~оОо~
Шерлок остался лежать в больнице. И нет, не потому что он этого хотел, или потому что его настолько заинтересовал его лечащий врач-тире-хирург-тире-глава отделения и прочее-прочее, нет. Точнее, не совсем. Джон Уотсон действительно его заинтересовал, но не настолько, чтобы оставаться еще на неделю на капельнице в четырех белоснежных стенах. Ему это очень сильно напоминало те заведения, куда его засовывал Майкрофт после очередной подростковой одержимости определенными препаратами. Нет. Этот… Человек… Просто приковал его наручниками к постели! Когда его голос гипнотизировал Шерлока, когда тот практически лежал на нем… Он приковал обе его руки к поручням койки! И заметил это Шерлок только после его ухода! Джонатан, который пришел навестить Шерлока на следующее утро, долго смеялся над ним и сказал, что отправит своему тезке огромный букет цветов, так как они, оказывается, поспорили, сможет ли хирург его оставить в больнице! Неслыханно! Неутолимая жажда действия бурлила в нем, заставляя ворочаться и пытаться выскользнуть из оков, но ничего не выходило. И откуда у него настоящие наручники с жесткой системой крепления, в которых руку не вывернешь?.. Стены больницы, наполненные запахом антисептика, казались ему какими-то ограничивающими, сдерживающими его привычную свободу передвижения. С каждым вдохом этого пропитанного лекарствами воздуха он чувствовал, как потихоньку начинает сходить с ума. У него и так не вышло воспользоваться своим мозгом прошлой ночью, а тут еще и это! Чтобы отвлечься, Холмс окунулся в свои чертоги, пытаясь в более спокойной обстановке проанализировать хирурга. Снова перед его взором пронеслась вчерашняя сцена. Светловолосый мужчина встал перед его кушеткой, будто действительно сейчас находился прямо здесь. Расслабленная поза, сложенные на животе руки, наклоненная к левому плечу голова, легкая улыбка и крайне участливые глаза доброго доктора за стеклами очков — именно таким перед ним предстал Джон Уотсон, до того, как они начали разговор. А теперь можно приступить к анализу. Солнце освещало мужчину перед ним иначе, нежели два ночных источника света ночью — луны из окна, и лампы из коридора через стеклянные двери в палату. Лицо ухоженное, но бледное. Синяков под глазами нет, но чуть опухшие веки говорят об отсутствии сна более двадцати часов, но менее тридцати шести. Воротник под высоко поднятым подбородком отглажен и явно надет недавно. При носке такого кроя рубашки он мнется через часа четыре, а следовательно, для того, чтобы выглядеть идеально, Джон Уотсон переодевается достаточно часто, скорее всего, после каждой операции, что логично. Значит работает с обширными и сложными ранениями, часто грязными и кровавыми. Руки, которые тот держал перед собой, недавно были смазаны кремом. Сложные операции требуют длительного ношения перчаток с тальком, что сильно сушит кожу, поэтому использование кремов после такой деятельности логично. Но Джон не просто за руками ухаживает. Обычно мужчины различных профессий не следят за своими руками, что сразу же выдает в них их деятельность. Различные мозоли, раны и прочее. По этим рукам не понятно ничего. Мозолей нет, ран нет. Один небольшой тонкий шрам с тыльной стороны ладони, но это может быть и скальпель, и нож, и пуля. Да и ухожены не только руки, но и пальцы с ногтями. Следов покрытия лаком нет, но поверхность ногтя отшлифована на расстоянии в пару миллиметров от кутикулы — ходит на маникюр к специалисту, но был там в последний раз около двух недель назад. А там могут и мозоли убрать и следы любой деятельности. Так как одежда была новая, отстиранная и отглаженная, Шерлок не мог увидеть никаких следов, которые оставляет домашняя деятельность мужчины — ни шерсть возможных домашних питомцев, ни пятен от недавнего обеда. Складок даже нет. А это значит, что он или гладит одежду здесь, что маловероятно, или ездит на работу на машине, так как одежда явно была не сложена, а привезена сюда на плечиках в чехле. С его должностью это вряд ли такси, так что-либо у него есть личный водитель, либо… Холмс посмотрел на его обувь. Черные кожаные туфли. Не новые, но ухоженные. Чистая подошва. Значит сменная и понять, что происходит с этим человеком за пределами больницы — нельзя. Не с нынешними данными. Ладно, если не получается проанализировать природу данных, Шерлок решил узнать причину их появления. Перед глазами все будто отмоталось назад. И вчерашняя сцена стала воспроизводиться заново, будто на кинопленке. Сначала вошел хирург. Он заговорил первым — заметил притворство детектива. Ладно, это впечатляет, но не сильно удивляет. Глава хирургии не дослужился бы в этой больнице до этой должности, если бы не умел читать язык тела людей. Да и учитывая то, что Холмса отправили именно сюда, а не в ближайшую от перестрелки больницу, говорит о том, что его брат доверяет больше здешним специалистам, что тоже многое значит. Человек знает себе цену и выглядит именно так, как хочет, чтобы его видели другие — успешным, идеальным хирургом. Такое впечатление он произвел, но стоило Шерлоку заметить, что тот не доктор и не хирург, как он тут же показал невероятное умение по управлению эмоциями. Для докторов, а в особенности, хирургов очень важно держать свои эмоции в узде, но Джон их просто… Переключил. Как выключатель. Или удалил, как это делает Холмс с ненужной информацией — потому что после этого детектив ни разу не увидел перед собой того отзывчивого и сострадательного доктора, волнующегося о пациенте, каким Шерлок увидел в первые секунды Джона при его появлении. Он словно отбросил этот образ за ненужностью, как змея сбрасывает шкуру. Но поворотной точкой стало не это. То, что Холмс озвучил свой вывод по поводу эмоций, конечно, дало результат — но совсем не тот, на какой привык Шерлок за годы своей деятельности. Уотсон не оскалился, не разозлился, не послал его к черту, он… Заинтересовался. Джон чуть расширил глаза и, к сожалению, Шерлок в темноте не видел его зрачков, но был уверен, что те расширились, неосознанно подался вперед всем телом. Явные признаки заинтересованности и любопытства. А еще интонации голоса… Понизившись на полтона ниже, его голос словно стал обволакивать Шерлока, пытаясь словно задобрить и успокоить дикого зверька. Шерлок копался в своих чертогах и не сразу заметил, как дверь палаты открылась и рядом с кушеткой сидел посетитель. — Как тебе отпуск, братец?..~оОо~
Майкрофт принес досье на Джона Уотсона, погодя рассказывая о том, в какой клинике сейчас я нахожусь. Я не был совсем удивлен, учитывая пижонство и современное оборудование больницы, но все равно поморщился, понимая, что брат снова решил покрасоваться своей властью. Меня больше интересовало то, что тут работал такой человек, как Джон Уотсон. Услышав вопрос о моем лечащем враче и почему именно он, Майкрофт странно свернул тему, сообщив только то, что как врачу, он ему доверяет целиком и полностью, тотчас же исчезнув по своим правительственным делам. А уточняющий вопрос о доверии к нему, как к не врачу я задать так и не успел, уткнувшись в досье. Работа в клинике Святого Томаса была очень престижной. Она занимает первое место в рейтинге клиник Великобритании и входит в число лучших всей Европы. В ее состав входят две многопрофильные клиники, осуществляющие новаторские исследования в области здравоохранения. Просто так сюда не попадают. У Джона было хорошее досье. Не идеальное, но хорошее. Обученный изначально на кардиохирурга, Джон был настолько жаден до знаний, что его рвение было вознаграждено очень и очень щедро. Клиника еще с шестнадцатого века служит базой для подготовки медицинских кадров Великобритании и Уотсону повезло проходить интернатуру именно здесь. Его предложение в изменении системы лечения стало шаблоном для аналогичных отделений по всему Соединенному Королевству и благодаря этому его сразу взяли на работу в местное отделение кардиохирургии. А дальше быстрый взлет по карьерной лестнице, парочка судов, которые с блеском были выиграны больницей и в итоге мы видим то, что видим — лучшего хирурга и кардиохирурга Лондона, если не всей Великобритании. Что интересно, клиника специализировалась на инновационных моделях оказания помощи. Поэтому команды, которые были вызваны на операции, были междисциплинарными и не совсем соответствующими общепринятым операционным командам. И Джон это активно поощрял и сам всячески участвовал в таких экспериментах. Суды, которые проводились, были не сколько над самим Джоном, сколько над интернами и рядовыми хирургами под его началом, но так как он был их куратором, все их косяки брал на себя и просил записать не в их, а в его дело. Это было единственное, что очерняло его репутацию. В досье помимо судов был указан еще один примечательный факт — частое посещение борделей и, судя по информации, в борделях были сняты только мальчики. И, если судить по этому факту и отсутствию жены и детей, то Джон был или геем, или бисексуалом. Это, конечно, было понятно еще и по его поведению тем вечером, но учитывая контроль эмоций, это мог делать и натурал свободных взглядов, а тут есть прямое подтверждение его ориентации. Из родственников только сестра, проживающая в Кардиффе и балующаяся алкоголем. Ее история была еще более скучна, чем его, так что там я не стал задерживаться, поподробнее уткнувшись в описание судов. Первый суд был не особо интересным. На тот момент под крыло Джона попала большая группа интернов, среди которых был будущий анестезиолог Энтони Фоккарт. Он в июне позапрошлого года в рамках практики в стоматологическом отделении ввел мужчине наркоз, в результате чего мужчина умер. По факту, пока анестезиолог вводил препарат, у пациента остановилось сердце, а интерн не обратил вовремя внимание на изменившийся цвет кожи пациента и на то, что у того нет сердцебиения. Когда время было упущено, Энтони спохватился и начал проводить реанимационные мероприятия, вызвав скорую. По версии следствия, Фоккарт не провел необходимых обследований перед операцией и из-за этого ввел пациенту слишком высокую дозу пропофола. Сам интерн свою вину не признал и обвинение вписало этот инцидент в дело Уотсона, ответственного за Энтони на протяжении всей интернатуры. В итоге вина ни первого, ни второго так и не была доказана — в январе этого года Скотланд-Ярд завершил расследование из-за истечения срока давности. Родственники претензий не предъявили, а в деле Уотсона не осталось ни пометки от той ситуации. А вот второй суд был поинтереснее. Девять месяцев назад в клинику поступила Анна Камиер — беременная женщина с пулевым ранением в бедро. Пуля не задела ни одной жизненно важной артерии, но застряла в кости, поэтому проводить такую пустяковую операцию отправили интернов под присмотром дежурного хирурга, так как Уотсон в тот момент оперировал пациента с более опасной травмой. К шоку всей руководящей верхушки, пациенка скончалась после операции. Обвинение считает, что проводивший операцию интерн Джерар Паркидж не убедился в полной мере в остановке кровотечения, которое и стало причиной смерти больной. Дежурный же хирург не предвидел такого исхода, хотя мог, имея необходимые квалификации и степень кандидата медицинских наук, считает обвинение. Ворвавшийся тогда в операционную Уотсон так и не смог откачать ни мать, ни ребенка на последнем месяце вынашивания, которого вынули через кесарево, но слишком поздно. Опять же всю вину тогда он взял на себя. Через месяц городской суд вынес оправдательный приговор. Судья не увидел в действиях ни интерна ни хирурга состава преступления. Почему второй суд показался мне интереснее? Потому что именно к этой графе была пометка рукой Майкрофта: Анна Камиер, пострадала третьего января этого года при ограблении Сантандер банка на Тритон-сквер бандой Жукунова. Так вот в чем дело… Как и любому врачу, Джону Уотсону были не чужды сантименты… Не просто погибла женщина, а беременная. Плюс погиб ребенок. На его операционном столе. Руками вверенных ему врачей. Почему-то мне показалось, что это так в стиле хирурга Уотсона — докопаться до виновников смерти матери и ее нерожденного ребенка любыми путями и способами. Вряд ли он винил в этом неокрепшие врачебные умы. Но мои догадки — это не правда в последней инстанции. Мне нужно поговорить об этом с персоналом…