Соль в его ранах

Когда они повернули обратно, в сторону отеля, Дин чувствовал на себе взгляд Сэма, но делал всё возможное, чтобы его игнорировать. Если их глаза встретятся, то тогда разговора не миновать, а этого старшему Винчестеру хотелось меньше всего. Конечно, он мог догадаться о мыслях брата: «Дин, мы должны поговорить. Мы должны понять, что произошло», но поднимать эту тему всё равно не хотелось. Ради справедливости, Сэму, наверное, всё же нужно было дать возможность выговориться. Он всегда так себя вёл — говорил. Иногда даже позволял себе всплакнуть, но зато потом ему становилось легче. Но если бы сейчас всё было так просто! Разговоры тут не помогут. Сэм сказал, что он сделал это под влиянием Элликота… Нет! Дин сильнее стиснул зубы, больше не желая об этом думать. Всё кончено. Что сделано, то сделано, и последним желанием старшего Винчестера оставалось лишь обработать кровавые раны и лечь спать. Казалось, его грудь превратилась в месиво. Он, конечно, не был в этом уверен, но чувствовал, как кровь текла по телу, пока машина двигалась вперёд. И боль он испытывал самую адскую. На затылке — он ударился им об пол — уже вырос комок размером с бейсбольный мяч, а рука болела после удара о морду Сэма. Дин бережно припарковал машину, найдя ей место как раз напротив их номера. Он повернул ключ зажигания, заглушив мотор, и, не смея нарушать тишину, так и остался сидеть, глядя на дверь, чувствуя, как Сэм снова на него уставился. Боковым зрением Дин видел, как Сэмми в смятении держал пальцы на ручке двери, не решаясь выйти, не зная, стоит ли покидать брата или же остаться с ним. Убирайся, Сэм. Дин не хотел, чтобы брат видел его в таком потрёпанном состоянии. Не хотел, чтобы Сэм знал, как сильно он пострадал от его же выстрела. Сэмми, наконец, сдался и, громко вздохнув, вышел из машины. Дин мог слышать, как зазвенели его ключи, когда тот открывал дверь номера. Её он не стал запирать — оставил распахнутой для брата, но старший Винчестер не спешил следовать его примеру, сердито думая, что Сэм наблюдал за ним из комнаты. Думая, почему он не может оставить его в покое?! Стиснув крепче зубы, он осторожно открыл дверь авто и попытался подняться, насколько это было возможным, чтобы не причинить себе ещё большей боли. Нужно попытаться скрыть ранение. Когда Дин вошёл в комнату, Сэм был занят разбором сумки, а не проверял в порядке ли его брат, когда тот кое-как выбирался из автомобиля. Винчестеру удалось добраться от стоянки до номера без глупых коллапсов — что могло подсказать Сэму о серьёзных неприятностях — и он был очень этому рад. Голова была забита иными мыслями. Что было там? Под рубашкой. Боль в груди была уж слишком подозрительной… Ни вдохнуть, ни выдохнуть, ни шевельнуться толком. Неужели сломаны рёбра? Дин не хотел, чтобы помимо кровавых ран ему пришлось залечивать и переломы. И ко всему прочему, у него чертовски болела шишка на затылке, а костяшки пальцев опухли. Возможно, он вывихнул один, когда ударил младшего брата, чтобы его остановить. Чтобы Сэм не убил Дина. Дин бил сильно. Достаточно сильно. Охотник слышал, как Сэмми мямлил, что позволит ему принять душ первым. Что ж, огромная уступка с его стороны. Конечно, Дин знал, что это всего лишь попытка проявить заботу, ведь Сэм волновался за брата, переживал, что с ним что-то не так. Прохрипев что-то вроде «спасибо», схватив чистую одежду — под ней была спрятана аптечка, вытащенная из сумки — старший Винчестер поплёлся в ванную и закрыл за собой дверь, но его ждал неприятный сюрприз: замок не работал. Великолепно! Шипя и кряхтя, осторожно стянув с себя рубашку, Дин с ужасом увидел, что на груди раны оказались ещё хуже и ещё серьёзнее, чем он себе представлял. На ум пришло то слово — месиво. Каменная соль нанесла достаточно повреждений и застряла в плоти, растворяясь мучительно медленно, как маленькие кусочки расплавленного свинца. Она растворялась в ранах, и Дину хотелось выть в голос от дикой, разрывающей боли. Если бы Сэм выстрелил на фут ближе, то Дин был бы уже мёртв. Намочив полотенце тёплой водой, Винчестер бережно прижал его к груди, надеясь, что так процесс растворения пройдёт быстрее. Когда пришло время выжимать ткань, руку пронзила боль, и парень понял, что не может согнуть средний палец. Всё-таки вывих. Просто «замечательно»! Он даже не почувствовал, как это произошло, когда осыпал Сэмюэля смачными ударами. После этого Дин вытащил свой пистолет и протянул его брату. Память до сих пор терзала его звуками холостых выстрелов, там, в палате психбольницы, когда Сэм спускал курок снова и снова, и Дину пришлось прикрыть ненадолго глаза, дабы прекратить поток ненужных мыслей. Когда полотенце уже полностью пропиталось алым, Винчестер отнял его от окровавленной груди и прополоскал в прохладной воде. Прежде, чем раны вновь заполнились кровью, охотнику удалось лучше рассмотреть свои повреждения и сделать всего один вывод: всё очень плохо. Наверняка, на его теле теперь останется уродливый шрам, который постоянно будет напоминать Винчестеру о проделке его младшего братца. Когда Дин приложил махровую ткань обратно к груди, ему на мгновение показалось, что за дверью стоял Сэм, но прислушавшись, он понял, что его там нет, всё в порядке. И это натолкнуло охотника на мысль, что, возможно, Сэм тоже был ранен. Элликотом. Не зря ведь у него из носа шла кровь, а на лице застыло выражение крайнего отвращения, когда он держал Дина на мушке и выливал на него тонны словестной грязи и яда, пытаясь выплеснуть всю свою злость и ненависть. Снова прополоскав полотенце, Дин промокнул им затылок. На ткани довольно быстро образовалось большое кровавое пятно. Надо же! Охотник и подумать не мог, что настолько сильно ударился головой. Всё, что он запомнил о том моменте — колкий взгляд брата, держащего в руках пистолет, собирающегося снова выстрелить. Он запомнил его слова, ранящие сильнее соли: «Ты жалок, Дин. Слаб и жалок». Дин отнял полотенце и прополоскал его, затем — приложил обратно к груди. В отражении зеркала над раковиной, он увидел свою руку и окровавленные костяшки. Теперь, когда он знал о ране на затылке, он чувствовал, как кровь стекала с кожи головы. Теперь, его грудь ещё сильнее терзала боль, раны ещё сильнее жгло от соли. Теперь, голова сильнее болела от удара об пол, когда Сэм выстрелил, и каменная соль впилась в плоть его старшего брата. Теперь, его костяшки пульсировали ощутимее от достаточно сильных ударов, уложивших Сэма на лопатки в течение минуты или двух. Эти моменты тянулись мучительно долго — выстрел Сэмми. Удары Сэмми. Звуки холостых выстрелов. Выражение ненависти и омерзения на лице Сэмми. Его слова. Дин закрыл глаза, больше не в силах видеть своё израненное тело в зеркале, пытаясь заблокировать воспоминания о подвале заброшенной психбольницы, надеясь, скорее забыть голос Сэма, полный ненависти и полный ярости, и звук собственного голоса: «Ты, правда, так сильно меня ненавидишь?». Закрыв лицо руками, охотник почувствовал, как колени подогнулись, и он соскользнул вниз по холодной стене ванной. Нет. Как они дошли до такого? Как позволили этому случиться? Как он мог не заметить гнев Сэма? Как он позволил этим словам — слишком ужасным, чтобы быть правдивыми — зародиться в мыслях Сэма? Боже, почему от этих слов ему так больно? Это ведь обычные слова. Просто слова. Они не могут ранить. — Слова ранят, Дин, — память вернула его в прошлое, когда шестнадцатилетний Сэм был сильно расстроен после ссоры с отцом. — Он сказал, что я бестолковый. — Он сказал, что надеяться на колледж и нормальную жизнь — бестолково, — поправил его брат, но Сэмми будто отказывался его слушать, продолжая гнуть свою линию. — Дин, это одно и то же. Мне больно. — Сэм, это всего лишь слова! Они не могут навредить. Вот от пуль — больно, от ударов — больно, от перелома костей — тоже больно, а от слов — нет. Слова не могут ранить. — Нет, могут, — шептал Сэм со слезами на глазах. Выстрелы Сэма. Выстрелы по палате. Удары Сэма. Слово — «жалкий». Слово — «слабый». Это просто слова, а не каменная соль. Просто слова, а не удары кулака. Обычные слова. — Что ты здесь делаешь? — первое, что спросил Сэм, когда Дин приехал перед началом первых летних каникул в Стэнфорде. — Я же говорил, что хочу отдохнуть с друзьями. — Ты нужен нам дома, Сэмми, — старший стоял на пороге комнаты брата, не проходя внутрь. — Дома — это в машине? В мотеле? В забегаловке? Или на охоте? В каком именно доме?! — Сэмюэль раздражался всё сильнее, не радуясь внезапному визиту Дина. — Дома — в нашей семье, — сдержанно объяснил старший, не желая ссориться с братом. — Нет, Дин. Я всё лето должен быть с друзьями, друзьями из колледжа, нормальными друзьями. — Ты просто не хочешь иметь дело с отцом, — фыркнул Дин, скрестив руки на груди. — Это не так. Я хочу другой, нормальной жизни. Почему вы просто не можете оставить меня в покое? Я не хочу тратить целое лето, сражаясь за свою судьбу! Такая жизнь, которую выбрали вы сами — не для меня. — Сэмми… — Нет, Дин. Не в этот раз. — Сэм, — старший Винчестер устал от этих споров. Он устал метаться между Сэмом и отцом, устал от них обоих, ибо они использовали его в качестве оружия в своей борьбе. Он выполнял эту роль с тех пор, как Сэму исполнилось сколько? Пять? Шесть? Они должны были решать всё сами и не впутывать в их ссоры Дина! Сэм должен был сам поговорить с отцом о своих чувствах. — Не будь трусом! — это было совсем не то, что хотел сказать Дин. Да, он был зол, но он совсем не хотел говорить таких слов брату. — Что ты сказал? — в тот момент Сэм смотрел на брата затравленным взглядом. Его глаза наполнились слезами. Это был как раз ещё один случай, когда слова снова оставили больной след в душе. Злость и боль. — Сэм… Это просто слова… — Слова ранят, Дин. Представь себе, они могут причинять боль! Уходи. Я не вернусь домой. И ты не смей возвращаться снова! — Сэмми… — Нет, Дин. Всё кончено! Убирайся! — Сэм ушёл прочь, а Дин простоял ещё несколько долгих минут в надежде, что брат передумает и всё же вернётся. Но Сэм так и не пришёл. И следующие два года братья практически не общались. С какого момента зародилась эта ненависть, омерзение и жгучие слова в голове Сэма? Слова, которые сейчас вызывают ещё большую боль, чем кровавая рана. Слова, от которых больнее, чем от окровавленных, пульсирующих рук или разбитой головы. Жалкий. Слабый. Отчаяние. Когда горькие слёзы застлали глаза, Дин не обратил на это и малейшего внимания. Слезинка за слезинкой скатывались по щекам, а он и не пытался их остановить. Они просто текли, как кровь из его ран… Зато внимание привлёк звук открывающейся двери. Сэм? Охотник даже затаил дыхание и замер, а затем бросил взгляд вверх. Нет, опять показалось. Сэма нет. Обычно он приходил. Так было всегда, но не в этот раз. Дину было четырнадцать, когда они почти на месяц задержались в Сент-Джордже, штат Юта. Там он и завёл себе нового друга — старого, облезлого, бродячего пса. Дин так и назвал его — Старый Пёс. Парень проводил с ним большую часть своего времени и успел к нему проникнуться всем сердцем. Но в одно из утр, Дину не повезло. Своего друга он нашёл мёртвым недалеко от дороги возле мотеля. Ноги задрожали, и юный охотник рухнул на колени перед телом мёртвого Старого Пса, не в силах сдержать жгучих слёз. Он не знал, сколько времени провёл в таком положении, когда на его плечо легла маленькая ладошка Сэма. — Мне очень жаль, Дин. Мне тоже нравился Старый Пёс… — сожалея, говорил он, пытаясь поддержать и как-то утешить брата. — Спасибо, Сэмми. Он был мне другом… — Я знаю. Мне тоже нравился Старый Пёс. Хочешь, похороним его? На пустыре… Я могу помочь, — даже тогда Сэм знал, что ему потребуется время, чтобы оправиться. Они похоронили пса вместе. И почему-то от помощи Сэмми стало легче. Что заставило Сэмми так ненавидеть собственного брата? Что стало отправной точкой? Когда он потерял Сэма? Они ведь всегда выходили из дурных обстоятельств вместе. Хороших или плохих. Не важно. Они охотились и Дин облажался — Джон и Сэм пострадали. Ему было восемнадцать и, несмотря на то, что в этом возрасте он уже умел держать свои эмоции под контролем, они всё равно рвались наружу. Кровь на лице брата, отец в бессознательном состоянии — всё это заставляло нервничать и накручивать себя ещё больше. Тогда он ждал в отделении неотложной помощи, уронив голову на руки, боясь услышать страшный диагноз врачей, и кто-то присел рядом и прислонился к нему. Это был Сэм. — Мне очень жаль, Сэмми… — Дин отстранился от брата, обвиняя себя в страшной ошибке. — Это не твоя вина, — мягко говорил Сэмюэль. — Нет. Я отвлёкся и вот, что из этого вышло, — он указал на самого Сэма и кивнул в сторону палат, где в одной из них врачи боролись за жизнь их отца. — Всё будет хорошо. Папа поправится. Мы просто подождём тут, ладно? — Сэм обнял брата. Так они и просидели несколько часов, пытаясь как-то утешить друг друга. Дин старался не двигаться, ибо каждое малейшее движение приносило непередаваемые муки. Наверное, он был в шоке. Может быть, так сказывалась потеря крови? Интересно, сколько из него её уже вылилось? Джинсы Дина уже были безбожно испорчены. Она впиталась в ткань, расплылась по ним громадными тёмно-бордовыми пятнами, и теперь их оставалось только выбросить. Интересно, если кровь остановится… Если слёзы остановятся… Если слова остановятся… — Дин? — он бы и не заметил Сэма, если бы тот не приложил к затылку брата холодный компресс. Винчестер ничего не ответил. Да он и не был уверен, сможет ли вообще произнести хоть словечко. Он поднял глаза на Сэма, так и оставаясь на полу. Сэмми выглядел уставшим. — Можешь подняться? — Сэм говорил мягко, сохраняя спокойствие в голосе. — Не знаю, — а Дина было еле слышно. — Давай, я помогу, — Сэм потихоньку помог брату подняться и, доведя до кровати, аккуратно уложил его на мягкие подушки. — Позволишь закончить? — кивнул он на окровавленную грудь старшего Винчестера, сохраняя нейтральность в голосе, взяв эмоции под контроль. Сэмми действовал быстро и молча. Его лицо оставалось невозмутимым, хотя руки всё равно немного дрожали. Он принёс ещё полотенец и аптечку из автомобиля. Соль в груди его брата уже практически растворилась, по крайней мере, так чувствовал сам Дин. Или он просто уже привык к невыносимой боли, разъедающей его изнутри. Но в мыслях всё равно крутились те, брошенные в порыве ненависти, слова Сэма. Жалкий. Слабый. Обуза. — Придержи немного, — произнёс младший, имея в виду несколько слоёв марли, чтобы он мог закончить с перевязкой. Дин молча прижал дрожащую руку к груди, чувствуя, как марлевую подкладку начала пропитывать его тёплая кровь. — Чёрт, Дин! Что с рукой? — Сэм указал на уже сине-фиолетовую, опухшую кисть брата, но тот лишь тяжело вздохнул, не желая вновь возвращаться к тому, что и так осталось в прошлом. — Всё нормально, — единственное, что ему удалось из себя выдавить. Покачав головой, Сэм осторожно коснулся травмированной кисти брата и аккуратно её пропальпировал, коротко произнеся: — Вывихнул, — руки Сэмми всё так же дрожали от волнения, но внешне мужчина старался оставаться невозмутимым. — Когда ударил меня? — Да… — шёпот Дина был еле различим. — Сустав нужно вправить, — Сэм уже думал над тем, как это сделать так, чтобы не навредить брату ещё больше. Чуть надавил на кулак, проверил степень травмы, от чего у старшего Винчестера вырвался стон сквозь крепко сжатые зубы. — Давай, Сэм, — процедил он. — Давай, — желая, чтобы боль скорее прекратилась. — Не могу, — на выдохе прошептал Сэм, и его самоконтроль полетел ко всем чертям. — Ты уже умеешь выправлять вывихнутые суставы, — даже в такие моменты Дин пытался шутить, скорее, чтобы отвлечься. И в этот раз он намеренно исказил смысл сказанного братом. — Не могу… В смысле, не могу больше причинять тебе боль, Дин. — Нет, можешь! Давай, Сэм. Скорее, сделай это. Ты должен. — Дин… — Ну же, Сэм! Скорее… Покончим с этим, — он не понимал, почему это Сэмми вдруг воспротивился. После того, что случилось пару часов назад, после тех слов… Внезапно одумался? — Ладно, — младший охотник сделал глубокий вдох. — Готов? — и снова все эмоции он запер под замок, вернув себе прежний нейтральный тон и бесстрастное выражение лица. Дин прикрыл глаза и снова крепко стиснул зубы, в тот момент, когда неприятные ощущения в кулаке усилились. Мгновение сильнейшей боли. Титанье усилие, чтобы сдержать крик. Выдох. — Всё, — Сэм уже бережно прикладывал к руке полотенце со льдом, но Дин по-прежнему держал глаза закрытыми. — Я всё же закончу с твоей грудью, ладно? — и в ответ он получил лишь слабый кивок. Конечно, Дин позволил себя перевязать, ведь сам бы он ни за что не справился. — Я не знал, что ты ненавидишь меня, Сэмми, — когда с перевязкой было кончено, а холодное полотенце уже покоилось на голове больного, эти слова вырвались сами собой. Дин не хотел произносить ничего подобного. Видимо, за него это сделала обида. — Дин… Тебе больно, я понимаю. Но не стоит говорить так. Точнее… Не верь в эти слова, это не правда. — Нет. Я жалок, всё верно, — бледных губ Дина коснулась вымученная ухмылка. Складывалось такое впечатление, будто он не слышал вовсе, что только что сказал ему брат. — Дин… — в голосе Сэма появился укор. — Но я тебя не виню, — всё так же тихо, немного хрипло, с болью в дрожащем голосе. — Дин! — когда он никак не реагировал на брата, Сэм крепче сжал его руку. — Чувак, да послушай меня! Я тогда себе не принадлежал, понимаешь? Я не мог взять ситуацию под контроль. И те слова — не мои. — Но они же как-то появились в твоей голове… Элликот просто вытянул твой гнев и ненависть наружу. Я не знал, что… — Дин был опустошён и измучен болью. Вместо того чтобы продолжить, он глубоко вздохнул. — Так, ладно. Да, Дин, я часто на тебя злюсь. Ты — тоже. Конечно, иногда мы раздражаем друг друга разными мелочами, так бывает, это абсолютно нормально… Но когда Элликот меня отравил, эти мелочи выросли для меня до чего-то необъятного, а раздражение превратилось в ярость. Я не смог остановить этот процесс, — Сэм смотрел в глаза брата и всё ещё видел в них недоверие. — Помнишь ту охоту в Монтане? Когда мне было шестнадцать. Я порезался и мы решили, что в этом нет ничего страшного, но потом я тогда чуть не умер от заражения крови. Помнишь? Какая-то мелкая царапина чуть не свела меня в могилу. Сейчас с нами произошло практически то же самое: всё незначительное, что меня раздражало, превратилось в яд и разрослось до невероятных размеров. На это повлияло что-то извне, не по моей вине. Дин смотрел на брата с прежним недоверием, в полной мере понимая, что значит выражение «Словом можно убить». — Сэм… — Мне очень жаль, Дин. Прости меня за то, что я сделал, прости меня за мои слова. Они причинили тебе немало боли, прости… Я никогда не считал тебя слабаком или что-то ещё в этом роде… — Сэм… — Нет, дай мне закончить. Послушай меня разок для разнообразия. Я не хотел этого, слышишь? Я не хотел в тебя стрелять, не хотел причинять тебе боль и говорить то, что сказал, — но на этих словах Сэм остановился. Краска отлила от его лица, а глаза расширились от ужаса. Кажется, в этот момент он, наконец, полностью осознал, что произошло. Истина навалилась на его плечи многотонным грузом, и его глаза стали жечь непрошенные слёзы. — Боже, Дин… — его голос сорвался на шёпот. — Я выстрелил в тебя. Нажимал на курок… И сказал все эти ужасные вещи, — он сделал паузу, чтобы перевести дыхание. — Это был не я. Я не ненавижу тебя. Я не ненавижу тебя, слышишь? — Не ненавидишь? — наивно, как ребёнок, переспросил Дин, заглядывая брату в глаза. — Чувак, как ты вообще мог подумать, что это правда?! Ты ведь мой брат… Я не знаю, как мне ещё достучаться до тебя. Что мне ещё сказать, чтобы ты мне поверил? Я не могу вернуть те слова обратно, не могу отмотать время назад, чтобы стереть с тебя раны, которые сам же и нанёс, но мне очень жаль, что всё так вышло. Прости… Но я знаю, что мы преодолеем это. Пройдём через эту трудность вместе. После этих слов, Дин, наконец, всё понял. Он поверил брату. Сэм прав, они обязательно всё преодолеют вместе. Вместе, и это единственное, что сейчас имело значение. Вместе. Это всегда было, остаётся и будет для них самым важным. — Да, Сэмми, ты прав, — Дин в ответ сжал руку младшего брата. — Вместе.