Хризантемы

Впервые он увидел ее в осеннем лесу. Клены роняли на ее черное как ночь кимоно багряную листву. Тогда он еще удивился — какая современная девушка будет гулять по лесу в кимоно с длинным, расшитым шелковыми нитками, оби? Это было как минимум странно. Впрочем, сама она тоже не вписывалась в рамки обычного. Непривычно молчаливая, в их первую встречу она лишь загадочно улыбалась и иногда кивала головой. И букет из сиреневых хризантем, который она держала в руках, качался в такт ее молчаливым улыбкам. Сиреневые хризантемы в тот день, казалось, были везде. На черной ткани ее одежды, в ее руках, волосах и глазах, в которых отражались всполохи солнца и проглядывало нечто, что заставляло смотреть на нее иначе. Когда он уходил, тонкая, аристократически бледная рука легла ему на предплечье. Улыбнувшись, она протянула ему хризантему из букета. Цветок простоял в его квартире довольно долго. Необычайно долго для обычного цветка. Парк возле озера запомнился ему непривычно сильным снегопадом, золотисто-желтой хризантемой на кимоно и ярко-золотым цветком в ее руках. Она ничего не говорила, он ни о чем не спрашивал. Просто было что-то волшебное в этом тихом вечере, в падающем на голову снеге и в ее чернильно-черном наряде с всполохами золотого. Он думал, что в следующий раз встретит ее весной, но она появилась под старой сакурой ровно в Новый Год. Белые хризантемы в ее руках и волосах контрастировали с черным шелком ее одежд. Тогда она впервые заговорила с ним. В ее голосе не было ничего необычного, но он кружил голову словно легкое игристое вино, оставляя после себя легкое послевкусие винограда и аромат хризантем. Ее голос звучал перезвоном колокольчиков и россыпью росы. Голос журчал тихим ручьем и нес его стремительным водопадом. Уютно согревал теплом костра и сжигал в пламени лесного пожара. В ней в принципе не было ничего необычного, кроме кимоно и глаз, которые смотрели на мир с хищным и чуть лукавым лисьим прищуром. Обычное лицо, совершенно обычная фигура. Но она не была обычной, он знал это совершенно точно. Мимо такой девушки никогда не пройдешь на улице. Ты всегда оглянешься ей вслед, чтобы не забыть уже никогда. Ее волосы были странного для него, почти платинового оттенка, но он скорее поверил бы, что завтра рухнет Солнце, чем в то, что цвет волос ненатуральный. Глаза ее, вечно подчеркнутые почти незаметными мимическими морщинками, смотрели на него с легкой насмешкой и безграничной нежностью, ему непонятной. Изогнутые в странной, немного грустной улыбке губы, ярко-алые, словно кровь, текущая в ее и его жилах, так произнесли его имя, словно он был чуть ли не божеством. Леса, рощицы и парки стали местами их встреч. Она, легко смеясь, рассказывала ему обо всем, что знала сама. А он готов был слушать часами. Ее смех творил с ним что-то невероятное. Сердце переворачивалось в груди, чтобы комом встать где-то в горле. Глаза отказывались видеть что-либо кроме ее лица, освещенного изнутри каким-то странным светом. Голос отказывался служить как следует и он мог лишь слушать, кивать и улыбаться. А она влекла его все дальше за собой, в омут ее сверкающих глаз, к серебристой белизне ее волос и черноте одежды. Она всегда была рядом. Всегда прекрасная, с цветами в руках и в кимоно цвета ночи. Он узнал, что белая хризантема означает доверие, а красная — любовь. Когда же она, улыбаясь, сорвала ликорис и сказала, что это цветок богини смерти, он впервые испугался. Испугался, что она исчезнет. С тех пор страх этот не отпускал. Когда она дотрагивалась до его руки, он мечтал, что она вложит свою руку в его ладонь и скажет, что никуда и никогда не уйдет. Когда она ненадолго пропадала из виду, им овладевала паника. Когда они расставались, тяжелая безнадежность и предчувствие беды опускались на него тяжелыми свинцовыми плитами. Однажды она пропала на необычайно долгий срок, а когда вернулась, была пугающе бледна, неразговорчива и устала. Он спросил. Но она не ответила. Однажды он решился ее поцеловать. Это было летом, среди цветущих амарантов*. Ничего подобного с ним раньше не было. Сердце замерло в груди на несколько долгих мгновений, после чего понеслось вскачь. Руки, обхватившие тонкую талию, неожиданно задрожали. Глаза непроизвольно закрылись. Безумно боясь спугнуть возникшую атмосферу полного доверия, он прижался лбом к ее лбу и задал всего один вопрос. Она промолчала. Это было неожиданно больно. Но он решился повторить. Ему никогда не забыть, сколько муки и слез было в ее глазах в тот момент. Больше он ее никогда не видел. Через пятьдесят лет она пришла. Все такая же, в черном кимоно, с красными хризантемами в руках. В ее лисьих глазах танцевала вечность, а в волосах запутался лунный блик. Она повела его за собой по дороге, вдоль которой росли ликорисы и говорила, говорила, говорила. И он снова был молод, а на белый шелк его одежды слетали красные лепестки. И тогда он снова задал ей тот вопрос. Белое тело на черном шелке кимоно, рассыпавшиеся красные хризантемы и опадающие кроваво-красные ликорисы отпечатались в его мозгу настолько ярко, что он, несомненно, никогда этого не забудет. Ее губы были словно хрустальная родниковая вода, а руки оставляли на его теле огненные следы. Глаза, словно два желто-зеленых омута, затягивали его внутрь ледяной бури. Цветы ликориса, вестника богини смерти, замерзали причудливыми ледяными фигурами, чтобы вспыхнуть ярким пламенем лисьего огня. Они долго еще шли вместе по дороге, устланной лепестками красных хризантем, и говорили. Говорили и говорили, обо всем и ни о чем, стремясь наверстать упущенные пятьдесят лет. А потом, когда он понял, что путь подходит к концу, он все же решился задать ей самый страшный вопрос. — Ты все еще не понял? — рассмеялась она. Смех ее царапнул острым коготком органы чувств, отзываясь набатом в голове. — Я лиса, маленькая белая Кицунэ. Прощай, человек. Мне было хорошо с тобой. Я никогда не забуду тебя. И он знал, что это правда. Девятихвостая лиса встретила рассвет в лесу, держа в руках букет сиреневых хризантем и ласково улыбаясь солнцу. — Спасибо тебе, человек. Я ценю твою любовь. И, быстро смахнув белоснежным хвостом одну-единственную слезу, она пошла встречать очередного человека, обреченного на прекрасную, но безнадежную любовь…