Каждый раз, когда засыпаю, я попадаю в отдельный мир. Он всегда один и тот же, там всегда играет одна мелодия, словно пущенная по кругу, всегда тихая ночь, звездное небо и платиновый диск луны глубоко в покрове ночи. Я сижу у дерева и смотрю на звезды, обнимая взглядом одну, самую яркую звезду. Она всегда светила прямо над моей головой, будто маяк, не позволяя отвести от себя взгляд и на секунду. Раньше я делал попытки долететь до нее. Я раскрывал свои огненные крылья и взмывал вверх, завороженный звездой, как мотылёк огнём. Но в тот момент, когда мне казалось, что еще чуть-чуть, ещё немного… Мои крылья, они исчезали и я камнем падал вниз, так, что твёрдая поверхность земли выбивала из меня весь дух. Моя звезда жалела меня и спускалась чуть ниже, лаская мою кожу своими холодными, колючими, но такими нужными мне лучами. Подбодрив меня, она возвращалась на своё законное место в небе, продолжая всё так же ярко и волшебно светить. Тогда я садился у единственного дерева в ночном поле и смотрел на неё, благодаря за то, что она есть. Я говорил «Спасибо» только за то, что она позволяла мне находиться здесь, этой ночью, и смотреть на неё, в миллионный раз разглядывать каждый лучик, который уже успел выучить за столько ночей. Я готов был проводить так всю жизнь, делая тщетные попытки долететь до моей звезды, но падать и, утешенный ей, с улыбкой наблюдать. Я бы мог, но теперь это осталось лишь тревожащим душу воспоминанием. Свет моей звезды с недавней поры стал отдаляться от меня, больше не делая попыток подбодрить меня. Она будто бы перестала видеть меня на этой тёмной, освещенной только луной земле. Я звал её, пытался взлететь еще выше, падал, молил, практически плакал, устремляя взгляд к своей звезде, но она больше не спустилась ко мне. Только отдалялась, отдавая свой свет кому-то другому, хоть и оставалась самой яркой на небе. А я без этого не мог. Без внимания моей звезды я даже не мог вернуть свои огненные крылья, чтобы сделать еще одну попытку взлететь. Вместе с ней, я потерял свои полёты, оставленный у старого дерева в траве, немощный, жалкий, способный только выпускать с пальцев маленьких птиц из огня, которые взлетали на пару метров ввысь, тут же растворяясь, как когда-то растворялись мои крылья. Не смотря на это, я всё равно оказываюсь здесь каждую ночь, садясь на траву, создавая переплетениями пальцев новых огненных птиц, и наблюдая за моей любимой, далёкой звездой.
Чанёль проснулся в отвратительном настроении, проклиная утро, будильники и на пару слишком громко хлопающего дверью Бэкхёна. Соседняя кровать была пуста, и это означало, что сосед уже покинул общежитие, убежав на репетицию раньше. Ну, еще бы… вокалисту ж надо голосок свой разбудить. А может и с кем-то назначил встречу. Он же у нас теперь такой занятой…
Пак, мысленно дав себе пощечину за вызванный собственными мыслями укол ревности, сел на кровати, с силой обхватив голову руками. Каждое его утро начиналось с мысли о Бэкхёне, и каждый вечер этими же мыслями и заканчивался. Уже полгода прошло с того, как их отношения закончились словами «будем друзьями», и уже полгода как Пак Чанёль не может войти в привычное русло собственной жизни, раздирая свою грудную клетку изнутри несбыточными надеждами о старшем. В довесок ко всему у того появился кто-то новый. Слава богу, Чанёль не знал кто, иначе дни совсем потеряли бы хоть какую-то радость. Однако живя в одной комнате с «другом», ему приходилось наблюдать эти вечные их переписки, после которых Бён как-то уж довольно улыбается, слышать их телефонные разговоры даже сквозь играющую музыку в наушниках. Это тихое, но всё-равно уловимое «я скучаю, милый», «сладких снов, родной» заставляло кусать губы в кровь, впиваясь ногтями в собственные ладони, но сохранять вид абсолютного неприсутствия. Пускай Бэк думает, что Чанёль спит,… Спит, как же. Он долго мучает свой плейлист, моля всех богов, чтобы провалиться уже в сон, где он снова окажется в этом странном месте с деревом и миллиардом звезд. И только когда в наушниках заиграет знакомая до боли композиция Placebo, парню, наконец, удаётся закрыть глаза и не терзать себя мыслями о ревности и несправедливости.
Недовольно взглянув в телефон, чтобы проверить время, Чанёль взъерошил вихрь красных волос на голове, разочарованно мыча куда-то в пустоту. Как же он от всего устал, а в первую очередь – от самого себя. Самопожирающие мысли каждый день уничтожали его по кусочку, по мельчайшим клеточкам, почти незаметно видоизменяя парня. Лицо его осунулось, синяки под глазами стали глубже и темнее, а улыбка всё реже и реже появлялась на его губах. Группа даже не сразу заметила, что и шутить, мешая остальным работать, Чанёль практически перестал. Но кому какое дело… В голову Пака никто не спешил залезать, чтобы выкинуть, наконец, этот клубок тяжелых размышлений, поэтому справляться приходилось самому. Ну, как справляться… отдаваться в плен собственной паутине мыслей и чувств, тепля надежду лишь тем, что его звезда всё же еще светит…
— Бэк, прекрати трещать по телефону! Репетировать кто будет? —Кай раздраженно закатил глаза, наблюдая за тем, как Бекхён недовольно отмахнулся от него, продолжая что-то кому-то ворковать в трубку. Чанёля тут же кольнуло в сердце жгучее чувство ревности, от чего захотелось разбежаться и сигануть прямо в открытое окно. Заламывая пальцы, он сел на лавку, начав гипнотизировать свои кроссовки. Очень хотелось бы не присутствовать в этой ситуации, но время в спять не повернёшь.
— Бекон, мать твою! Давай скорее! До перерыва не так долго осталось! — К Чонину присоединился Минсок, тоже начинающий раздражаться от непредвиденной паузы.
— Ох, задрали, в самом деле! — Закатил глаза Бён, возвращаясь к телефонной трубке. — Я позвоню тебе на перерыве, а то эти не успокоятся. Всё, солнце. Пока.
После последнего предложения, произнесённого старшим, Паку не то, что не хотелось танцевать, а вообще находиться хоть в какой-то близости со всеми присутствующими людьми. От нарастающей боли внутри руки пошли мелкой дрожью, раздражающей, разливающей слабость по всему телу от самых кончиков пальцев. Парень практически кожей чувствовал, как бледнеет. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Слишком неровный вдох. Слишком затянувшийся выдох. Сердечный ритм не собирался успокаиваться, отдаваясь, кажется, даже в кончиках ушей.
— Ёль, всё в порядке? Ты какой-то бледный. — Мимо проходящий Исин на секунду задержался, окидывая взглядом красноволосого, что так и сидел, скрестив пальцы в замок и опустив голову.
— Да, всё ок. — Постарался бодро ответить Чанёль, но вышла только нервная усмешка и дрогнувший голос. — Давление скакануло наверное.
— Ну ты смотри… — Неоднозначно ответив, старший двинулся дальше.
Все знали о том, что происходит с Паком. Все видели, что пара Чанёль-Бэкхён продолжает существовать даже после расставания, только уже в ином ключе. Теперь она была тяжелым грузом, что выбивала рэпера из колеи, чей изменившийся характер повлиял на всю группу. Даже Чен, всегда подхватывающий друга во всех его дурачествах и шутках сейчас не спешил шутить, а был просто заботливым хорошим парнем. Команда потеряла свою бешенную, взрывную искру, а виной тому слишком легкомысленный Бён и слишком любящий Пак. Все знали о том, что происходит с Чаном, но на общих репетициях никто не произносил ни слова на эту тему. Лишь изредка мог позвонить Ифань, интересуясь, как там дела у всех и как справляется Ёль, либо Чен на одной из их редких встреч вне репетиций спросит «ну как ты?». А что он мог им ответить? Ничего не менялось. Всё оставалось по-прежнему. И слыша такой ответ, друзья лишь грустно вздыхали, закрывая тему разговора. А что они еще могли сделать? Ничего. Как, собственно, и сам Пак. Ему потребовалось немало выдержки, чтобы дотерпеть до перерыва, выкурить пять сигарет практически подряд, чтобы найти в себе силы продержаться до конца второй части репетиции и три удара в бетонную стену кулаком, чтобы не сорваться, видя, как Бэкхён кинув короткое «пока», помчался на встречу своего нового возлюбленного. Хотелось поскорее вернуться домой и хлопнуть снотворного, чтобы провалиться в свой сон и не наблюдать хотя бы сегодня Бэковское воркование по телефону перед сном.
Как назло время вечером тянулось медленно, словно палёная резина, отдаваясь в голове ударом по горну каждой секундой хода часовой стрелки. Хотелось выть прямо в голос, кидая что-нибудь тяжёлое в настенные часы, лишь бы не видеть, как лениво сегодня время. Пак уже не знал, чем себя занять, чтобы скоротать часы до наступления ночи. Он уже и дочитал книгу, и написал несколько набросков на песни, и посмотрел фильм, и поел… а ночь почему-то так и не наступала. Даже в душе Чан был непривычно долго, стоя, облокотившись лбом о стенку кабинки, рисуя пальцем на запотевшем стекле восьмиконечную звезду.
— Как я сегодня заебался…
— Угу.
— Слушай, как думаешь, если я очень хорошо попрошу, то мне дадут пару дней на неделе выходных?
— Не знаю, а тебе зачем?
— Ну встретиться с…
Лучше бы Чанёль не спрашивал, зачем Бёну понадобились выходные. В ушах загудело от внутренней ярости на самого себя, что хотелось пробить себе голову чем-нибудь острым насквозь, лишь бы перестать мучиться. Снова наушники в ушах, отвернувшийся к стене Пак и перебирание плейлиста, в надежде поскорее уснуть под уже выученную наизусть композицию. Снова он слышал голос Бэкхёна сквозь звуки музыки, который решил, что Пак уже спит и можно пооткровенничать со своим «солнцем». Снова делает музыку на телефоне громче, чтобы барабанные перепонки разрывались от напора басов, только бы перестать слышать… Только бы перестать понимать, о чем Бён говорит не ему…
All my dreaming torn in pieces
— Почему я больше не могу подлететь к тебе? Ты не пускаешь меня? — Спросил Пак сидя всё под тем же деревом и смотря на ту же, свою единственную, звезду. Кажется, по его щекам текли слёзы, иначе почему на губах привкус соли, а изображение размывается и становится не чётким? — Почему ты не позволяешь мне подлететь к тебе? Я ведь могу! Ты ведь знаешь, что могу…
— На то они и звёзды — прекрасные, но одинокие и холодные. Зачем тебе, на земле, звезда? — Услышал он чей-то голос, знакомый, спокойный, раздающийся будто с другой стороны ствола дерева.
Чанёль отчего-то даже не подумал повернуться и посмотреть кто же там. Голос неизвестного звучал настолько естественно и нужно сейчас, что парень просто побоялся спугнуть его, кто бы то ни был. Тем более впервые в его сновидении появился кто-то третий.
— Потому что знаю, как звезда мёрзнет по ночам. Знаю её, как никто другой. И боюсь, что кто-нибудь неаккуратным движением её собьёт с неба.
— А звезда знает, как по ночам ты зовёшь её?
—…
— Звезда видит твои слёзы? Ведь если верить тебе, вы так близки.
— Нет…
— Не стоит взмывать в небо, где никто не ждёт, когда ты еще не обошёл всю землю, которой без тебя, между прочим, плохо.
— Я не понимаю о чём ты? — Спросил Пак, но голос больше не ответил. Решившись всё же повернуться, парень не увидел никого рядом с деревом. Только, кажется, вдалеке мелькнула фигура белой лошади, почти серебристой под светом луны.
Сегодня было первое утро за долгое время, когда Чанёль проснулся не только раньше будильника, но и даже раньше Бёна. Обдумывая события прошлой ночи, Пак впервые упустил возможность полюбоваться спящим Бэком. Вместо этого он, нашарив рукой пачку сигарет, ушёл на кухню и, распахнув окно, наблюдал, как медленно и неохотно из-за горизонта встаёт солнце, освещая еще спящий Сеул. Сигарета тлела в пальцах, а Чан всё стоял и думал о словах, сказанные тем голосом из сна… Чанёль иногда даже задумывался, что это не сон вовсе, а как будто отдельный мир, вселенная, где все те же люди, все те же отношения, но принимает всё другой вид. Может это абсолютно особое место, где души живут без тел, пока человек отдыхает в своей постели. А может и просто сон… Кто знает? Пока парень умывался, пока одевался, пока шёл по холодной утренней улице — всё это время в голове играла та самая песня, под которую он всегда засыпал и которая эхом звучала во сне, словно главная музыкальная тема фильма. Как же Пак был удивлён, когда обнаружил, что из репетиционного зала звучит та же самая песня! Он сбавил шаг, подходя к двери бесшумно, практически на цыпочках, чтобы посмотреть, кто же происходит внутри. Почему-то ему казалось, что таких совпадений не бывает. Что-то действительно изменилось в его жизни сегодняшней ночью и эта музыка была словно путеводитель, направляющий его на другой путь, уводя дальше от боли, что он причинял сам себе мыслями о Бэке. Осторожно приоткрыв дверь репетиционной, парень заглянул внутрь. Там, будто бы растворяясь в музыке, закрыв глаза танцевал Исин. Он как будто слушал музыку всем своим телом, двигаясь невообразимо легко и чувственно, отдаваясь танцу каждой клеточкой тела. Его движения были непредсказуемы, но легки и естественны, будто под эту композицию никак иначе двигаться и нельзя. Зрелище было настолько завораживающим, что Пак не заметил, как полностью вошёл в зал, практически пожирая глазами Лэя, а точнее то, как он двигается. С последним аккордом, парень открыл глаза и, увидев неожиданного гостя, от удивления даже споткнулся о собственную ногу.
— О, прости, я не знал, что ты здесь репетируешь. — Тут же встрепенулся Чанёль, скованно кивая в знак извинения. Он и сам не знал, почему вдруг так странно себя ведёт — видимо танец Лэя настолько выбил его из привычной колеи.
— Всё хорошо. — Улыбнулся Исин в ответ, немного нервным движением руки поправляя свои растрепавшиеся волосы. — Тоже не спится с утра пораньше?
— Да, сегодня что-то…так вышло.
— Удивительно для тебя. Ты обычно в числе последних приходишь. — Син ободряюще улыбнулся, доставая бутылку с водой и отпивая немного из неё, неосторожно роняя пару капель себе на грудь. — Из-за Бэка, да?
Чанёль очень удивился такому вопросом. Они с Лэем никогда не разговаривали по поводу его прошлых отношений, да и вообще… редко разговаривали.
— Не знаю. Вряд ли сегодня из-за этого, мне кажется. — Неуверенно ответил Пак, переплетая пальцы рук в раздумьях. И он не соврал: сегодняшние мысли, на удивление, были обращены не к Бекхёну, а к тому неизвестному голосу из сна. Но не говорить же об этом каждому? Тем более он никому и не рассказывал об этом своём «втором» мире.
— Извини, если вопрос задел тебя… Может, угощу тебя кофе? Посидим в парке — до репетиции ещё долго.
— Пойдём.
Утро, как и ночь, проходили по новому сценарию, и Пак еще не мог понять, нравится ему это или нет. Теперь, когда не знаешь чего ожидать, на мир приходилось смотреть немного иначе, чем последние полгода. Взяв в ближайшем киоске по чашке кофе, каждый по своему вкусу, парни пошли в сквер чтобы окончательно согнать с себя последнюю сонливость на утреннем, ещё прохладном воздухе.
— Скажи… Почему именно эта песня? — Чанёль решил сразу задать вопрос, который мучил его с самого первого момента, как он услышал её за дверьми зала.
— Не знаю… — Пожал плечами Иссин, делая небольшой глоток мятного капучино. — Проснулся с этой песней в голове. А что?
— Нет, просто… Можно сказать — она мне тоже приснилась. — Неуверенно усмехнулся Чанёль, грея замерзшие пальцы о кружку с горячим напитком. Дальше они сидели молча, смотря каждый в свою сторону и думая о своём. Никакой неловкости не ощущалось — только спокойствие и звуки просыпающегося города, уже шумного, но еще сонного. Ветер гонял по асфальту первые опавшие листья, закручивая их в своеобразный танец молодой осени.
— Ты сильно переживаешь, да? — Неожиданно для всех нарушил тишину Исин, немного грустно усмехаясь. — Ты очень изменился, ты знаешь об этом?
— Да?.. Наверное. Я не замечаю этого.
— А ты ничего вокруг, кроме Бэкхёна не замечаешь.
Паку показалось, или сейчас в голосе собеседника прозвучали немного раздражённые нотки?
— Это настолько очевидно?
— Да. И похоже тебя устраивает такое положение вещей.
— Нет. Но у меня не получается самостоятельно выкарабкаться из этого. — Чанёль шумно выдохнул, после чего сделал глоток своего карамельного латте. — Слишком зависим.
— Или слишком глуп, чтобы хоть раз оторвать взгляд от своей звезды и посмотреть по сторонам.
От этих слов у Чанёля пересохло в горле. Откуда он знает?
—Звезды?...
— А ты не заметил, что Бэкхённи у нас поймал лёгкую звездную болезнь? Если ты не видишь и этого, значит ты еще и безнадёжно слеп.
«Нет, он о другом. А я уж подумал…»
— А… Нет. Я заметил. Не очень красиво с его стороны. — Тут же ретировался Чанёль, успокоившись. Ему нужно меньше думать об этом своём сне, а то так и свихнуться можно совсем.
— Мы его и таким любим. Но не за то, что он сделал с тобой.
— Да он не виноват…
— Начнёшь его оправдывать — и я тебя ударю. — Неожиданно серьёзно произнёс Лэй, разглядывая стакан с кофе в своих руках. Эта фраза настолько сильно выбивалась эмоциональной окраской от всего прошлого их разговора, что Чанёль даже подумал о том, чтобы переспросить, правильно ли он расслышал, но всё же не рискнул.
Вечером перед сном он ещё ни раз вспомнит эту фразу, думая, что же Лэй хотел ему донести, воспроизведёт в воспоминании его утренний танец, задумается о судьбоносности, либо случайности сегодняшнего утра. А пока утренний ветер сдувал с лица остатки сна, играя собственную песню в листве деревьев, а парни сидели на лавочке, держа в руках каждый свой остывающий кофе.
***
— Так рано спать? Ты заболел? — Бекхён с подозрением взглянул на улёгшегося в кровать Чанёля, хотя стрелка на часах только-только скакнула на цифру десять.
— Нет, просто делать нечего. А так может хоть высплюсь. — Бодро ответил Пак, заворачиваясь в одеяло, как в кокон. Это было бесполезно, потому что в таком положении он мог пролежать минуты три — не больше, начиная елозить и обнимать одеяло ногами.
На самом деле Ёлю было чем заняться, но любопытство не давало покоя, а интуиция практически кричала о том, что сегодняшний сон принесёт новые открытия и сюрпризы, поэтому младшему так нетерпелось заснуть. Он даже выпил настойки пустырника, чтобы успокоить себя и вызвать сонливость. Оставалось только ждать, когда он сможет закрыть глаза и провалиться в сон, думая о незнакомце и серебристой лошади. Бэкхён, лёжа на соседней кровати, иногда удивлённо поглядывал на своего соседа. Странновато тот себя сегодня вёл…
«Может я и сошёл с ума, но как я хочу навсегда остаться в этом…сне. Там я могу вечно смотреть на своего Бэкки. А еще там есть этот странный голос, который чудесным образом успокаивает. Кто знает, может та реальность настоящая, а эта — всего лишь сон?» — думал Пак, проваливаясь в сон медленно, утопая в собственных размышлениях, словно в вязкой карамели.
***
— Я снова здесь. — Сказал Чанёль, смотря в звёздное небо, сидя на влажной, холодной траве. — А ты и не ждала меня, верно?
Звезда всё так же оставалась безмолвна, сияя холодным светом где-то вдалеке, ярче, чем все остальные звёзды, но, казалось, находилась она куда дальше прочих. Самая далёкая, холодная, яркая недосягаемая звезда. И всё такой же верный, как пёс, горячий, но запертый на земле Чанёль под ветвями единственного дерева в ночном поле.
— Сегодня ты не пытаешься взлететь. — А вот и тот самый голос. Паку было нелегко признаться, но он его ждал. Может быть даже сегодня он пришёл именно за этим — услышать незнакомца за своей спиной.
— Видимо я просто не умею летать без маяка. — Уже куда спокойней ответил парень, чем вчера. Кажется, в голосе даже проскользнула некая весёлость. — Но и ты зачем-то сюда приходишь, верно?
Голос молчал, а Чанёль лишь усмехнулся, не опуская головы и продолжая смотреть на звёзды. Кажется, он даже уже не акцентировал своё внимание на той одной. Просто сидел, устремив далеко в космос свой взгляд, перебирая длинными цепкими пальцами траву под ногами.
— Эй, ты тут? Тоже смотришь на одну из этих звёзд? — Кажется, Пака откровенно веселил этот разговор, как и сегодняшняя ночь в принципе. Да, ему было до сих пор больно, но это уже была не та свинцовая, разрывающая грудь боль, а тихая, ноющая, как скулащий щенок, такая же умилительная и незначительная. Впервые за долгое время он мог сказать, что ему хорошо. Так или иначе, но хорошо.
— Нет. — Немного глухо ответил голос.
— Тогда зачем ты здесь.
— Ты смотришь на свою звезду, а я на свою.
— Но ты ведь не к звёздам пришёл. Ты же сам так сказал.
— Не к звёздам.
— Тогда я тебя не понимаю.
— Как ты можешь понять того, кого рядом с собой даже увидеть не можешь? Обречённый на слепоту феникс.
— Эй! — Чанёль резко подскочил на ноги и повернулся, но вновь никого не увидел за спиной. Только лошадь, рысью мчащуюся вдаль. Нет, это был единорог.
***
К сожалению, пробуждение оказалось не таким чудесным, как Пак на то надеялся. Он снова проснулся раньше будильника, с единственной мыслью в голове:
«Как он посмел меня так назвать?»
Мысль о наглости и недосказанности незнакомца из сна не давала покоя. Ёль три раза вскипятил чайник, резал хлеб тыльной стороной ножа и даже не ответил на бекхёновское «доброе утро, гигант»(что, в свою очередь, очень удивило старшего). Чанёлю никак не удавалось сосредоточиться, чтобы перестать уже быть таким невнимательными и не думать об этом чёртовом голосе, который был, к сожалению, прав. А это, собственно, и раздражало.
«Я умею видеть. Я не ослеп», — пытался себя мысленно оправдать Чанёль, но даже у него самого это выходило из рук вон плохо. От осознания этого факта легче не становилось. Оставалось только закопать задетое эго поглубже и идти на репетицию группы, по пути всё так же обдумывая прошедшую ночь.
К слову, если бы Пак был чуть меньше поглощён своими мыслями, то заметил бы, что Бэкхён куда меньше сидит в телефоне и то и дело бросает на младшего вопросительные взгляды, а Исин практически открыто игнорировал его присутствие, не считая пары взглядов, брошенных украдкой. Только у него они выражали не то сожаление, не то сочувствие.
***
— Слушай, ты сегодня, как под наркотой. — Чен заинтересованно поедал своё мороженое, с любопытством глядя на красноволосого друга. — Не заболел, нет?
— Нет, просто в мысли ушёл…
— Новая волна загона по-поводу Бека?
— А? Нет…
— Нет? Серьезно? — Чен так удивился, что чуть мороженое из рук не выронил. — Вот это поворот!
— Ой, только не преувеличивай, ну. — Скривив недовольную рожицу, отмахнулся от друга Чанёль, не отрывая взгляда от блокнота, в котором он что-то старательно вырисовывал.
— Не преувеличивай? Бро, ты себя последние полгода видел? На тебе не то, что лица не было — ты выглядел, будто являешься живым подтверждением существования динозавров.
— Чё?
— Как привидение, говорю. — Одним большим укусом, Чен расправился с остатками своего лакомства, после чего всё своё внимание уделил Паку и его блокноту. — Это единорог?
— Да… Приснился недавно. Решил набросок сделать.
— Мне бы единороги снились, а не та порнуха, что прошлой ночью…
— Слушай, а кто из нашей группы любит лошадей?
— Не помню… Исин вроде, а что?
— Нет, ничего.
***
— Ты здесь? — Чанёль не знал, ответит ему голос или нет. Но даже если ответом будет лишь тишина, ну что ж… Он несколько месяцев уже общался монологами со звездой. Он привык. Сегодня, оказавшись вновь в ночном поле, он даже не поздоровался со звездой, как обычно. Только глянул на неё, усмехнулся, и сел под дерево, коротая ожидание перебиранием травы в пальцах. — Эй, голос, я тебе говорю.
— Здесь.
— Почему не ответил, когда спросил в первый раз?
— Я думал ты снова говоришь со своей звездой. — В голосе слышались тончайшие нотки не то обиды, не то раздражения.
— А вот и неправда. Так что кто после этого из нас слеп?
— Ты.
— Тебя не переспорить, правда?
В ответ была лишь тишина, но Пак был уверен, что голос никуда не ушёл и сидит с ним, только с другой стороны дерева. Сквозь ночную тишину эхом просачивались знакомые мотивы уже до дыр изученной песни. Закрыв глаза и облокотившись на ствол дерево, Пак растворялся в этой ночи, музыке и ощущении, что он, наконец-то не один.
***
Чанёль не замечал, как каждую ночь он засыпал с улыбкой, а на репетиции вновь начал приходить в приподнятом настроении, заражая своим позитивом остальных участников группы. Он не замечал, как переставал смотреть на звёзды и в жизни и во сне, думая только о том, что каждый новый день встречает его солнечным светом, а каждая ночь манит к себе тихим и уже ставшим родным голосом, который под утро чёрным единорогом скачет за горизонт, серебром отбрасывая блики луны. Пак уже и не помнит, когда последний раз сердце сжималось от ревности, а глаза щипало от внутренней боли — всё это ушло ровно с тем моментом, когда во сне с ним заговорил голос, а по утрам он встречал танцующего Исина в зале, после чего они шли в сквер пить кофе. Наконец-то Чанёль начал гулять с Ченом, который уже и не верил в реабилитацию друга. Этот голос стал для него новым глотком свежего воздуха, вторым дыханием, чтобы подняться после тяжелого падения и развернуть свои затёкшие крылья. Только одно его ночной собеседник повторял говорить:
— Ты слеп.
Вечерами Чанёль сидел часами, делая какие-то пометки в блокноте и размышляя, обдумывая, анализируя. Что-то явно ускользало от него. Нечто важное… или кто-то. Казалось, что нужная мысль вот-вот придёт в голову, но, с издёвкой вильнув хвостом, правильная догадка улетала кометой, что не поймать. Было очевидно, что ответ находится прямо перед носом, но видимо Пак действительно был слеп, раз не мог этого разглядеть.
***
— Я не понимаю, почему ты сюда возвращаешься. — Сегодня голос начал разговор первым. Невиданная роскошь, учитывая, что сколько уже ночей подряд первое слово всегда оставалось за Ёлем.
— За тобой. — Честно ответил Чанёль, продолжая сидеть с закрытыми глазами, облокотившись на ствол дерева, что немного царапал спину шершавой корой.
— Чтобы встретиться со мной тебе не обязательно приходить сюда.
— Я знаю. Но пока я не уверен в своём предположении. А если ошибусь, то боюсь, что потеряю и тебя.
— Не говори так.
— Почему?
— Потому что если я больше не приду ты вернёшься к своим падениям в попытке достать звезду.
— Нет. Я буду пытаться найти тебя.
— Самонадеянное заявление.
— Но ведь именно этим я и занимаюсь последний месяц. Ищу тебя.
Чанёль практически каждой клеточкой кожи почувствовал, как обладатель голоса подошёл к нему практически вплотную, заслоняя собой и лунный и звездный свет. Это была отличная возможность, но Пак не открывал глаз. Нужно еще немного времени. Ещё чуть-чуть…
— Для того, чтобы узнать кто я тебе нужно всего лишь открыть глаза. Точно так же, как чтобы полететь — нужно всего лишь расправить крылья. — Чанёль чувствовал чужое дыхание на своей коже —настолько его ночной собеседник пошел близко. И кто бы знал, как велико желание открыть глаза, но…
— Это было бы слишком легко, а я не ищу лёгких путей.
Прежде, чем голос смог что—нибудь ответить ему, Ёль вытянул вперед руку, положив её собеседнику на затылок и притянул к себе, целуя неизвестного горячими губами, крепко прижимая к себе, чтобы тот не смог разорвать неожиданного для него поцелуя. Закрытые глаза послужили тому, что каждая клеточка его тела чувствовала трижды сильнее обычного, что позволяло насладиться чужими губами, изучить их, отпечатать в своей памяти, как самое яркое воспоминание за последние ночи. Как только руки Пака отпустили незнакомца, он тут же открыл глаза, провожая взглядом мчащегося вдаль чёрного скакуна. На губах огненноволосого играла лёгкая улыбка. Он знал, что сейчас смог бы распахнуть свои крылья и догнать его, но выбрал другой путь. До рассвета еще далеко. Чанёль знал, что сейчас он проснётся.
***
Проснувшись, Пак практически пулей вылетел из кровати, больно ударившись в спешке о стоящую рядом тумбочку. Собрав всю нецензурную лексику в своей памяти он, прыгая на одной ноге, быстро оделся и вылетел из комнаты. Ноги твёрдо знали куда идти, так что парень уверенным шагом направлялся по узким коридорам, по холодной, предутренней улице, по глухому фойе студии. Знакомая мелодия вела его с самого дома, становясь громче с каждым шагом, как он приближался к репетиционному залу. Он знал, кого там увидит. Он знает, кто проснулся так же ни свет ни заря.
— Почему ты не танцуешь?
Чанёль стоял в дверях, держась за дверной косяк, а Исин сидел посреди зала, стены которого практически дребезжали от звука из колонок. Старший медленно перевёл на вошедшего взгляд, полный самых разных эмоций, ни одну из которых нельзя было различить так сразу.
— Что ты тут делаешь в такую рань?
— Пожалуйста, начни танцевать. Я хочу это видеть.
— Ты в курсе, что странно себя ведешь?
— Ты постоянно говоришь, что я слеп, но не даёшь мне возможности увидеть. Пожалуйста, танцуй! — Чанёль был неумолим.
— Что тебе это даст? — Лэй сдался. Медленно поднимаясь на ноги, он подошёл к проигрывателю, чтобы включить песню с начала.
— Просто танцуй. — Повторил Ёль, продолжая неподвижно стоять.
Музыка полилась из колонок мягкими переливами фортепиано, разбавленным гитарными рифами и ударным инструментом. Исин сделал несколько шагов к центру зала, ловя волну и вникая в самое сердце композиции. Вместе со словами вокалиста, начал свой танец и парень, говоря языком тела куда лучше, чем любой поэт словом. Он танцевал с закрытыми глазами, но чудесным образом сохранял координацию, не пошатнувшись ни разу. Чанёль не отрывал взгляда от него ни на секунду, боясь даже моргнуть. Он чувствовал, будто сам танцует вместе с Лэем, словно тот затащил его в вихрь своего танца, завлекая, как огонь влечёт мотылька.
Understand
Cant' you see I'm sick of fighting
Он кричал каждым своим движением, умолял движением рук, просил еле заметными жестами…
Understand
Can't you tell I've lost my way
Он танцевал так, как никогда ещё этого не делал. Чанёль еще никогда не был так увлечён чьим-то танцем.
Understand
Look at me there's no denying
Исин еще никогда так не пытался кричать, танцуя. Кричать из самого дальнего уголка своей души.
Understand
I won't last another day
С последним аккордом, Чанёль ловко перехватил руку Лэя, притягивая к себе, крепко обнимая и горячо целуя пересохшие от частого дыхания губы. В нём больше не оставалось сомнений. Он, наконец, увидел то, что так пытался донести до него целый мир. Он всё понял и больше не нужно было чего-то ждать. Всё, что нужно, он уже нашёл.
— Ты же не видел меня тогда. Как ты узнал? — Тихим, низким голосом произнёс Исин, смотря прямо в глаза Пака, в которых, кажется, отблесками плясали фениксы.
— Иногда, чтобы увидеть, нужно закрыть глаза. — Усмехнулся Чанёль, крепко прижимая себе старшего, не желая разрывать объятий. — Спасибо тебе. Чтобы я делал, если бы ты не пришёл?
— Когда-нибудь разбился бы, в попытках долететь до звезды. — Всё так же тихо, с некой усмешкой в голосе ответил парень, позволяя себе положить голову на грудь Пака. Ведь именно этого он так давно хотел. Лишь дурная одержимость красноволосого дивой Бэкхёном раздражала до самых кончиков пальцев. Но сейчас время около пяти утра, они стоят одни посреди огромного танцевального зала, а из колонок по сотому кругу играет одна и та же песня.
***
Огненный феникс, опаляя жаром всё вокруг, приземлился на траву возле дерева, скидывая с себя огонь и оставляя на своём месте Пака Чанёля. Исин лёгкой улыбкой встретил его, вставая на ноги. Один мимолётный поцелуй и они вдвоём идут навстречу рассвету.
— Ты ведь всегда будешь его любить, да? — Спросил Лэй, поднимая голову вверх и глядя на звезду, к которой вновь устремил свой взор Чанёль и которую так сильно уже много месяцев ненавидел он, Исин.
— Да. Скорее всего так. — Честно ответил Пак, беря своего спутника за руку.
— Тогда почему…
— Звёзды на то и звёзды — чтобы любить их на расстоянии. Я всегда буду любоваться звёздами, но… вместе с тобой. Пусть небо покоряет кто-нибудь другой. Я выбираю землю.
Немного самонадеянно усмехнувшись, Исин приблизился к самым губам Чанёля, но, игриво облизнув их кончиком языка, тут же отстранился.
— А с тобой не просто. — Усмехнулся сам себе Пак, и уже секундами позже по рассветному полю бежал чёрный, как сама ночь, единорог, отливая серебром и за ним летел не отставая большой феникс, оставляя за собой в воздухе огненный след. Где-то над их головами совсем потускнела, некогда самая яркая и прекрасная звезда.
