Лучший парень моей дочери

Курт мог поклясться, что в восемнадцать лет жизнь не была таким дерьмом. Несмотря на то, что проблем у него тогда было немало, он был полон надежд, а будущее представлялось чем-то ярким и многообещающим. Уже в девятнадцать все стало немного сложнее: поиски работы, учеба в университете, первые шаги в самостоятельной жизни. Но как бы там ни было, Курт был рад тому, что рядом с ним был любимый человек, а разве не любовь — та самая главная вещь, делающая человека счастливым? Сейчас же, сидя за полированным деревянным столом, Курт осознавал, что все эти годы какое-то непреодолимое течение медленно, но верно, тащило его ко дну. В миске, залитые молоком, плавали гонимые ложкой хлопья, а напротив сидел Адам, что-то непрерывно строчащий в телефоне. Он довольно чему-то улыбался, что заставляло Курта хотеть вылить остатки своего завтрака ему на голову. Жаль только, что он был воспитанным, цивилизованным человеком и даже, вроде как, не истеричкой. Так что пришлось лишь сильней зажать в руке ложку и запихнуть в рот очередную порцию хлопьев, чтобы не высказать Адаму все, что Курт о нем думал. В доме было тихо. Поэтому Курт без особого труда уловил едва слышные шаги Элизабет, что пыталась незамеченной проскользнуть мимо родителей. — Лиз, может, позавтракаешь хотя бы? — громко спросил Курт так, чтобы девушка уж точно услышала и обратила на него внимание. Элизабет возникла на пороге кухни с особо недовольным выражением лица. — Извини, пап, я опаздываю в школу, — твердо заявила она и, не дожидаясь ничьей реакции, поспешила добежать до двери и громко хлопнуть ею. Курт нахмурился, смотря туда, где несколько секунд назад мелькнула рыжеватая шевелюра дочери, затем перевел взгляд на часы, которые показывали, что до начала занятий еще целых полчаса. И наконец, он начал сверлить недовольным взглядом как-ни-печально-все-еще-мужа. — Мог бы и оторваться от телефона на минуту. — Зачем? — с некоторой задержкой спросил Адам. — Разве ты не видишь, что она не хочет с нами разговаривать? — Интересно почему, — процедил Курт. — Сегодня я иду в школу к директору. Он хочет обсудить поведение Элизабет. Ее успеваемость значительно снизилась за последние полгода. Надеюсь, ты придешь? Адам отложил телефон, который все равно продолжал действовать Курту на нервы уведомлениями о новых сообщениях. — Я не могу сегодня. — Это еще почему? — У меня назначена встреча. — Голос Адама был спокойным, ровным, как поверхность этого самого кухонного стола, и таким же безжизненным. — Встреча с кем? С твоим новым хахалем? — Курт делал вид, что его это не волновало… хотя да, его совершенно не волновало с кем там трахался Кроуфорд, пока это не задевало интересов их дочери. — Завидуешь ему? — Адам выглядел чересчур самодовольно, а полностью образ мудака довершала кривая наглая ухмылка и… серьезно? Как Курт умудрился связаться с этим парнем? Он должен был признать, что в Адаме было немало хороших качеств, но делать это сейчас он был не намерен. Он устал от этого брака настолько, что все хорошее, что было между ними, невольно блекло, а все счастливые воспоминания покрывались пылью, как вещи на старом чердаке. — Завидую твоему пофигизму, — фыркнул Курт. — Смею напомнить, Элизабет и твоя дочь тоже. И какими бы ни были отношения между нами, я уверен, что ты должен проявлять хоть какое-то уважение к ней. Я не прошу делать что-то для меня, но это твоя дочь… — Курт заткнулся прерванный очередным сообщением, и, смотря на телефон, продолжил: — …которая почему-то менее важна, чем этот парень. — Слушай, Курт… — Адам весь как-то сдулся, опустил голову, устало потирая лоб и ероша волосы. На какую-то долю секунды Курту даже стало его жаль. Каким бы ни был Адам, ему тоже было сложно, возможно, его даже грызла вина за рассыпавшийся на осколки брак, за их покореженную семью, но, на самом деле, Курт мог лишь догадываться об этом. — Мне дорога Элизабет, и я буду участвовать в ее жизни так или иначе, но сегодня я не могу. Извини. — Адам встал из-за стола, сунул телефон в карман и вышел из комнаты и, не оборачиваясь, бросил: — Спасибо за завтрак. Курт остался один на один с недоеденными хлопьями и нерешенными проблемами, что грызли его, как колония термитов. *** И, хоть над семьей Хаммел-Кроуфорд сгустились тучи, весь остальной мир жил своей жизнью под ярким весенним солнцем. Недавно прошел дождь, и Курту приходилось обходить мелкие лужи, в которых отражалось чистое серовато-голубое небо. Деревья покрывались свежей зеленью, а в душе Курта до сих пор царила осень. Кажется, это было так давно, а на самом деле всего лишь в октябре, когда Хаммел узнал о том, что уже довольно длительное время Адам ему изменяет. Он не знал с кем, не знал точной причины, но внезапно все стало таким понятным, как будто этот факт был объяснением их непростых взаимоотношений последние несколько лет. Неверное, Курту просто было легче скинуть все на любовника, чем пытаться найти ту переломную точку. И Курт был даже рад скорому разводу, так же как и Адам, но была еще Элизабет, которая реагировала на все происходящее с присущей ей подростковой импульсивностью. Она не хотела, чтобы отцы расставались, но и терпеть витающее между ними напряжение была не в силах. Она боялась, что больше ничто не будет как прежде, плакала в своей комнате, когда Курт и Адам уже спали. Скорее всего, обдумав все свои действия трезво, она бы и не поняла, чего она пытается добиться, делая именно то, что больше всего не одобряли Адам и Курт. Она могла решать любые задачи по физике, запоминать и удачно повторять самые сложные танцевальные движения, идеально имитировать французский акцент и брать самые высокие ноты, но когда дело касалось отношений более серьезных, чем школьные романы, она была бессильна. А бессилие часто ранит больше всего. И Курт ее понимал. Но все его попытки хоть как-то исправить ситуацию разбивались вдребезги. Но он все еще был ее отцом, который любил ее и заботился. И что бы ему ни сказал директор, который не стал бы вызывать его по пустяковому делу, он все равно будет любить Элизабет и будет стараться помочь. На школьной парковке в конце учебного дня оставалось немного машин. Среди которых, так или иначе, выделялся черный Харлей-Дэвидсон, который либо был очень новым, либо за ним очень хорошо ухаживали, так как сверкал он на солнце, как будто стоял в элитном мотосалоне. Проходя мимо, Курт не мог не обратить внимания на столь дорого выглядящую вещицу, но как-то совсем не заметил ее хозяина. Поэтому, когда к нему обратился приятный мужской голос, это стало для него своего рода неожиданностью. — Что, красавчик, нравится? Опершись о корпус мотоцикла, на него с интересом смотрел кудрявый брюнет, которого Курт мог бы назвать симпатичным, если бы у него не было мужа, с которым он собирался развестись, и дочери, которая по-своему переживала семейный кризис. Ах да, еще этот парень отличился тем, что впереди его внешности шло его нахальство, которое, вместе с сиянием начищенного байка, слепило глаза. — Что именно: байк или то, как ты стоишь тут, пытаясь закадрить каждого прохожего? — Курт знал, что не был обязан отвечать, но хотелось уже наконец-то за полдня не сдерживать своих порывов и показать, что да, он не в настроении и хочет вылить свое дерьмо на любого, кто попадется под руку. И незнакомец, всем своим видом пытающийся показать, насколько он крут в своей кожаной куртке, такой себе «плохой мальчик», был идеальным вариантом. — Ну нет, ты особенный, — выравниваясь, протянул выпендрежник (как его мысленно назвал Курт). — Тебя бы я даже прокатил. — Думаю, мы с твоим эго на один мотоцикл не вместимся. Брюнет внезапно по-доброму улыбнулся и промолчал, давая Курту возможность пройти дальше к зданию школы. Уже у двери кабинета директора, в голове Курта пронеслась трусливая мысль, что согласись он на приглашение парня, он смог сбежать хотя бы от разговора с мистером Фиггинсом, который обещает быть весьма трудным. *** — Элизабет, пожалуйста, удели мне минутку. Курт стоял у лестницы, выжидающе взирая на дочь застывшую с поднятой для преодоления следующей ступеньки ногой. — У меня встреча. Курт пытался не подавать виду, насколько за последнее время его достала эта отговорка. — Это не долго. Элизабет гордо выпрямилась, спустилась со ступенек и с размаху плюхнулась на кофейного цвета диван. С таким видом, как будто она царская особа, принимающая аудиенцию, а не школьница, которую собирается отчитать отец. — Давай разберемся с этим побыстрей. Курт вздохнул и сел рядом. — Я был у директора сегодня. — Я знаю. — Может, ты даже знаешь, зачем именно я там был? — Потому что тебя вызвали. — И зачем меня вызвали? Элизабет сложила руки на груди и взглянула на отца с немалым раздражением. — Что за детский сад, просто скажи, что хотел. — Я хотел, чтобы ты сама объяснилась. — Понятия не имею, о чем ты. Курт устало выдохнул и облокотился о мягкую спинку дивана, позволяя себе на секунду раслабится, чтобы привести мысли в порядок. Иногда быть отцом было слишком сложно. — Лиз, я знаю, что в последнее время у нас в семье ничего не ладится, но мы должны стараться держаться хотя бы за то, что у нас есть. Я держусь за тебя и хочу помочь тебе пережить этот период как можно безболезненней, только помоги и ты мне в этом. Адам обещал съехать уже на этой неделе, и мы уже подали нужные бумаги в суд, осталось подождать всего немного и ты больше не увидишь наших ссор. — Так же, как и не увижу второго отца. Элизабет резко поднялась с дивана и зашагала в сторону лестницы, пряча от Курта влажные глаза. — Лиз, — Курт поймал ее за запястье. — Это не так. Ты сможешь встречаться с ним, ходить в гости и прочее, я же не запрещаю, что ты. — Я уже его не вижу целыми днями, ты думаешь, что-то изменится? — девушка все еще хотела уйти, но вырваться из некрепкой хватки не смела. Представления о будущем были весьма смутными даже для самого Курта, поэтому он не мог дать честный ответ. Вместо слов он лишь притянул ее к себе, заключая в теплые объятья. — Просто давай постараемся хоть что-то наладить. Элизабет не произнесла ни слова, оставаясь в его объятиях колючим ежиком, и Курт бы мог обидеться, если бы не знал, что еж ранит не нарочно. — Да, давай, — выдохнула она. — У меня как раз есть несколько идей. Курт радостно улыбнулся, отстраняясь. — И первая из них: сейчас я иду к Блейну, а ты меня больше не задерживаешь, — не медля ни секунды, Лиза взбежала наверх. Ошеломленного Курта привел в себя хлопок двери ее комнаты. А он-то на какое-то мгновение действительно подумал, что все может быть так легко. — Кто такой Блейн? — спросил Курт, когда Элизабет, уже переодетая, спустилась в гостиную. — Что-то в последнее время его имя слишком часто звучит в нашем доме. — А что? То тебе не нравится, что я общаюсь с Паком, а теперь очередь Блейна? — Просто до меня дошли слухи о том, как этот твой Пак чистит бассейны, и я просто надеюсь, что Блейн более порядочный, знаешь. Я беспокоюсь. — Не бойся, Блейн классный. Мы встречаемся уже полгода, и я могу с уверенностью об этом говорить. На этих словах Курт поперхнулся собственной слюной и уставился на свою дочь, которую он, вроде как, знал. — Полгода? — на большее Курта не хватило. — Да, и я все еще опаздываю. — Нет, стой! — воскликнул он. — Брось, сейчас ты вряд ли сможешь выдать что-то вразумительное. Лучше поговорим вечером, окей? И, смазано чмокнув папу в щеку (чем, кажется, переполнила его чашу потрясений за сегодня), Элизабет выпорхнула из дома. Но вечером Курт отыграется. Сначала он выбьет все подробности, которые только сможет. Вряд ли их будет много, Лиза не станет рассказывать все, да и не факт, что не солжет «ради общего блага». Но… Курту ведь и не нужны ее рассказы, он может увидеть все сам. Единственное, что ему нужно, — заставить Элизабет пригласить этого Блейна на некоторое подобие семейного ужина. Идеальный план.