Назови меня по имени

      Маленькая сцена. Свет прожекторов, слепящих глаза, и публика скандирующая твое имя.        «Господи, я - самый счастливый человек на свете!» - восторженно думал я, вслушиваясь в звонкий голос Киёхару. Как мне хотелось, чтобы это чертово двойное соло не заканчивалось. Мы пели в один микрофон при этом, вглядывались в горящие глаза друг друга. Ты постоянно отводил их в сторону. Зачем? Наверное, чтобы я не видел твоего влюбленного взгляда. Но куда он был устремлен? На меня, Хитоки или Шина? Тогда мне было все равно: ведь в своей маленькой квартире ты был моим. В гримерной, ты выглядел счастливым, когда мы отдались вдруг нахлынувшей страсти. Я украдкой наблюдал в зеркалах за твоим элегантно прогибающимся телом. Да, даже за красной шторкой кулис в перерывах между репетициями твои пухлые губы оставались накрашенными для меня. Так я думал...        Еще один концерт, еще одно соло. Не знаю как долго я смогу держать себя в руках, когда ты так прижимаешься ко мне. Боюсь, что ты почувствуешь то, что еле-еле скрывает одежда. Как бы я хотел, чтобы это длилось как можно дольше. Но длинные пальцы Хитоки закончили скользить по струнам баса, сведя музыку на низкие ноты, а та, чуть поскрипывая, оборвалась вместе с твоим манящим голосом. Оторвав аппаратуру от уха, ты искоса взглянул на заведенную хлопающую толпу и приблизился к моему лицу. Легко приобняв, положил руку на плечо, а из чуть приоткрытых губ показался острый язык. Он быстро прикоснулся ко мне, чуть подрагивая и оставляя влажные следы на моей щеке, губах, шее.        После этого у меня сорвало башню. Еле дотерпев до кулис, я схватил тебя за запястья ( удивительно, как мужчина может иметь такие узкие запястья, совсем как у женщины) и толкнул к стене. Ты послушно облокотился в полном ожидании. Практически порвав завязки на полупрозрачной блузке из непонятной ткани, я прикоснулся рукой к твоему горячему оголенному телу. Между нами была какая-то пара миллиметров, этого хватило, чтобы я смог ощутить твой индивидуальный сладкий запах. Я смотрел на пульсирующую жилку на твоей мокрой от пота шее. В мгновение, мне захотелось вцепиться в нее, будто хищный зверь нападает на свою добычу. Я медленно начал приближаться. Не достигнув своей цели, ты отпихнул меня горько отстранившись. Подняв глаза, я словил на себе игривый взгляд твоих темных глаз и, жаждущую чего-то интересного, улыбку.        Неужели тебе нравится так мучить меня? - Пойдем, поможешь мне,- тихо приказал ты и желанно поманил указательным пальцем.        Влечимый тобой, я, совсем не чувствуя ног, пошел следом, оценивая облаченное в черную кожу подтянутое тело. - Поможешь мне...        С трудом помню, как мы добрались до той самой гримерной. Как вся наша одежда оказалась на полу. Что за горькая таблетка у меня под языком? - Что это? - слышу сквозь гул в ушах собственный хриплый голос, а в ответ лишь непонятная ухмылка. Ты стянул со своих длинных волос пеструю бандану, что скрывала лоб. Не знаю, почему этот момент отразился в моем сознании. Может, потому что в эти секунды ты выглядел особенно соблазнительно. Вычурно подведены черным карандашом глаза, алые полные губы. Посмотрев на них, сразу возникает мысль: «Они созданы для поцелуев». Последнее, что помню перед большими провалами в памяти это то, как ты ласкал мою шею, оставляя липкие разводы от помады. ***        Темнота. Ты лежишь на кожаном диване. Сладкий запах. Призывно расставлены ноги.        Еще одна пустота. Я сверху, а ты подо мной. Обхватил мою шею руками, тянешь к себе, будто боясь, что я вырвусь и убегу. Отражение твоего замершего лица в зеркале, расширенные зрачки вбивают меня в немыслимый экстаз. Мы ничего не чувствуем, кроме удовольствия, что приносят нам наши тела, соединившись в одно целое.        Мы не были парой. Точно не были, но что-то все-таки меня держало рядом. Секс? Наверное. Не знаю. Не очень хочется в это верить, но ничего другого не приходит в голову.        На следующее утро я обнаружил, спящего тебя, на своем плече. Мутная, неясная мысль всплыла в моей голове: «Люблю».        Сам не знаю, как именно я люблю, в каком смысле. Но я любил. Даже не до конца понимая смысл этого странного слова. ***        Однажды после очередной репетиции я решил всё-таки подождать тебя, расположившись на улице, вблизи еще горевших окон твоей гримерной.        Погода была мрачная: грозные облака сгущались над самой крышей студии, а за дальними домами, в паре кварталов, слышны раскаты грома.        « Как раз в тему новой песни», - с улыбкой подумал я и легким постукиванием указательного пальца стряхнул нагоревший пепел сигареты. Да, очередная попытка бросить не увенчалась особым успехом, так как оставаясь у тебя рано или поздно приходилось стрелять парочку.        В очередной раз, взглянув на часы, утомленно выдохнул и быстро шагнул под крышу. Холодно. Осенний ветер задувал даже под теплый шарф, который ты заботливо надел на меня утром.        «Ну куда ты делся, Киёхару?». Хотя, нашел, чему удивляться, ведь ты всегда уходил последним, а то и вовсе оставался на ночь, и спал, поджав ноги на маленьком диване. - Нет уж, сегодня я утащу тебя домой! - с этими словами я толкнул стеклянную дверь, вторгнувшись в светлое здание.        В лицо ударило приятное, почти жгучее тепло. Пройдя чуть вглубь темного коридора и завернув за угол, наконец, заметил щелку яркого света твоей гримерной. - Что ты творишь?! - Ой, да расслабься ты. Сейчас будет лучше, - послышались два знакомых голоса, молниеносно остановив меня в нескольких шагах. Один чуть выше, взволнованнее, но в тоже время очень приятный на слух, а второй до боли знакомый. Вот и его хозяин собственной персоной!        Ты быстро вылетел из гримерной, еле удержавшись на высоких каблуках кожаных сапог, а разглядев в темноте меня сильно удивился. - Хиде, меня ждешь?- напряженно улыбаясь, спросил ты и взял меня под руку,- Молодец!        Что-то тяжелое стукнуло за нашими спинами, а коридор залился светом отварившейся двери. На пороге появился разъяренный Хитоки. Всё лицо и смольные волосы были насквозь мокрыми, а вид уставший и потрепанный. - Я не твоя подружка, Киёхару, чтобы ты делал со мной всё, что жалкой душе угодно!- закричал он нам вслед. Мой взгляд устремился на кровоточащий укол, виднеющийся около синей вены. Проследив за мной, он натянул рукав на запястье и зло стиснул зубы.        По пути к твоему дому мы не сказали друг другу ни слова. То ли мыслей не было, то ли я все еще вспоминал красное заплаканное лицо Хитоки. Даже представить не могу, что произошло между вами, но так ты еще никогда не сжимал мою руку.        Я проводил тебя до дома, но оставаться там вместе с тобой сегодня даже не решился. Да что происходит, черт возьми?!        Вернувшись домой, я тупо развалился на кровати, не снимая верхней одежды, а также грязных ботинок. Легкая усталость ударила в голову, в которой все еще стояла картина укола на руке Хитоки. Мне не давали покоя твои слова: их беспечная интонация, брошенные в знак успокоения басиста Kuroyume. - Ху-у-у,- тяжело выдохнул я, слушая глухое, почти шуршащее эхо, мигом разошедшееся по маленькой полупустой квартире. Помимо мебели ей определенно не хватало твоего теплого присутствия.        Только эта мысль успела раствориться в утомленном сознании, в дверь позвонили. - Где он? - таким многозначительным вопросом меня на пороге ждал изрядно подвыпивший Хитоки. Он немного постоял, ожидая моей реакции, а потом сильным толчком пропихнул меня в квартиру. Ища неугомонными глазами что-то явно важное, он ворочал головой из стороны в сторону, при этом неустойчиво опираясь о мои плечи. - Где кто?- наконец выдавил я, вырвав из его трясущихся рук полупустую бутылку, а тот все не унимался. - Не прикидывайся дебилом! В последнее время он ночует либо у тебя, либо у Шина!        Эти твердые для "в дрова" пьяного человека слова, показалась мне совершенно абсурдными. По крайней мере, не хотелось верить в последнее. - У Шина? - решился я перепроверить услышанное. В ответ лишь ехидная ухмылка.        Басист прошел, в так называемый, зал, предварительно скинув мне на руки кожаную куртку. Хитоки остановился по середине комнаты, задрав голову на одинокую яркую лампу, монотонно раскачивающуюся на ободранном проводе. Он водил темными глазами по ходу ее перемещения, при этом молча, глотая воздух. Я обратил внимание на все тот же красный след от укола, который являлся очередным вопросом без ответа. - Хитоки, что происходит? - я схватил его за дрожащее плечо, наблюдая как меняется выражение его миловидного лица. Всегда холодное, безразличное на сцене оно с моими словами изменилось на грустную, даже чуть виноватую гримасу. - Спросишь завтра у нашего общего предмета обожания, - он, скривившись, скрипя зубами, отвернул лицо, после отошел, а я все еще не мог понять смысл его слов. - Нашего общего... Что? - Да не придуривайся ты. Ты ведь всегда прекрасно знал, что я люблю его. Черт подери!        Моя голова перестала воспринимать родную речь. Кажется я слушал, но не слышал. - Ты, любишь Его? - Да, ты действительно слеп, если не заметил этого, он выдержал паузу, - и того, что они с Шинном уже давно вместе после концертов остаются, - он сморщился и, зажмурившись, глубоко вдохнул.        Я еле-еле смог сдержать мелкую дрожь в коленках. Просто не укладывалось в голове. - Он и Шин? - Встречный вопрос по поводу тебя. Это ведь ты заполучил его после того, как мы впервые поссорились, - его ранее раздражительный тон сменился под стать сожалевшему бледному лицу. Голос понизился почти до альта, а влажные глаза тревожно заблестели. - Ты ведь даже представить не можешь, что я чувствую всякий раз, когда его рука касается кого-либо. Это сравнимо с ударом тока в двести двадцать вольт. А вы просто продолжали спать с друг другом! Ладно, он - эгоист несчастный, а ты?!- Хитоки вновь запрокинул голову, закрывая красное лицо руками,- Неужели ты слеп, как и я?        Послышался тихий всхлип, уже навсегда снявший с него маску злости. Сейчас он казался другим, не таким холодным и безразличным на сцене, лишь изредка улыбающимся твоему похотливому взгляду.        Я медленно приблизился, погладив его дрожащее от нервов плечо. В это время, пытался переварить его слова. Тяжело. Больно. - Мы поступим так, как и он с нами,- стянув из его рубашки лоснящийся галстук, завязал его глаза. - Ты что творишь?- альт сорвался на судорожный всхлип, когда я прикоснулся к сокровенному и расстегнул ширинку. - Представь, что я - это он, - промурлыкал ему на ухо, скользя руками под рубашку. - Назови «мое» имя.        «Боже, Хиде, что ты делаешь?» - доносилось отголосками в моем сознании. Но незаметная рана, которую ты нанес мне, когда я витал в облаках, наконец, раскрылась. Боль. Эта сосущая боль пожирает меня изнутри. Её нужно унять. Сознание мутнеет, но, в то же время, я полностью понимаю суть происходящего.        Хитоки тяжело дышал, отстраненно крутя головой. Он убирал мои руки, шлепая там, где мог дотянуться, и насколько позволяла темнота от повязки. Его запах был совершенно иным: пах горьким алкоголем и миндалем, а смольные волосы насквозь пропитаны сигаретным дымом.        Никогда в жизни не забуду выражение его бледного лица, когда он всё-таки сдался и выкрикнул твое звучное имя, будучи со мной. Я спускался ниже, проникая во влажные щели, касаясь кончиком языка солоноватой кожи. Пробовал его на вкус. - Да, Киёхару. Да! - он стонал, выгибаясь до моих губ, а потом вскрикивал и беззвучно открывал рот. Длинные пальцы беспорядочно путались в моих волосах, стягиваясь в кулак, когда я проникал глубже. Он такой узкий, нежный, податливый. Казался совсем хрупким, почти таким же, как и ты.        Его бледная кожа отливала серебром на приглушенном свете той одинокой лампы и подрагивала не то от возбуждения, не от холода сквозняка, сочившегося с балкона по ногам. - Киёхару,- тяжело выдыхает Хитоки, когда я выхожу за рамки, даже не сдерживаясь, грубо подхватываю колени, отрывая от пола бедра и сильнее развожу ноги. Его руки, скользя по влажной коже, сползают от широких плеч до подтянутого торса, а я чувствую его тепло.        Тугая повязка на миловидном остроугольном лице мешала мне разглядеть в темных узких глазах чистое безумие, так явно бьющее в немощной, ставшей такой податливой, бледной плоти.        Я и моргнуть не успел, как этот невзрачный черный мотылек на сцене раскрылся бабочкой в моих руках. И почему я не замечал его раньше? В твоей тени, в скандалах, в лже любви, произносимой твоими манящими губами. Но сейчас, мы не дадим тебе уснуть. Даже если в алчных фантазиях. В конце-то концов, мысли материальны...        Он шепчет мне на ухо что-то беспорядочно пошлое, еле могу разобрать что именно. То ли от полного безразличия, то ли от тихого его тембра. Помню лишь, что он обзывал тебя «похотливой шлюшкой группы Kuroyume», а потом притягивал меня ближе до хруста костей и легкой боли, при этом добавляя: «МОЯ похотливая шлюшка».        Это невыносимое чувство желания боли в его узком теле, так подпитывало меня упиваться им сполна. Возможно, это была месть, или я просто всегда хотел его.        Вновь нахлынувшее возбуждение. - Прекрасно. Горячо. Хочу! - мой голос срывается в хриплый протяжный стон, когда мои губы вцепились в его подрагивающую шею. В голове полный бардак.        «Нет сил больше терпеть», - единственная мысль, державшая меня на грани и заставлявшая двигаться быстрее ему навстречу.        Последний громкий его вскрик и он сам изливается мне на пальцы, оставляя белесые пятна на полу и снова обзывая непристойностями. Со зла или с возбуждения, но это звучало ужасно развратно. Даже сейчас.        Он устало свалился на пол, затягивая меня за собой. Затем притих, лежа у меня на плече, чтобы, когда закроются мои глаза, незаметно проскользнуть в душ. Смыть усталость, следы случайного удовольствия, перешедшего порок.        Чуть позже хлопнет дверь на балкон, возле моих ног. Он выйдет и начнет курить, пока не подсохнут кончики длинных черных волос.        Я выйду к нему, вырвав из цепких, израненных струнами баса пальцев, сигарету и выкину ее за борт с легкой улыбкой и наставлением старшего о вредности дыма. Помогу ему собраться и провожу за дверь, опершись о дверной косяк и спрятав за спиной его кожаную куртку. ***        Почему я не отдал ее? Этот вопрос мучил меня следующие несколько дней, заставляя то и дело схватить телефон и набрать его номер. Это стало первым шагом к его переезду в мой полупустой маленький мир, который отчасти был занят тобой. Позже, когда Хитоки был со мной и без повязок и занятых глаз, а твое имя было чуть реже названо, с его прохладных губ сорвался стон, похожий на обращение: - Киёха.. Ха.. Хайд!        Мое тело отстранялось, когда последнее он кричал каждый раз наслаждаясь мной, а все существо перестало отвергать все, что случилось. Это была смесь наших с тобой имен, также означающее единство самых важных для него людей только во мне.        Однажды утром мы пришли в студию с почти под руку. Хитоки перестал стесняться нашего совместного проживания и того, что говорил мне ночью. Он окончательно забыл и тебя, и твое предательство, и нужду в твоем теле. Это была моя личная победа!        Мы вошли в гримерную, всматриваясь в худую, хрупкую спину, длинную шею и короткие волосы парня, державшего Шина за плечи. Сережка в ухе блестела так же, как и пылающие безумием темные глаза. Еле-еле я смог узнать тебя.        Киёхару повернулся к нам, растянув пухлые губы в легкую ухмылку. Кажется ты был доволен и горд своим изменением, но ты еще не знал, что нет больше того маленького Хиде, которого ты мог легко использовать и творить, что душе угодно. - Давайте знакомиться заново. Теперь, я - Хайд Такараи, и у меня началась новая жизнь.