Слепые души

Когда я прихожу в себя, надо мной снова сияет чистое небо, а дышу я прекрасным и свежим, нектарно-сладким воздухом. Подо мной ковёр из мягкой травы, шелковисто скользящей между моих пальцев, а сверху звучит ласковый голос: – Поднимайся, Анастасия, и посмотри на свою победу. Ты должна увидеть тех, ради кого совершила этот подвиг. Я поднимаюсь и вижу рядом с собой подростка лет тринадцати, кудрявого, ясноглазого, в длинной белой одежде. Мы находимся у подножья горы, на которой происходила моя битва с Кувеяшем, в нескольких шагах от тропы, уходящей в залитую солнечным светом долину – зелёную, пестреющую цветами в высокой колышущейся траве. Далеко в долине, почти на самом горизонте, белеет прекрасный город, древний и вечно молодой, светлый и безмятежный. По тропе вереницей спускаются и уходят в долину люди – мужчины, женщины, дети, босые и счастливые. Некоторые из них смеются, а иные плачут от радости, и ни на одном лице нет горя или страха. Их много – так много, что я сбиваюсь со счёта, а вереница всё не заканчивается. – Сколько же их, – бормочу я потрясённо. – Когда он успел захватить столько народу? – Это продолжалось веками, – отвечает кудрявый отрок. – Теперь они все свободны и идут в Долину, где они воссоединятся с ангелами-хранителями, когда-то потерявшими их. – Мальчик с улыбкой кивает головой. – Радостная это будет встреча! А потом они пойдут в Город. Обратив на меня свои ясные глаза, он улыбается, и от его взгляда и улыбки у меня ёкает сердце. Он снова провожает взором нескончаемый поток освобождённых пленников, и я тоже смотрю на них, а внутри у меня всё сжимается и дрожит. Я высматриваю дорогих мне людей, но не вижу, не узнаю их, и меня охватывает печаль. – Здесь ли они? – спрашиваю я мальчика. – Может быть, я просмотрела их? – Смотри сердцем, – загадочно улыбается он. Я смотрю и – о чудо! – вижу обоих моих родителей, но они не такие, какими я их привыкла видеть, а молодые – наверно, моего возраста. Они идут среди прочих, также босиком по тёплой земле, взявшись за руки и не сводя друг с друга взгляда, как счастливые влюблённые, и мне хочется закричать и побежать к ним, но рука мальчика мягко ложится мне на плечо. – Нельзя нарушать их покой. Увидев тебя, они будут тосковать и печалиться в разлуке с тобой, и покоя им не будет. Я знаю это... Асахель в своё время объясняла это много раз, приходя во сне к опечаленным утратой людям и утешая их: она была не только ангелом-воином, но и в промежутках между битвами служила проводником и защитником душ, переходящих с одного плана бытия на другой. Как Асахель я всё понимаю, но как Насте Головиной мне грустно. В горле встаёт ком, в глазах плывёт солёная дымка, а рука мальчика прижимает мне плечо крепче. – Не плачь. Этим ты их только растревожишь, а их следует отпустить. Разве тебе не радостно видеть их счастливыми и упокоенными? – Да... радостно, – шепчу я. – Но я очень, очень по ним скучаю. – Успокойся и отпусти их с миром, – говорит мальчик. – Им хорошо, они больше не будут страдать. Да, да, всё это Асахель сама говорила много раз и почти такими же словами, но моя душа рвётся на части, из груди вырывается рыдание. Мама с беспокойством оглядывается, ищет кого-то глазами, но мальчик поднимает руку – а может, крыло? – и скрывает меня от её взгляда. Так и не увидев меня, мама отворачивается и идёт дальше, держась за руку отца. Я провожаю родителей туманящимся от слёз взглядом и не двигаюсь с места, повинуясь лёгкой и мягкой, но крепко держащей меня руке отрока. Я ищу взглядом Альбину, но не вижу её ни в каком знакомом мне облике. – А Аля? – спрашиваю я. – Её я увижу? – Твой любимый человек здесь, – отвечает мальчик. – Но в привычном тебе облике ты его не найдёшь, если не подключишь для зрения к глазам ещё и сердце. Смотри внимательнее, и ты убедишься, что мало глаз, чтобы видеть. Только сердце видит правду. Я растерянно перевожу взгляд с одного лица на другое, но никого не узнаю – ни глазами, ни сердцем и, отчаявшись, плачу. – Анастасия! Отчего ты растерялась? – Мальчик обнимает меня за плечи и показывает рукой на нескончаемый поток людей. – Смотри, смотри внимательнее! – говорит он мне ласково, как плачущему ребёнку. – Ты его обязательно увидишь. Я снова смотрю. До сих пор я обращала внимание только на женщин, но то ли это сказанное мальчиком слово – «он», то ли что-то ещё подсказывает мне, что нужно присматриваться и к мужчинам. И тут я замечаю ЕГО. Высокий, худощавый, с коротким ёжиком волос, ОН идёт с поднятым подбородком, задумчиво глядя вдаль. Хотя глаза ЕГО, несомненно, видят, но в походке есть что-то от слепого – особенно в манере держать голову. Лицо не красиво и не уродливо, но оно прекрасно своим спокойствием и внутренним светом. – Вижу, ты узнала его, – улыбается мальчик. – У тебя зрячее сердце, и потому ты смогла полюбить его в облике слепой изуродованной женщины. Для него это было счастьем и наградой, а для тебя – испытанием, которое ты выдержала. Я уже не могу ничего с собой поделать, я плачу навзрыд и, упав на колени, умоляю мальчика: – Пожалуйста... Пожалуйста, можно мне сказать ЕМУ хоть пару слов? Я знаю, нельзя нарушать ЕГО покой, но мне нужно... Очень нужно! Пожалуйста... – Хорошо, будь по-твоему, – мягко отвечает он. – Ты можешь позвать его. Но каким именем? – вдруг встаёт вопрос. Альбиной как будто уже не годится: у души много имён, я сама сменила их немало. Мальчик улыбается: – Тем именем, на которое он точно откликнется, независимо от того, мужчина он или женщина. Удивительный мальчик, столько печальной мудрости в его недетских глазах! И я зову: – Утёнок... ОН замедляет шаг и оглядывается. О, невозможно описать, что я испытываю, встретившись с ЕГО взглядом! Моя родная душа поворачивается ко мне и, не сводя с меня глаз, больших, странных и страшных, выходит из людского потока, а я уже бегу навстречу. Я глажу дорогое лицо, и незнакомое, и знакомое одновременно, смеюсь и плачу, а его обладатель, заглядывая мне в глаза, спрашивает тихо, робко и недоуменно: – Настя?.. Настенька, ты?.. Ты – здесь?.. – Я, мой утёночек, я, – шепчу я, улыбаясь сквозь слёзы и гладя тёмный ёжик. – Я здесь, я с тобой. Я люблю тебя. Моя любовь, всё так же напряжённо всматриваясь мне в глаза, горестно спрашивает: – Настя, когда?.. Почему? Я понимаю смысл вопроса: моя половинка хочет знать, когда и почему я умерла. – Я жива, утёночек, – отвечаю я. – Я прогнала Якушева. Я отправила его в пекло! ОН улыбается. – Так это ты сделала?.. Я прикладываю палец к любимым губам. – Не стоит об этом трубить, утёнок. Я только хотела сказать... Я хотела сказать, как сильно я тебя люблю! Я помню, что нельзя плакать, но удержаться не могу. Родные пальцы вытирают мне слёзы, а губы шевелятся рядом с моими: – Любимая. Настя. Поцелуй лёгок, как прикосновение ветерка. Я тянусь к НЕМУ губами, и ОН целует меня снова, и ещё раз, и ещё. Поцеловав меня в последний раз, ОН заглядывает мне в глаза с грустной нежностью. – Тебе нужно туда? – Я показываю взглядом в сторону долины, куда все уходят. Мой родной человек с грустной улыбкой кивает. – А тебе со мной нельзя. Я оборачиваюсь: мальчик в подтверждение этих слов качает головой. ЕГО рука, лёгкая, будто сотканная из воздуха, гладит меня по волосам. – Не грусти... Я всегда буду с тобой. И ты со мной. Я слышу голос мальчика: – Анастасия! Я понимаю: нужно отпустить моего любимого человека и отойти, но я не могу. Мне кажется, если я ЕГО отпущу, моё сердце уйдёт с НИМ. Мальчик снова зовёт меня мягко и ласково: – Анастасия... Самая родная на свете рука выскальзывает из моей, ОН отдаляется от меня и снова присоединяется к идущим, а я смотрю вслед. Тот, кого я люблю, оборачивается, и я стараюсь улыбаться, а ОН улыбается мне в ответ, но уходит – всё дальше и дальше, растворяется в веренице идущих. Вот ЕГО уже не видно, а я всё смотрю... Маленькая мягкая рука берёт меня за пальцы, и я повинуюсь ей, отхожу от тропы на прежнее место. И вот, я спрашиваю: – Что же дальше? Я сделала то, что мне было предначертано сделать, моя миссия завершена. Разве Асахель не заслужила отдых? Может быть, мне всё-таки можно в Город, с ними? С папой, мамой и с НИМ? Мальчик улыбается. – Да, ты выполнила свою задачу, но это не исключает продолжения жизни. Твой путь ещё не пройден. – Но какой смысл? Без моего любимого человека мне нет смысла оставаться. Мальчик качает головой. – Смысл есть всегда. Смысл – в самой жизни. Кроме того, кое-кто ещё нуждается в тебе. – Кто? – невесело усмехаюсь я. – Кому я могу быть ещё нужна? Вместо ответа мальчик улыбается и оборачивается назад. Там, в траве, ни на кого не глядя и улыбаясь каким-то своим мыслям, маленькая девочка рвёт полевые цветы, собирая букет. Я смотрю на неё и узнаю! Это Аля, её улыбка, её нежность – неизменная, вся до капли сохранённая и предназначенная мне. Мальчик говорит: – Красивый она собрала букет для своей мамы. Я плачу, я смеюсь, снова плачу – во мне ураган чувств, а мальчик спрашивает: – Ну что, теперь есть смысл оставаться? У меня нет слов, кроме одного огромного, размером со всю Вселенную «да». – Тогда тебе пора возвращаться, – говорит мальчик. – Я ещё хотела спросить, – бормочу я, вглядываясь в солнечную долину. – А моего ангела-хранителя там нет? Я хотела кое-что ему сказать... Абсурдный вопрос: нуждаются ли ангелы в ангелах-хранителях? Ведь я – Асахель, пусть и бывшая. Впрочем, наверное, ангелы, ставшие людьми – да, нуждаются. Так же, как хирург, который вряд ли сможет сам себе сделать операцию, а потому в случае болезни нуждается в другом хирурге. Пожатие руки мальчика становится крепче и нежнее, в его ясных глазах – неземное сияние, мягкое и неяркое, как лучи вечернего солнца. – За ним не надо далеко ходить, – говорит он. – Он перед тобой. И он знает всё, что ты хочешь сказать. У меня вырывается тихое «ах», и я оседаю на траву, закрыв лицо руками. Ванна с водой, нож, записка, таблетки. Мягкие руки кудрявого мальчика обнимают меня, моя голова – на его груди. – Я очень испугался за тебя тогда, Анастасия. – Я знаю, ты послал ко мне Алю, чтобы помешать мне умереть, – шепчу я сквозь слёзы. – Спасибо тебе... – Это желание в тебе было вызвано тем, кого ты сегодня победила. Он наслал на тебя уныние. – Этого не повторится! – Да, теперь ты знаешь, как побеждать в себе тьму. Светом. Меня держит в объятиях уже не мальчик, а огромное, сияющее существо, прекрасное, излучающее потоки удивительного, радужного света, по сравнению с ним я не больше трёхлетнего ребёнка. Мы стремительно поднимаемся ввысь, к солнцу, и я смеюсь от переполняющего меня щекотного чувства восторга. Этот полёт – солнечный экстаз, небесное упоение, симфония света и счастья, буря радости, и мне хочется, чтобы это наслаждение длилось бесконечно. Я люблю это сияющее существо и чувствую его ответную любовь ко мне, тёплую, пульсирующую во мне, и это единение в потоке света – самое прекрасное, что мне когда-либо доводилось испытывать. Уже ничего, кроме яркого света, я не вижу, он ослепляет меня, а потом я вдруг оказываюсь в операционной.