***
Помочь им, нет, помочь ему Скарлет всегда соглашалась. В сутках так много часов. И для своих собственных дел всегда время останется, не убегут никуда. А усталость…с ней тоже можно бороться. Правда, с каждым разом все труднее. Очередной вечер плавно перетекал в ночь, и Эрза была готова рассмеяться в лицо тому, кто скажет, что она сильная. Сейчас она не чувствовала ничего, кроме болезненной жалости, что он все-таки пришел сам, не прислал Уртию. Ведь радость, всколыхнувшаяся в сердце при виде родного лица, исчезла. И уже неделю не возвращалась. Алая прядка упала на лицо, загораживая обзор, но Эрза не торопилась ее убирать. Все равно отчеты, оставленные мастером, пересмотрены уже не раз и не два. Она могла бы выучить их все наизусть, если бы вообще вчитывалась в ровные строчки. Люди постепенно тянулись к выходу, разбредаясь по домам. Идущая последней Мираджейн даже не попыталась сделать вид, что верит во внезапно всколыхнувшийся интерес к бумажной работе. Просто понимающе улыбнулась, отдала ключи от входной двери и ушла – только негромко простучали каблучки. Эрза осталась одна. Почти. Лаксас вообще не старался изобразить, будто занят чем-то важным, но на втором этаже просто некому было за ним наблюдать. А Скарлет совсем не собиралась к нему подниматься, даже обещала себе, что на этот раз точно не станет. Будет бумаги разбирать. И даже поймет, что в них написано, если очень постарается, хоть мысли блуждали где-то далеко. Он спустился сам, и, подкравшись со спины, небрежно смахнул со щеки растрепавшиеся пряди. Не для того, чтобы она смогла хоть что-нибудь прочесть. Просто иначе до плеча губами не дотянуться. Эрза не стала с ним здороваться, сразу залезла в карман в поисках наушников, из которых в любое время дня и ночи звучал рок-н-ролл старой школы. Это же лучше, чем напрасные разговоры. Особенно если боишься услышать что-то такое, на что неизбежно придется сказать в ответ: «Я ведь тебя совсем не люблю». Он же может развернуться и уйти, оставив ее наедине с редкими моментами радости, появляющейся вслед за магом с синими волосами и исчезающей вместе с ним. Пусть лучше гитарные аккорды украдут у нее возможность его услышать, а самой и вовсе говорить не хочется, даже правду. Кому нужна эта правда, если Лаксас не отстраняется, когда ей хочется его поцеловать? Таких тонкостей ее внутреннего мира Дреяр не понимал, но возражать никогда не пробовал. Только забавно хмурился, пытаясь стянуть с нее водолазку. И, должно быть, обещал себе купить другие наушники, не такие массивные. Чтобы не цеплялись. Эрза с улыбкой наблюдала за ним сквозь полуприкрытые веки и даже не думала помогать. Сам справится. Совесть тоже словно дала обет молчания. Должно быть, собралась вся на кончиках ногтей и была расцарапана о его спину. В клочья. Или не смогла пробиться сквозь музыку, никогда не иссякающую в наушниках. Рок-н-ролл ведь такой, ничего неважного не пропустит туда, где только она и Лаксас.***
Все хорошее однажды кончается. Так и за вечером наедине неизбежно следовала дорога домой. Эрза же запросто могла засидеться допоздна, но если бы совсем не пришла – соседки начали бы беспокоиться, искать или предположения строить, одно хуже другого. Музыка так и не смолкла, продолжала звучать где-то внутри. Уже не нуждаясь в такой никчемной мелочи, как провода, она могла бы играть для нее вечно. И вызывала желание снять туфли и помчаться босиком по опустевшим улицам, старательно выискивая в темноте какого-нибудь припозднившегося прохожего. Чтобы подарить улыбку. А встретив подходящего незнакомца у самых ворот общежития, она почувствовала, как улыбка проваливается куда-то в глубину его привычных к ее ласковому вниманию зеленых глаз. Слышала, как лихорадочно бьется в груди барабан-сердце и скребутся на душе когтями кошки необычного синего окраса. И в этой какофонии звуков в ушах медленно стихал рок-н-ролл старой школы. Радость, всегда появляющаяся при виде Джеллала, успешно вышвырнула прочь пронзительно-электрическое счастье, но казалась на его фоне совсем жалкой и потрепанной. И появился он настолько не ко времени, что Эрза даже забыла расстроиться, попрощавшись у порога. Только бежать босиком, прыгая через ступеньки, и дарить всем встречным улыбки ей больше не хотелось. Совсем ничего не хотелось.***
Первыми она заметила наушники, лежащие на краю стола. И удивилась: находиться здесь они определенно не могли. Лаксас же вписался в кресло столь гармонично, словно всегда в нем и сидел, а не зашел в первый раз, умудрившись еще и обогнать ее по дороге. За такой подвиг не грех и на шее у него повиснуть – даже у строгой Титании бывают минуты слабости.***
А Джеллал всегда подолгу стоял под окнами, глядя, как в ее комнате танцуют тени. И Эрза знала об этой его привычке, просто устала из-за нее волноваться. Чувство вины немного покусывало, уверяя, что это, по крайней мере, жестоко по отношению к нему. Но потери она не ощущала: льющийся из наушников рок-н-ролл старой школы ей просто не позволял.