Без адреса получателя

Ты помнишь тот день, когда я впервые показал тебе пляж Варадеро? Чистый светлый песок, соленый морской бриз и обжигающие лучи солнца, оставившие после на твоей белой коже красные пятна? Помнишь, как краб укусил тебя за палец? Как ты несколько дней пролежал в кровати из-за солнечного удара? Как мы всю ночь просидели за просмотром мультфильмов с моей надоедливой младшей сестрой? Как мы на спор съели по два килограмма шоколадного мороженого и как у нас после болело горло? Как мы притащили домой Молнию МакКуина — щенка со всклоченной черной шерстью? Как поссорились, когда выбирали ему кличку? Как впервые поцеловались? Я помню искорки веселья в твоих глазах, твой мягкий смех, водоросли, запутавшиеся в твоих темных волосах и косые лучи заходящего солнца, освещающие твое лицо. Ты целовался впервые, глупо, совсем неумело и до одури приятно. Мы столкнулись носами. Я никогда не видел тебя настолько до смешного смущенным. У тебя щеки раскраснелись, и ты тогда спрятал лицо в изгибе моей шеи. Я помню, как у меня впервые тепло пробежало по всему телу от твоего горячего дыхания на моей распаленной солнцем коже. Я помню, как ты сказал, что Чубакка — глупое имя. Император Куско — тоже. И даже вариант с Лэнсом Младшим был отвергнут. Это прозвучало как объявление войны тогда, я отобрал у сестры пару мармеладных червячков и одним из них попал тебе прямо в лоб. Ты дулся на меня до самого вечера, а сестра шантажом заставила купить ей плитку шоколада. И это на мои последние карманные деньги! Перед сном я за это попытался убить метким попаданием подушки в голову. Жаль, у меня тогда не вышло. Мы подписали мирный договор и назвали щенка Молния МакКуин, когда он снес меня с ног, и я вывернул на себя два стакана с содовой. Ты тогда смеялся так, что все мое раздражение смело стихийным бедствием под названием «смех Кита Когане». Я помню, как ты утирал тыльной стороной ладони проступившие слезы, а я пытался подобрать подходящее слово, описывающее твой смех. Но потом понял, что такого слова, наверное, еще и не придумали. Ты тогда был таким красивым. И смех у тебя тоже. Красивый. Ты первым говоришь, что у тебя болит горло, и точно проигрываешь спор! Мама бьет меня по лбу горькими леденцами с цитрусовым вкусом и называет нас глупыми мальчишками. Ты как дурак в жару натягиваешь на себя красную теплую толстовку, с явно наспех зашитой голубыми нитками манжетой, хохлишься и щуришься, как маленький разгневанный вороненок. Мы пьем чай и смотрим какой-то научный фильм про военное кораблестроение, который крутят по телеку. Ты сидишь рядом и от тебя пахнет цитрусовыми леденцами, за окном — небо затянутое темными грозовыми тучами. Небольшой экран телевизора говорит бодрыми голосами рекламных актеров. Ты опускаешь голову мне на плечо и сонно вздыхаешь. Мне хочется тебя обнять. Так сильно хочется тебя обнять. Я чувствую себя глупым мальчишкой. Сестра ссорится с лучшей подружкой, когда мы возвращаемся домой с пляжа. Она лохматая и зареванная, в помятом платье и со своим любимым плюшевым котом в руках. Ты выглядишь растерянным и смотришь на нее как на восьмое чудо света, которое никогда не хотел бы увидеть. Мы тащимся в ближайший магазин, чтобы ее утешить, и мне становится тебя почти жаль, когда она закатывает истерику из-за жевательной резинки, пока ты держишь ее за руку стоя в очереди. А после мы смотрим мультфильмы до самого рассвета и за завтраком получаем хороший нагоняй от моей тетушки. Я отшучиваюсь: «Иногда иметь много родственников — сущий ад». Ты ничего не отвечаешь, только сонно клюешь носом и запиваешь холодным чаем пересушенный кокосовый пирог. Мы завтракаем молча, я вслушиваюсь в далекий шум волн и крики чаек, чувствую себя неловко в этом молчании с тобой, а ты. Я не впервые жалею о том, что не имею возможности читать твои мысли. Ты заговариваешь со мной, только когда мы устраиваемся перед телевизором в гостиной и без интереса начинаем смотреть какое-то кулинарное шоу. — Хуже всего — никого не иметь рядом, — говоришь. А я не знаю, что нужно тебе ответить. Наверное, для тебя я хочу быть тем, кто всегда рядом. А ты говоришь, что хочешь покорять бескрайний космос. Что хочешь полететь на Кербер. Говоришь, что хочешь затеряться на самом краю галактики и превратиться в далекую ярко-красную звезду. Холодную и неприступную. Которую не трогает даже одиночество. После того лета ты пропадаешь из моей жизни. Пропадает твой смех, дурацкая прическа, твоя неловкость и блестящий взгляд. Пропадают и твои безумные мечты, лишившие меня сна. Только твоя глупая красная толстовка, с рукавом, зашитым голубыми нитками, забытая, остается лежать в моем шкафу. Как маленькое напоминание о том, что ты был в моей жизни на самом деле. И я хочу верить, что ты все-таки не одинок. Что кому-то ты улыбаешься, что рядом с кем-то ты смеешься, что у этого кого-то есть твой адрес, чтобы отправить тебе письмо. И я хочу верить, моя маленькая ярко-красная звезда, что. Где-то там, за орбитой Нептуна, ты счастлив.