Поздравляю, тайчо!

      — Поздравляю с зачислением в капитаны. Снова, — проговорил высокий парень, с ухмылкой, но до боли холодным голосом.       «Неужели ты все забыл? Те ночи, что мы были вместе, забыл?! Не верю!» Гин всё так же ухмылялся, затягивая ответ. Он старался вернуть себе привычный голос. Но голос предательски дрожал, Гину впервые хотелось плакать. «Как он смог все забыть? Этот холодный голос… Не хочу слышать его голос таким. Где ты, тот, которого я знал? Неужели моё предательство так тебя изменило? Но мы же виделись и после него, и не раз. Снова твой холодный взгляд, это не те глаза. В тех была жизнь, ярость, страсть! В этих — высокомерие и месть. Ненавижу этот взгляд. Прекрати, чёрт возьми, я хочу вернуть время назад, хочу видеть того тебя, а не того кем ты стал. Почему всё так произошло…».       Он так и не ответил.       Голос дрожал.       Губы онемели.       Но оторвать взгляда от изумрудных глаз не мог.       Больно… Мне больно, чёрт возьми…       Ненавижу… Это время… Время… ты изменился, … хочу вернуть того. Покорного, сильного, храброго, нервного, раздражительного, стонущего от каждого моего прикосновения, тебя, выгибавшегося от всех моих ласк. Хочу того, хочу того тебя, того, который был способен чувствовать.       Чувствовать…        …Любимый…

День, когда Готей — 13 пополнился ещё одним капитаном. Когда ребенок стал капитаном. Такое произошло впервые. Самый молодой капитан в истории Готея — 13. Хитсугая Тоширо.

      Вечер этого же дня. Барак третьего отряда. Поздний вечер. Никого нет, кроме: …       Это так больно, когда твоя спина сталкивается со стеной. Это так заводит, когда мужские руки безжалостно срывают с мальчишки одежду, оставляя лишь тщетные попытки сопротивляться.       — Пре-кратите… Что вы, в самом деле.       — Молчи, белячок.       — Что на вас нашло? Хватит. Прекратите!       — Молчи, — рука ловко стянула остатки одежды с новоиспеченного капитана.       — Пожалуйста, хватит! Я же вас плохо знаю, зачем вы… Вы же капитан, зачем вы делаете это?       — А разве капитану нельзя такого делать? — хитро произнес Ичимару, сжимая в руке плоть мальчишки.       — Аахх! Прекратите… Я же ведь только документы принес,… что Вы, в самом деле… — Он снова и снова повторял это. Пытался отстраниться, но это было бесполезно, капитан третьего отряда не собирался его отпускать. Тоширо не хотел вредить другому капитану, ведь они в каком-то смысле товарищи. Поэтому не использовал никаких бакудо, ведь это может привести к вражде.       Мужчина ухмылялся, понимая, что Тоширо ничего ему не сделает, не сможет, не посмеет, и более властно, жадно покрывал шею мальчишки жаркими, горячими поцелуями, оставляя засосы на нежной, детской и такой чувствительной коже шеи капитана. Малышу оставалась лишь стонать и тихо сопротивляться под нежными, уверенными руками мужчины и такими возбуждающими губами, — Пожалуйста, остановитесь… Тайчо…       Улыбка альбиноса стала только шире, руки жадно шарили по телу капитана, трогая всё, чего можно коснуться. Ичимару буквально засасывал шею Тоширо, ему так нравился ее вкус, этот запах. Возбуждение росло с каждым стоном Хитсугаи. Губы Ичимару спускались ниже, доходя до нежно-розовых сосков. Гин коротко лизнул один, волна дрожи заметно прошлась по телу ребенка, вызвав громкий, короткий стон. После чего Ичимару припал губами к соскам Тоширо, слегка кусая их, целуя, облизывая, засасывая, и снова, снова доводил капитана до безумия. Тоширо от возбуждения скрестил ноги, дабы не показывать, как сильно он жаждет рук Ичимару, но этот жест был просчитан. Тоширо громко, протяжно простонал, когда Ичимару коснулся рукой возбужденной плоти, и сделал пару нажатий на головку, сжимая яйца капитана.       — Пошли в спальню, белячок, там будет удобнее, — несколько едко произнес Ичимару, после чего властно положил руку на бедро Тоширо и повёл в спальню. Хитсугая еле передвигал ногами, он никогда не испытывал такого возбуждения, никогда его никто не касался так, да и вообще его никто никогда не касался там, где бесстыдно лапал Ичимару.       Альбинос ухмылялся особенно сильно, когда видел состояние капитана, его ходьбу. Но этот мальчишка оставался всё таким же невинным, несмотря на то, что его тело изнывало по ласкам Гина. Да уж, Ичимару смог довести Тоширо до такого.       Гин мягко положил ребенка на простыни, раздвигая мальчишке ноги.       — Что вы?! Вы же не хотите, перестаньте! Не надо…       — Тебе понравится, малышка. Расслабься. Вот, оближи, — Ичимару поднес ко рту Тоширо три пальца.       — Н-но зачем? — Тоширо пугала эта ситуация. Как же это всё непривычно. Лежать абсолютно голым перед другим, осознавая то, что сейчас произойдёт.       — Оближи.       — Х-хорошо, — малыш медленно растворил свои губы, пропуская в рот пальцы Ичимару, захватывая их почти целиком. Робко смочил их слюной, но с каждым разом всё смелее водил языком по его пальцам. Тоширо сам не понимал, почему хотел, чтобы Ичимару понравилось это. Гин, тем не менее, остался довольным работой Тоширо, и, убрав пальцы ото рта Широ, поднес их к тугому колечку мышц.       Хитсугая зажмурился, и рефлекторно напрягся, за что получил довольно сильный удар по ягодицам. Это действие заставило его напрячься лишь сильнее, он почти простонал от боли, удар был далеко не самым слабым.       — Я не люблю повторять дважды. Расслабься — это значит расслабься, а не обратное.       — Как я могу расслабиться, если осознаю то, что вы хотите сделать!       — Хочешь сказать, что тебе это не нравиться?       Тоширо уже хотел крикнуть «Да», но засомневался в реальности ответа, ведь Хитсугая сам понимал, что не желает, чтобы этот ублюдок Ичимару останавливался.       — Я не понимаю, … зачем вам это… других капитанов мало?       Ичимару недовольно сжал губы. Он, что считает, что Ичимару делает такое с каждым вторым?! Этой фразой он нажил себе «сладкую» жизнь в лице капитана третьего отряда. Вот уж этого оппонента не стоило «наживать» таким образом.       Гин одной рукой умудрился ловко стянуть с себя метровые завязки хакам, тысячи раз проклиная изобретателя этой неудобной для быстрого снятия форму, после чего связал руки Тоширо этим злосчастным поясом.       Хитсугая, предвкушая страшное, стал сильно дёргаться, сопротивляться, что в его состоянии в любом случае приводило к проигрышу. Его сопротивления резко оборвал властный поцелуй Ичимару. Тоширо, казалось, забыл, как дышать, когда Гин захватил власть над его губами. Он делал всё, что хотел. Он кусал губы Тоширо, проникая вглубь рта, исследуя каждый миллиметр, засасывая язык капитана до боли. Гин словно не пил годами, выпивал Тоширо до дна. Во время поцелуя Ичимару одной рукой облокачивался на простыни, другой же спустился ниже бёдер малыша, подставляя пальцы к тугому кольцу мышц. Гин, почувствовав, как Тоширо попытался прервать поцелуй, сжал одной рукой его волосы, облокачиваясь теперь на локоть, а пальцами другой руки проник в Тоширо. Стон боли, растворился в долгом поцелуе. Ичимару растягивал Широ сразу двумя пальцами, добавляя третий, но это он делал как-то плавно, мягко, словно пробуя на вкус, причиняя мальчишке как можно меньше боли. Тоширо забылся во времени, ему казалось, что сейчас счёт времени прекратился, он задыхался, это было невыносимо, поэтому не заметил, как пальцы Гина сменились на разгоряченную плоть, но явственно почувствовал это. Малыш не смог стерпеть такую боль и заорал так громко, как мог. Снова крик о боли, растворился в новом поцелуе Ичимару. Но почти сразу стоны боли затихли, стоило Гину задеть простату. Гин двигался глубокими толчками в быстром темпе. Тоширо в коротком промежутке между стонами, смог лишь тихо простонать: «Развяжите меня, пожалуйста…». Что было выполнено. Нежные руки капитана обвили шею Ичимару. Тоширо хотел сейчас только одного, чтобы это не кончалось, он хотел чувствовать Ичимару всем телом. Но конец был близок, это чувствовали оба. Последние отчаянные толчки, глубокий, дерзкий поцелуй, и два тела выгнулись навстречу друг другу в оглушительном оргазме.       Так закончился день, когда Готей — 13 пополнился ещё одним капитаном. С тех пор начались вечные подколки Ичимару, которые наедине всегда заканчивались самым интимным образом.       И кто знает, почему Тоширо всегда так краснел, когда говорили про отношения на рабочем месте, а Гин так едко ухмылялся.       — А помните тайчо, как вы меня «поздравили» в день моего вступления в капитаны?       На эту реплику Ичимару ухмыльнулся и с улыбкой произнес: — Самым лучшим образом.       — Извращенец, — немного растянуто произнес парень.       Гин не знал, как начать тему, ведь малышом, его теперь не назовешь, ребёнком тоже, да и белячок не скажешь. И вряд ли он вообще будет на это раздражённо реагировать. Ведь он вырос, чёрт возьми!       Изменения во внешности капитана были колоссальные! Да и в характере…       По росту он перегнал Ичимару, сантиметров так на пять — десять. Тело повзрослело, оно приобрело свою красоту; Тоширо всегда был красив, но теперь он расцвёл окончательно. Сильные плечи, стройное, прекрасное тело, голос огрубел, не бас, но стал значительно грубее, что придавало капитану большую мужественность. А когда он отчитывал подчинённых, то его слышно было, чуть ли не в Каракуре! Подчинённые не испытывали судьбу услышать его тон в такие моменты. Его лицо вытянулось, стало выглядеть несколько серьёзнее. Волосы отросли, не так, как у Укитаке — сана, короче, но выглядело это потрясающе. А взгляд! В глазах капитана стало больше боли, о которой, не смотря на все возгласы Ичиго, он никому не рассказывал и никогда не проявлял. Его глаза даже чем-то напоминали глаза Кучики Бьякуи, и в тоже время совершенно нет. Напоминали наверно своей сдержанностью, холодом, гордостью и высокой самооценкой. Но, в отличие от Бьякуи, в глазах капитана довольно часто всплывал азарт, особенно в битвах. Да уж, влияние Кенпачи Зараки и пара долгих вечеров в лаборатории с Куротсучи Маюри сказались-таки на капитане. Хитсугая утратил свою раздражительность к провокационным словам. Во взгляде капитана не было ярости, которая раньше всегда пылала только при одном слове «Малыш». Да и вообще подобными способами его теперь было невозможно вывести из себя. Его сила возросла во множество раз, он стал сильнее Кьёраку Шунсуя, а это значит, что он стал не просто сильным, а колоссально сильным, хотя Кьёраку и Хитсугая ни разу не сражались против друг друга, просто Кьёраку знал об этом. Он знал это ещё сто лет назад, на поле битвы, когда Тоширо сражался с Хэллибел. Знал, что этот вундеркинд ещё всем покажет. Ещё одна черта его характера, которая была всегда, но проявлялась раньше слабо — это злорадство, Тоширо едко ухмылялся, когда злорадствовал, это выводило соперников из себя. Но что не изменилось до сих пор, это то, что Хитсугая так ни разу и не пил. Как его не соблазнял этим Кьёраку, как не уговаривала Матсумото — без толку! Нет и все. Упёртый.       «Мой малыш вырос…», —как-то отдаленно, с толикой грусти пронеслось в голове у Ичимару.       Гин стоял возле окна, в пол разворота, облокотившись о подоконник, наблюдая за Тоширо. Тот же просто рассматривал Гина.       «Хорошо, что он почти не изменился… Разве стал еще более опытным, судя по этим шрамам на его руках, которых раньше не было», — размышлял Хитсугая, по-прежнему не сводя глаз с Ичимару.       — Хинамори с Айзеном, — повествовал Хитсугая, взглянув в окно.       Капитан третьего отряда посмотрел в окно и увидел как раз эту парочку.       «Всё так изменилось… И Хинамори выросла, вон как Айзен-сан счастлив-то, а!» Углубившись в мысли, Ичимару не заметил, как размышления прервало горячее дыхание на его шее.       Тоширо наблюдал за реакцией Гина, покрывая шею вернувшегося капитана жаркими поцелуями, которые оставляли какой-то легкий холодок. Реакция Гина была весьма неоднозначна.       «Это было шунпо? Он стал им так хорошо владеть? Быстро, очень быстро… Что он делает… Приятно… Но… Когда это мы поменялись ролями?»       — Ты, кажется, спутал роли, Хитсугая, — лукаво произнес Ичимару.       — А не пойти бы вам лесом, Ичимару? — похоже, риторический вопрос.       Гин некоторое время стоял в легком недоумении. Такой неожиданный ответ.       Гин развернулся лицом к Тоширо, вновь пребывая в недоумении. Это как так, Тоширо выше Гина?! Ичимару открыл глаза, в некотором ожидании, что хоть это повлияет на злорадную усмешку Хитсугаи. Но нет. Не стоило ждать таких подарков. Либо мир сошёл с ума, либо просто Гин отстал от жизни. Лет на сто. Он, конечно, ожидал, что Тоширо вырастет, изменится, но что б настолько…       А вот Тоширо, похоже, наслаждался ситуацией. Руки капитана юркнули под одежду Ичимару, лаская грудь капитана, играя с сосками, продолжая изучать шею, а теперь уже и ключицы Гина губами, слегка касаясь языком. Альбинос тихо простонал, почувствовав уверенные руки Тоширо на своем теле, и то, как ласкают его эти руки. Он начинал сходить с ума от губ капитана. «Где он этому научился…». Эта мысль совершенно неожиданно вызвала острую волну ревности внутри него. «Этого еще не хватало!». Но мысли Гина вновь прервали руки Тоширо, одна из которых уверенно легла на талию Гина и направила, как догадался Гин, в спальню.       — И где же ты этому научился? — спросил Ичимару, ложась на простыни, упираясь локтями.       — Ревнуешь? — лукаво спросил Тоширо.       — Чисто ради интереса, — выкрутился Гин.       — Меньше знаешь — крепче спишь, — пофигистично добавил Тоширо.       «Садист! Но, черт возьми, это моя школа».       — Я скучал… — произнес с болью Тоширо, удобнее располагая Гина на простынях.       Ичимару с сожалением посмотрел на Хитсугаю, и произнес: — Прости, что заставил так долго ждать.       Но вот того, что случилось дальше, Гин не ожидал никак.       Хитсугая с размаху отвесил Ичимару, размашистую пощёчину, он вложил туда немалое количество боли в своём сердце. Было больно настолько, что заболела челюсть.       — Я тебя сто лет ждал, козёл! — повысил голос Тоширо.       — Я не мог придти, это было невозможным! — так же повысил тон Ичимару.       — Значит, просто не хотел, если б захотел, ты пришёл бы.       — У нас были проблемы с гаргантой, я не мог попасть в этот мир.       — Арранкары, значит, спокойно проходили сквозь пространство, а наш всемогущий Ичимару не смог, да?       — Тоширо, перестань, ты же понимаешь, о чём я!       — Конечно, у тебя там были и другие, Айзен например, да? Ну что, он хорошо трахает? Понравилось, небось!       — Да заткнёшься ты или нет! — с этим криком Ичимару опрокинул Тоширо на простыни, жёстко целуя в губы, срывая с «мясом» одежду, безжалостно швыряя ее на пол.       Хитсугая не оставался в долгу, он порвал одежду Ичимару, кусая того за губы, превращая поцелуй в звериный, пытаясь развернуться так, что бы быть сверху.       Ичимару и Тоширо царапали друг другу спины, дико целовались, с яростью, прямо в губы произносили фразы, что не давали покоя годами. Гин схватил Тоширо за волосы и притянул к себе, для более глубокого поцелуя, в ответ Тоширо, схватил Ичимару за плечи, дико сжав, и притянул к себе.       Они целовались дико, неистово, показывая всю боль, накопившуюся за эти долгие сто лет. Оба были в разорванных одеждах, с кровоточащими полосами на спинах, их губы болели, но ни один не уступит другому, кто-то должен победить.       Тоширо сорвал с Гина последние остатки одежды, что сделал и Ичимару с одеждой на Тоширо.       Хитсугая со злостью произнес в губы Ичимару: — Теперь ты меня ненавидишь, да?       И получил в ответ, по-звериному и зло: Я тебя неистово люблю       — Я не верю тебе, Ичимару.       — Тогда я заставлю тебя поверить в это, Тоширо       С этими словами они словно набросились друг на друга.       Тоширо буквально ворвался в рот Гина, пытаясь, поцелуем укротить любовника, но Ичимару не сдавался. Он сжал волосы Тоширо с такой силой, что даже пальцы побелели. Руки страстных любовников блуждали по телу друг друга, то и дело, царапая, лаская, заставляя друг друга задыхаться желания и страсти. Тоширо снова повалил Гина на простыни, прерывая поцелуй.       — Оближи, — произнес он, протягивая ко рту Ичимару три пальца.       — Хорошо, но тогда и ты сделай тоже самое, — вторил ему Ичимару протягивая два пальца ко рту Хитсугаи.       Оба парня медленно, с наслаждением взяли пальцы в рот и стали посасывать пальцы друг друга, постыдно причмокивая, вылизывая их полностью, обильно смачивая слюной.       Капитаны прекратили буквально насиловать рот друг друга, и вытащили пальцы. Снова целуясь в горячем поцелуе. Тоширо проник в Ичимару одним пальцем, растягивая, сразу добавляя второй. Ичимару стонал в губы Тоширо, обхватив бедра капитана ногами. Почувствовав, что уже достаточно, Тоширо медленно проник в Ичимару, на это действие Гин громко простонал от боли, крепко сдавливая плечи Тоширо.        — Не знал, что… у тебя… такой… огромный…       — Ты думаешь у тебя маленький? Ты чувствуешь то, что чувствовал я всегда, когда ты входил в меня. Ичимару ухмыльнулся, но тут же зажмурился сильнее, когда Тоширо стал наращивать темп. Таких стонов Ичимару никогда не ожидал услышать из своих уст, он стонал громко, протяжно, словно страдал, ведь Тоширо действительно почти рвал Ичимару своими размашистыми движениями. Гин уже открыл было рот, что б простонать: «Больно», как Тоширо задел простату в теле Гина. Дикие стоны боли, сменились протяжными стонами наслаждений. Альбинос выгибался от каждого движения Тоширо, жадно ловил ртом воздух, мимолётно, коротко целуясь с любовником, содрогаясь в такт его движениям. Эта сладкая пытка наслаждения длилась достаточно, чтобы свести с ума обоих. Отчётливые стоны, последние резкие, сумасшедшие толчки, жёсткий, глубокий поцелуй и два тела синхронно выгнулись под протяжный стон обоих.       Гин смотрел на Тоширо усталым взглядом, с мягкой улыбкой на губах и раскрытыми глазами. А Тоширо лежал, перебирая волосы своего капитана, попутно распутывая пряди.       Хитсугая мягко поцеловал Гина в лоб, и устало произнес: — С возвращением, Ичимару- тайчо.       — Твоё поздравление, Широ, было потрясающим, — произнёс Ичимару, потянувшись за поцелуем к губам Тоширо.       — Ещё разок, тайчо? — хитро произнёс Тоширо       — Только в этот раз сверху буду я, — утвердительно произнес Ичимару, нависая над белобрысым капитаном.       — Ну что ж, иди ко мне, альбинос мой, — прошептал Тоширо, обвив шею Ичимару руками, притягивая к себе.       — Обещаю, белячок. Я сведу тебя с ума! — произнес Гин прямо в губы Тоширо. Ответом Ичимару был головокружительный поцелуй любовника.       — Сведи меня с ума, Ичимару, — пошло простонал Тоширо, обвивая ноги вокруг бедер Гина.       — Детка, ты еще пожалеешь об этой фразе, — похотливо произнес Ичимару.       — Ну так заставь меня, — провокация, ответом которой был дурманящий поцелуй Ичимару и рука, соскользнувшая вниз.