Феномен по фамилии Лонгботтом

      В сознание прихожу резко, как будто кто-то рывком вытолкнул меня из забвения. В первую секунду кажется, что из меня вышибли воздух точным ударом в солнечное сплетение, но внезапно понимаю, что могу дышать. И ничего не болит. Вообще. Хотя сам прекрасно знаю, что после аварии такого не может быть даже под анальгетиками. Открываю глаза, тупо смотря на лицо старухи, склонившейся надо мной. Санитарка? Эта мысль отрезвляет и заставляет со скрипом двигаться шестеренки в моей голове. Санитарки — милые или не очень бабушки с седыми волосами под платком, не раз порицавшие меня за любовь к экстриму, не смотрят так властно, будто только что уселись на трон Императора из того же Вархаммера и собираются завоевать мир. — Невилл, как ты себя чувствуешь? — спрашивает она, и я не сразу понимаю, что обращаются ко мне. — Голова болит, — рискнул ответить я.       Говорить Императрице Черепов, что я вообще-то Сергей по паспорту, не стал. Когда частенько валяешься в больнице то с переломом, то с сотрясением, легко наизусть выучить настойчивое зудение врачей в стиле «если бы сила удара была сильнее». Теплилась еще надежда, что у меня амнезия, я умудрился сменить имя и это, предположительно, (чем черт не шутит) моя теща. Пусть этот вариант царапался тем, что до этого имя меня полностью устраивало, а на девушке с такой мамой я бы не женился. А вдруг? Но услышав «свой» голос, я понял, что дело не в амнезии. Да и больничная палата ничуть не напоминала почти родное отделение больницы Калинина. Я не в своем теле. В больнице. В другом мире? — Что произошло? — спросил я, стараясь изобразить удивление поправдоподобней, и решил добить каргу: — Где я? Кто я?       Она резко побледнела, какое-то время хотела бахнуться в обморок, а затем резко передумала. Старуха пулей вылетела из палаты, и мне было слышно, как она кого-то зовет. Я решил разведать обстановку. Комната напоминала больничный люкс: неплохой ремонт, почти новое постельное белье на койке, тумбочка, заваленная фруктами, и шкаф явно не из тех, что пережил развал Союза и с тех пор так и стоит. Но меня привлек отнюдь не ремонт, а зеркало, непонятно каким образом висящее, будто приклеенное к стене. Где недельная щетина и круги под глазами, где как-то застряли поляк, немец и русский? Первыми в глаза бросились пухлые щеки, коих у меня отродясь не было. Да и общее впечатление — полный мальчик, который со временем превратится в огромного увальня. Не я. Совсем не я. — Невилл, тебе нельзя вставать, — прозвучало за спиной.       Императрица Черепов загнала в палату совсем молодую девчонку, похожую на типичную медсестричку. Симпатичная, вот только вместо белого халата или униформы на медсестричке болтался зеленый балахон*. И видно, что опыта у нее нет, иначе не дала бы старухе загнать себя в угол. — Сейчас целитель Тики обследует тебя, — ласково, насколько может это сделать крейсер Аврора, сказала карга и обратилась к медсестричке: — Он говорит, что ничего не помнит.       Девчонка оживилась, достала из кармана палку и принялась что-то бормотать на латыни, старательно размахивая куском дерева вокруг меня. Мысли о сектантах я старательно давил в зародыше. Может, это какие-то оккультисты? Лишь бы в могилу своей нестандартной медициной не свели, ей-Богу! — Я не могу пробиться сквозь природную защиту, — наконец сказала медсестричка, задумчиво глядя на меня. — Как тебя зовут? — Не помню. — Где ты родился? — Эмм… — Ты знаешь, кем приходится тебе эта женщина? — указала она на старуху. Я отрицательно покачал головой, а Императрица Черепов посерела. Она молчала, с каким-то ужасом глядя на меня, и наконец сказала: — Тебя зовут Невилл Лонгботтом. А я твоя бабушка, Августа Лонгботтом. Ты выпал из окна, а затем ударился головой о землю. Мы сейчас в больнице святого Мунго, Невилл.       … какого…? Я в Гарри Поттере?