за это.       Леншерр подал ему пальто и накинул собственное на плечи, пока Чарльз прощался с детьми. Они вышли за порог, оставляя дом в очень приятной атмосфере, но как только дверь закрылась, телепат сквозь всякие барьеры буквально кожей ощутил, как остался наедине с тяжёлым и острым присутствием Эрика. За всей этой болтовнёй и шутками он почти забыл, каково это.       Эрик с великой осторожностью скатил кресло по металлическому пласту на лестнице и, достигнув земли, откатил и развернул его так, чтобы Чарльз оказался рядом с лестницей лицом к дороге. Он сделал это, уже спланировав, что сядет рядом, на ступеньки.       — Мне жаль твои брюки, — Чарльз с досадой смотрел, как мужчина садиться на бетон. Он сел на третью и поставил ноги на первую ступень, положив локти на колени, — Да и сидеть так, наверное, холодно.       — Я хорошо переношу холод, — отозвался Эрик. Он был закалён хорошо переносить любые неудобства. Эта мысль натолкнула его на то, что другие не были к этому подготовлены, — А ты-то как? Может, зря мы вышли заранее?       Эрик впервые осознанно пожалел, что у него нет машины. Ему было бы гораздо приятнее отвезти Чарльза домой, чем ждать, пока его заберут. Он почти чувствовал себя обязанным сделать это.       — Да нет, всё в порядке, — отмахнулся Чарльз, выпрямляя шею и подставляя лицо не сильному ветерку, — Наоборот, мне лучше проветриться.       Эрик украдкой посмотрел на то, как он закрывает глаза и наслаждается дуновением ветра, и не сразу решился спросить.       — Ты и правда много выпил? — Эрик и сам чувствовал лёгкое воздействие вина, и ему казалось, что он немного виноват в том, что постоянно подливал его в бокалы, не зная, когда и как это делать правильно в подобных случаях.       — На самом деле я восприимчив к алкоголю не так, как многие люди, — решил пояснить Чарльз после некоторого раздумья. — Не так сильно пьянею разумом и не так долго остаюсь в таком состоянии. Но в этом кроется и проблема: не удаётся напиться достаточно, потому что эффект на весь организм никто не отменял.       Чарльз рассказал это, как и всегда, таким лёгким и слегка жалующимся тоном, просто предназначенным для того, чтобы обтечь все острые углы, и чтобы собеседник сразу же отмахнулся от темы. Поэтому Эрик перебрал сначала плюсы и минусы, и только потом заметил вслух нехорошую деталь его слов.       — А тебе хочется напиться достаточно?       Расслабленность постепенно исчезала из позы Ксавье, и он слегка отвернул голову от Эрика, который неотрывно наблюдал за любым изменением его выражения лица. Они сидели почти на одном уровне с расстоянием между локтями сантиметров в пять.       — Сейчас я в любом случае не могу себе этого позволить. А в студенческие годы я почему-то зачастил ходить на всякие… попойки, — Чарльз сначала хотел подобрать более литературное слово, но решил быть честным, — Я оправдывался тем, что это никак не мешало учёбе. К тому же там собиралась компания, в которой я находился. Хотя люди были те ещё, но мне тогда казалось, что вокруг все такие, — он криво и через силу улыбнулся, — Казалось очень смешным налить бренди в огромную химическую колбу и стараться всё выпить, — Эрику было сложно, но он всё же представил Чарльза, стоящего с такой колбой среди кричащих пьяных людей, — Я, наверное, звучу сейчас, как какой-то мажор-бездельник, да?       — Нет, — Эрик покачал головой и постарался представить уже себя в студенческие годы, будь он обычным молодым парнем. Это оказалось ещё сложнее, и картинка даже не сложилась перед глазами. — К тому же, ты учился, и не спустив рукава. Всем, особенно таким заучкам, иногда нужно расслабиться.       Чарльз рискнул повернуться в сторону Эрика и благодарно улыбнулся ему. Он всё ещё находился в каком-то меланхоличном настроении и, может быть, от этого решился поделиться более откровенными вещами.       — Я думаю, у меня какая-то наследственная склонность… Генетический фактор, если угодно. Моя мать умерла от интоксикации алкоголем. Всё давно к этому шло после её женитьбы на моём отчиме с повадками узурпатора.       Ветер шумел в последних оставшихся на деревьях листьях. Чарльз старательно всматривался в видимый пейзаж, пытаясь зацепиться вниманием за какую-нибудь деталь, чтобы отвлечься какими-нибудь мыслями, но его попытки проваливались. Он сам не понимал, почему его прорвало на откровенности. Может быть, он не хотел, чтобы Эрик единственный чувствовал себя с раскрытой раной прошлого.       — И из-за того, что всё так медленно к этому шло, я даже, знаешь, будто бы не удивился, — он собрал в себе все силы, чтобы посмотреть на собеседника, и понял, что тот всё так же спокойно смотрит на него. Он не думал, что станет вдруг противен Эрику, но видеть это наверняка всё равно утешало. — Я даже не плакал, когда узнал об этом.       — Ты винишь себя за то, что похоронил свою мать ещё до её настоящей смерти?       Вопрос Эрика выбил из Чарльза весь воздух. Он не мог подумать, что Леншерр так быстро и точно его поймёт. Он даже не знал, хотел ли он быть понятым в этом — наверное, то же ощущал Эрик, когда ему казалось, что в его прошлом копаются слишком интенсивно.       Ксавье уничижительно к самому себе улыбнулся и повёл плечами, не в силах подтвердить это вслух. Наверное, он всё же опьянел от вина или чего бы то ни было сильнее, чем предполагал. Или же ложная откровенность со всеми вокруг сделала его таким чувствительным к настоящей. Сейчас рядом с Эриком он ощущал себя учеником, а не учителем.       — Я не хочу осуждать её, но кем нужно быть, чтобы променять своего ребёнка, променять тебя, на то, чтобы топить свои беды в алкоголе? Прости, но я не думаю, что такой родитель достоин того, чтобы по нему горевали.       Чарльз мог сказать, что он не был лучшим сыном, и что любого родителя нужно любить, но всё внутри него хотело поддаться этой безапелляционной уверенности Эрика. Не оправдывать того, кто причинил тебе боль, не принижать себя и не сглаживать углы — это ощущение чистых эмоций восхитило Чарльза.       — И после этого ты сомневаешься в том, что ты хороший отец? — ему хотелось показать Эрику, как он его видит, какой он на самом деле замечательный и умный, — Научиться мелочам воспитания и выявить свои ошибки всегда можно по ходу жизни, но понимать такие фундаментальные вещи… Это дорогого стоит.       Он почти сказал «я-то знаю», ссылаясь на то, что он отлично чувствует подобное, и ему очень важно, чтобы человек, с которым он общается, был не просто умным или развитым в чём-то, а был в самом фундаменте склонен к размышлениям и открыт хоть какому-то пониманию. А на хорошем фундаменте можно построить всё, что угодно, в отличие от псевдоразумных людей, которые могут выдавать себя такими, но их строения с дырявой основой рушатся от любого неожидаемого ими усилия извне.       Эрик разделил с ним довольную улыбку, но снова закрутился в свои мысли, и его хрупкое хорошее настроение пошло трещинами.       — Ты весь вечер думаешь над чем-то, — Чарльз решил попытать удачу и распутать этот раздражающий его узел тёмных мыслей Эрика. — Что-то не так?       Будь на его месте Ксавье, он бы уже отнекивался или решился говорить правду, но Эрик просто сидел и молчал, не зная, на какой из этих равно плохих вариантов решиться.       — Может быть… мне не стоило сегодня… Может, ты не хотел так торопить события? — Чарльз старался следить за своим голосом, чтобы нигде не выдать, как больно ему спрашивать о подобном. Он даже близко не считал, что они торопятся, но система координат Эрика была явно отличимой от его.       — Нет, — отрезал Эрик, теперь ещё больше закручиваясь от того, как Чарльз мог интерпретировать его молчание. — Я просто не понимаю, как это работает. Мне не хватает входных данных, чтобы всё достаточно изучить.       Чарльз растерял все слова и уставился на Эрика, ещё больше повернувшись в его сторону. Мужчина говорил так, словно речь идёт о какой-то технической схеме, которую нужно проанализировать некоторое время, чтобы мысленно разобрать по частям.       — Ты про наше общение? — медленно спросил Ксавье, всё ещё сомневаясь в том, насколько всё плохо. — Но ведь подобное никогда нельзя просто… изучить.       — Хорошо, — Эрик с резким выдохом провёл рукой по голове, — Мне просто страшно от того, что происходит между нами…       Сердце Чарльза затрепетало в волнении, словно пойманная за крыло бабочка. Почему Эрику страшно? Он что-то понял о нём? Кто бы как не отнекивался, но Чарльз знал правду — все люди боятся телепатов. Большинство их вообще терпеть не может. Никто не любит, когда в их мыслях копошатся, даже если это происходит поверхностно и без осознанного желания.       — Чего ты боишься?.. — отважился спросить Чарльз после того, как сглотнул, хотя сделать это получилось у него не сразу. Он сжал кулак на ноге. Хоть первой мыслью в голове возникли его телепатические способности, было множество других вещей, которых он опасался услышать в ответе на свой вопрос.       — Я не знаю… Я не знаю, как это описать, — в сердцах проговорил Эрик, задирая голову наверх, к звёздному небу, словно ища там нужные слова, — Меня пугает наша дружба, пугает твоя жизнь… — поняв, что это могло быть принято как-то не так, Эрик поторопился с объяснениями, изливая то, что давно наболело, — Как-то ты сказал, что было бы скучно, будь ты каким-нибудь обычным продавцом за углом без истории — это верно. Но иногда мне кажется, что в тебе столько всего… И я не знаю, как мне с этим быть.       Поток речи внезапно прервался взмахом руки, и между ними повисла тишина. Было слышно, как вдалеке шумят машины, как хлопочет быт в соседних домах.       — Со мной сложно, Эрик, — голосом почти полностью потерявшим всякие эмоции прошептал Чарльз, — В этом ты прав.       Ему хотелось поскорее приехать домой и зарыться в подушки своей кровати лицом. Скорее всего, чтобы разрыдаться.       — Я не имел это в виду, — почти испуганно сказал Эрик, быстро поворачивая голову к Чарльзу. Увидев, что Ксавье смотрит в никуда, он с величайшим страхом и нежностью положил слегка трясущуюся ладонь на предплечье парня. Пальцы Эрика почувствовали прохладу подлокотника инвалидного кресла и теплоту руки Чарльза, — Я не имел это в виду, — повторил Эрик более серьёзным тоном, ища взгляд голубых глаз, — Здесь больше проблема с моей стороны. Я не могу… не умею правильно привязываться к людям… — признать то, что он уже привязан к Чарльзу оказалось свыше его сил самообладания. — Я не знаю, как твоя жизнь повлияет на мою, а моя — на твою. И это непонимание пугает.       Ладонь мужчины задрожала ещё больше, поэтому он поспешно убрал её с чужой руки. Чарльз смертельно сильно захотел остановить руку Эрика, но он не смог.       Они сидели так, наверное, несколько минут, никто не мог сказать точно, ведь это длилось бесконечно.       — Да и со мной явно сложнее, — с тихой усмешкой заметил Эрик, неуверенно косясь в сторону Чарльза. Спустя несколько ударов его бьющего в рёбра сердца, стук которого шумно отдавал даже в висках, лицо Чарльза, наконец, смягчилось.       — Ну… Я думаю, всё же со мной, — Чарльз вздохнул, как перед прыжком в воду, и повернулся к Эрику.       — Нет, со мной, — Леншерр позволил себе добавить чуть больше шутливой настырности в голос. И вот они уже снова улыбаются друг другу.       Такой улыбкой, которая словно делится одна на двоих, медленно расцветающей, значащей примерно столько же, что и весь смысл жизни.       И этого на данный момент было достаточно для того, чтобы оба получили ответ на собственные размышления.       — Никогда нельзя сразу сказать, чем закончится то или иное знакомство. Ты можешь думать, что для меня это привычно, потому что мой круг общения широк, но я тоже не понимаю, Эрик, — Чарльз усмехнулся от недоверия во взгляде друга.       — Неужели остаётся только прыгать с головой? — с тихой обречённостью Эрик обращался и к Чарльзу, и к самому себе одновременно.       — В нашем случае… думаю да, только это и остаётся, — они пересеклись взглядами, ощущая, что стоят над пропастью, ведущей куда-то в неизвестность.       Планета снова закрутилась вокруг оси с обычной скоростью, ветер всё ещё перебирал жёлтые листья, люди в домах всё ещё над чем-то хлопотали перед сном, а Эрик и Чарльз всё ещё улыбались в удобной тишине, просто сидя друг рядом с другом, когда подъехала машина и из неё вышел Хэнк.       — До завтра, Чарльз, — в этот раз наполовину вопрос, наполовину надежда прозвучала от Эрика.       — До завтра, Эрик, — с улыбкой ответил ему Чарльз.       Леншерр даже не осознал, как они отъехали от его дома, потому что чувствовал себя необычно освободившимся и даже почти посмеивался над собой. К чему были те мучительные размышления и философские «как бы» да «если бы»?       Когда Эрик знал, что он всегда любил сложности.