Под зорким взглядом орла

Когда Максу становится совсем плохо, Нил не выдерживает. Невозможно, просто невозможно заставить человека несколько дней блевать птицами, букетами и прочей дрянью. Эти предметы не поместятся не то что во рту — в детском желудке, а ведь Максу всего десять. В него не должно было помещаться ничего из этого. Когда Макс разгибается и смотрит на кучу пуговиц в собственной слюне, что вывалились из его рта мгновением раньше, он очень благодарен Нилу за поднесенную кружку кофе. — Спасибо, — фыркает он, прижимая ладонь к горлу. Оно болит из-за этой «магии», и Нилу искренне жаль Макса. — Я поговорю с ним, — скрипит Нил зубами и сжимает руку в кулак, к потолку победно его поднося. — С кем? — бормочет Макс, губы вытирая и выпивая кофе почти залпом. — С Харрисоном. — Да вы опять разосретесь, а мне ответка посильнее прилетит, — уныло отвечает Макс, поглаживая живот. Нил задумывается. Макс прав; Макс чертовски прав, и именно поэтому Нил идет к Никки, которая, казалось бы, должна уже утратить доверие, но умудряется как-то сохранить свой статус в глазах Нила… все еще. Никки играет с Тибериусом. Что это означает? То, что огроменная птица может унести их обоих к чертям, но Нила это не беспокоит. Он просто просит Никки: — Пожалуйста, пожалуйста, расскажи мне, что это за трюк. Как его сделать? Как прекратить? — Харрисон же говорил, — радостно улыбается Никки, любовно кормя Тибериуса кусками мяса, — это магия. — В последний раз, когда Харрисон сказал мне поверить в магию, он меня наебал, — резко отвечает Нил, топая. Воспоминания о том дне, когда он в самом деле поверил, что Никки умирает, были слишком свежи; и пусть Никки это никак и не задело, Нилу было больно. Правда больно. — Откуда мне знать? — резонно спрашивает Никки. — Ты же его ассистентка. Узнай! — требует Нил. Сейчас на кону уже не стоит его ученое мировоззрение, нет — сейчас дело уже в Максе. Но Никки он об этом не скажет, потому что тогда она задразнит его своим «гейгейгей». — Я сделаю что угодно! — обещает он. — Все, что попросишь! — А сделать сахарные облака можешь? — тут же загораются ее глаза. Нил едва сдерживается, чтобы не пробить себе лицо фейспалмом. Иногда Никки оказывается феерически доверчивой, пусть и классной. — Что-то в плане одолжения, Никки, — поясняет он почти устало, и глаз его дергается. Он же не волшебник какой-нибудь, в самом деле, чтобы просто так брать и делать сахарные или шоколадные облака. — М-м-м… Ладно. Это должно быть что-то унизительное! — хихикает мерзко-задорно Никки, и Нил обливается потом от одного этого смеха. — Что? Нет! Это… не обязательно! — Ладненько, — тут же успокаивается девчушка. Много времени, чтобы подумать над желанием, ей не требуется: в конце концов, в ее голове всегда полно идей, и Никки не была бы Никки, если бы тут же не выдала что-то новое, но все еще из ряда вон выходящее: — Целуй меня. — Ч-что?! — восклицает Нил. Он в шоке, просто в шоке. — Табии отобрала мою роль Джульетты, — недовольно шмыгает носом Никки, — и я не то чтобы хотела ввязываться во все эти девчачьи штучки, но лучше попробовать один раз и забыть навсегда. У моего отца так было с курением, — кивает она много-много раз, как китайский болванчик. Нил удивленно восклицает: — Твой отец попробовал курить в десять лет? — Да. — И бросил навсегда? — Нет. В словах Никки как всегда нет логики, но Нил даже не удивлен. Что же, ему… не то чтобы противно, он даже не против исполнить столь странный план Никки по отваживанию ее сознания от девчачьих штучек. Ему и самому интересно, разумеется, как ученому. Это же будет эксперимент. Он сможет потом записать все в журнал для экспериментов, верно? Сможет же? Не то чтобы это будет фурор, но в библиотеке Нил ни разу не смог найти ничего о первом романтическом опыте детей глазами самих детей. Нельзя сказать, что он не нервничал, но Никки своя, не то что эта ненормальная Табии из лагеря цветочных скаутов. Она и красивее, и круче, и смелее, и ближе по духу, так что можно не волноваться, что она будет одержима Нилом, как некоторые. — Ла-а-адно, — тянет Нил, кивая, и Никки подбегает. Тибериус вспархивает с ее плеча и присаживается на ее шевелюру-гнездо, удобно там устраиваясь, а Нил икает под зорким взглядом орла. Вообще… вроде как, приближаться к орлам запрещено законом США, и они оба прямо сейчас могут сесть в тюрьму, но Никки это явно не парит, так что и Нил решает забить, тем более, когда Никки начинает прыгать у него под носом. Да, Нил долговязый. Он еще и ниже Никки. Вздохнув, он наклоняется. От Никки пахнет шишками и птичьими перьями, но это правда здорово. Ему нравится. И губы у нее не мягкие, как «розовый бутон», а обветренные, как у любого нормального ребенка. И пальцы загребущие, но не острые-когтистые, а мягкие и просто любопытные. Никки хорошая, и Нил правда рад, что они оба экспериментируют впервые друг с другом. А вот Никки, похоже, не очень. — Гадость какая, — отлипает она от него и вытирает губы тыльной стороной ладони, а Тибериус гневно смотрит на Нила, отчего тому становится не по себе. — Верно говорил папа: лучше один раз попробовать, а потом не пробовать вообще. Нил не то чтобы с ней согласен. Теперь уже не то чтобы согласен. Вечером она приходит к нему, уже без Тибериуса, к великой радости Нила, но с радостной улыбочкой, и кричит: — Я узнала! Кричит, правда, шепотом, поэтому эта сцена становится еще страннее. Нил выходит к ней из палатки. — Ну? — Харрисон сказал, что Максу поможет… Нил напрягается. — …магия. Нил взрывается и хочет сейчас разрушить палатку, придушить Никки — нет, этого на самом деле не хочет — и запихать Харрисону в рот все то дерьмо, которым блюет Макс прямо сейчас с болезненными стонами. Но Никки поясняет: — Магия извинений. Нил молча уходит, потому что Никки наебала его, прямо как Харрисон пару дней назад, и Нил очень в ней разочарован. Но Никки просто глупая, поэтому он так же быстро прощает ее. А Харрисона — нет. Но, видя страдания Макса, Нил все равно идет к нему, чтобы извиниться — всего лишь через один чертов день.