Вспоминай, когда наступит Май

Мелодия в ушах, запах апельсинов и сирени вокруг, апрельский вечер, солнце давно опускается за горизонт, покидая город и забирая свой яркий солнечный свет. Небо остывает, земля тоже. Звёзд невозможно увидеть из-за облаков, темнеющих вечером, как и всё остальное. Можно видеть только слабые очертания полумесяца на небе. Лежа в кровати, Джерард слушает музыку через наушники, пока вдруг не понимает, что звук прекратился после последней аудиозаписи ещё пять минут назад. Атмосфера в комнате такая, что он ментально парит в воздухе, противодействуя силе притяжения. Разочарованный, он вздыхает и кладёт плеер и наушники на тумбочку. Атмосфера, словно кипящая вода, испаряется. По мере того, как двигаются стрелки часов на стене напротив, он проваливается в сон, пока неожиданное прикосновение губ не возвращает его обратно. Фрэнк, его парень, которого он считает просто потрясающим, улыбается ему, и его глаза даже не искрятся, они прямо-таки ослепляют искрами. Глаза Джерарда, напротив, усталые и сонные, Фрэнк думает, что он просто невероятно очарователен сейчас, поэтому не сдерживает себя в том, чтобы легко коснуться его губ своими. Они смотрят друг на друга в течение какого-то времени, и это не пять или десять секунд, это гораздо больше. Растворяются во взглядах друг друга, и скоро им кажется, что стрелки на часах замедляются. Год назад ни один из них не любил так катастрофически сильно, как сейчас они любят друг друга. И как они до осточертения хотят друг друга, так и молчат об этом, отказываясь от своего желания. Год назад ни один из них не мог ответить на вопрос: «В чём любовь?» Сейчас они знают. Любовь в сознании, любовь в мыслях, любовь в сердце и любовь в атомах. Они давно сказали о своих чувствах друг к другу. Искренних и честных. И их первый поцелуй тоже был давно. Пальцы Фрэнка тогда были сбиты в кровь гитарными струнами, а пальцы Джерарда были вечно в угольном карандаше, они соприкасались руками, холодными от волнения, и губами, тёплыми от желания. Они давно хотят друг друга. И они до сих пор предают своё желание, каждый ограничивая себя в друг друге. Мысли в голове Джерарда, так похожие на мысли Фрэнка, сменяются с удивительной быстротой. Он думает, что хочет чувствовать Фрэнка всем телом и быть с ним настолько близко, насколько это возможно. Хочет ощущать его каждой своей клеточкой, каждым атомом. Их желания совпадают, но они скрывают истину, оба стараясь избавиться от подобных мыслей. В их прекрасной любви так много ужасного. Ужасные комплексы, ужасная неуверенность в себе, ужасное игнорирование своих желаний и иногда друг друга. — Боже, Джерард, ты так смотришь на меня… О чём ты думаешь? — голос Фрэнка хриплый из-за продолжительного молчания, и Джерард, в общем-то, думает сейчас над тем, какой он восхитительно привлекательный и горячий, а ещё, ох, он не пропускает в свою голову дальнейшие мысли и краснеет, чувствуя, как румянец стремительно расползается по его щекам. Джерард молчит, пытаясь шевелить извилинами, чтобы придумать какой-нибудь адекватный ответ, но вопрос оказывается для него слишком неожиданным, и он теряется, протягивая тихое: — Эм-м-м. На лице Фрэнка появляется хитрая улыбка, значащая то, что он, чёрт возьми, догадался, о чём думает Джерард всё это время! — Джерард? — глаза Фрэнка становятся ещё ярче, а расстояние между ними сокращается, медленно и плавно, — так воздушный шар летит в бесконечных небесах в безветренную погоду. Джерард закусывает губу и, ища взглядом хоть что-нибудь, на что можно смотреть беспричинно, лишь бы только не видеть светящиеся глаза своего парня, растеряно улыбается. — Скажи мне, Джи, — требовательно просит Фрэнк. Все звуки вокруг Джерарда исчезают, оставляя в его голове эту фразу, которая заставляет его краснеть пуще прежнего, и ему вдруг начинает казаться, что он забыл, как дышал до этого момента. Больше, чем Фрэнка, он желает только исчезнуть. В голове совершенно нет места для идеи, что же ответить своему парню, и ему теперь кажется, что голова сейчас просто лопнет от перенапряжения. Он, ровным счётом, ничего не должен говорить Фрэнку. Ни о крайне возбуждающих фантазиях, ни о героях данных представлений. Он думает, что не против сейчас выбить из себя все эти мысли, и, впрочем-то, отчаянно пытается, но у него не выходит, и он рефлекторно облизывает собственные губы, когда задерживается в своём воображении. Фрэнк всё знает. Просто знает, вот и всё. И, на самом деле, он ждёт, когда прозвучат эти слова. Я хочу тебя. Он прямо-таки видит, как двигаются губы Джерарда, когда он произнесёт это. Но стрелка часов движется дальше, а он молчит, безостановочно кусая эти губы, которые не складываются движениями в эти три слова, и которые уже успели немного поалеть. Фрэнк понимает, что его возлюбленный просто не готов. Потому что он истощен нелюбовью к себе сильнее, чем Фрэнк зависим от любви к нему. Фрэнк ловит его взгляд, сплетает их пальцы и, всё ещё неуверенный, произносит: — Джи, я тоже хочу тебя. И, прежде чем Джерард успеет среагировать, он целует его. Осторожно, чтобы не напугать, но настойчиво, давая понять, что он действительно очень сильно любит его. Целует губы, нос и подбородок, целует до тех пор, пока Джерард не начинает улыбаться, прижимая к себе Фрэнка плотнее, чтобы расстояние между ними стало ничтожно маленьким. Фрэнк оттягивает ворот его рубашки, обнажая бледную кожу Джерарда, и, убедившись, что тот не против, целует его с ума сводящую своим великолепием шею, долгое время не в состоянии оторваться от неё, касаясь губами иногда почти невесомо, а иногда — чертовски возбуждающе. Воздух в комнате накаляется для обоих, наслаждение преобладает над мыслями о том, что, может быть, им стоит остановиться, поэтому, совладав с дрожью во всём своём теле, Джерард тянет кромку футболки Фрэнка вверх, давая понять, что останавливаться уже очень и очень поздно. Страх Джерарда не отступает даже тогда, когда их губы принимают цвета спелых гранатов из-за продолжительных поцелуев, коими Фрэнк надеется успокоить его. Глаза их в этот момент такие затуманенные, что им приходится ориентироваться лишь на тактильные чувства. Прикосновения будоражат, все ощущения возрастают вдвое, становясь непреодолимо мучительными из-за недостатка полной близости. Желание переходит границу предела вместе с тем, как уверенность начинает заменять страх, и как раз тогда, когда они оба остаются без одежды. — Джерард, чёрт, ты такой, — произносит сквозь стон Фрэнк, когда их плоти соприкасаются. — Д-да, Фрэнк, ты тоже. Руки Джерарда лежат на спине Фрэнка, он неосознанно гладит её, медленно водя ладонями, а потом запускает свои пальцы, всё такие же перемазанные в угольных карандашах и слегка пахнущие древесиной, в его волосы, притягивая для поцелуя, потому что он, в общем-то, не может придумать ничего лучше. Фрэнк более уверен в своих действиях, поэтому кропотливо целует его грудь, медленно спускаясь поцелуями вниз. Джерард совершенно убеждён давлением Фрэнка в том, что его тело будто бы знает каждый шаг, который сделает через секунду, в то время, когда сам он просто лежит, а его мозг разрывается на две части, одна из которых жаждет продолжения, а другая требует остановиться. Но все эти мысли разом обрываются, стоит Фрэнку только коснуться языком бусин его сосков. С его губ слетает рваный стон, и Фрэнк ухмыляется, облизнувшись. Он рассматривает грудь Джерарда и, оставшись довольным своей работой, оставляет бережный поцелуй в области его сердца, чувствуя губами в момент их касания к коже, как сильно оно бьётся. Почему-то, ему доставляет огромное удовольствие осознание того, что причиной этих красных щек, этих тихих стонов, которые Джерард старается сдерживать, этой кожи, полностью усыпанной поцелуями, и этих неуверенных и неловких действий его парня, является он. Желание питается их чувствами и их ощущениями, возрастая в масштабы неразумного. Пальцы Джерарда всё ещё слегка дрожат, но уже не от страха, а от того, как сильно он хочет сейчас своего парня, когда он проводит ими по ключицам Фрэнка, а позже касается груди. Их голова не кружится от возбуждения или запаха и вида друг друга, но они оба сводят друг друга с ума, когда их припухшие губы встречаются снова. Фрэнк понимает, что последние секунды, которые он ещё себя сдерживает, истекают, когда Джерард, выглядя чертовски великолепно, подаётся бёдрами вверх. — Джи, Господи, — слетает с губ Фрэнка, и Джерард в этот момент буквально может чувствовать, как его тело дрожит. — Джерард, мне нужно тебя… Фрэнк замолкает на последнем слове, и, надо сказать, по правде он боится, что Джерард всё сейчас резко прекратит, но он вдруг кивает, рассеивая сомнения Фрэнка, и разводит ноги шире, зажмуриваясь и отворачивая от него голову, чтобы тот не замечал его неуверенности и красных от смущения щёк. Он, почему-то, не может поверить, что они собираются заняться сексом по-настоящему. Это даже не сон и не фантазии. Это наяву Фрэнк расцеловывает его живот, рождая поцелуями крошечные синяки. — Если бы ты только видел, как ты великолепен сейчас, Джи, — произносит Фрэнк, в очередной раз касаясь губами плеча Джерарда, лицо которого моментально приобретает чрезвычайно розовый оттенок смущения. Фрэнк хочет, чтобы он расслабился, чтобы его тело стало податливым. — Не бойся, — шепчет он, нежно улыбаясь, получая в ответ улыбку Джерарда. Улыбку, которой можно сказать, что всё в порядке, хотя это совершенно не так, потому что сердце его неистово пульсирует, словно жучок, бьющийся о стеклянные стенки банки, желая выбраться на свободу. Когда Фрэнк вводит в Джерарда сразу два пальца и слышит тихий писк, он судорожно начинает целовать грудь возлюбленного, в перерывах шепча на ухо что-то такое, что помогает ему успокоиться, а совсем скоро без смущения просить большего. Вырывающиеся из груди Джерарда стоны становятся для самоконтроля Фрэнка последней каплей. Плавно, с невероятной сложностью, он начинает входить в него, и боль снова даёт Джерарду знать о себе, только теперь она гораздо острее. Фрэнк заполняет его полностью, упиваясь ощущениями наслаждения, которое он испытывает в близости со своим парнем. Но даже такое мощное удовольствие, абсолютно ни с чем несравнимое, не даёт Фрэнку забыть о болезненных ощущениях Джерарда, который тяжело дышит под ним, периодически всхлипывает и задерживает воздух внутри себя, комкая ладонью покрывало под собой. Безотчетно проступившие слёзы Фрэнк собирает с щек Джерарда трепетными поцелуями, не шевелясь ни на миллиметр. — Ты хочешь прекратить? — спрашивает Фрэнк, готовый к тому, что Джерард скажет: «Да», — но тот отрицательно качает головой и для большей убедительности вскидывает бедра, показывая, что он в порядке. Фрэнк вглядывается в свои действия, зная о их влиянии на Джерарда. Особенно в этот момент. Внутри него так невообразимо узко и горячо, что удовольствие, растекаясь по его организму, почти невыносимо для умеренности Фрэнка и его аккуратных движений. Он сдерживает себя, пока не слышит вскрик наслаждения, который издаёт Джерард, грациозно выгибаясь в спине и откидывая голову. Он теряется в лабиринте собственных чувств и ощущений, а Фрэнку кажется, что он только от одного его вида сейчас просто-напросто сойдёт с ума. Они остро реагируют на проникновенную близость друг с другом, не переставая тихо стонать и увлажнять языком собственные губы, пересыхающие от непреодолимого желания и возбуждения. На коже каждого из них выступает пот, силы на исходе, дрожь легко колотит тела. Желание не требует многого. В очередной раз громко вскрикнув, Джерард изливается на свой живот, и, чёрт, он буквально может поклясться, что перед его глазами мерцают полукружия, а внутри взрывается снаряд, благополучно подрывающий его бешено колотящиеся сердце. Джерард сжимается вокруг Фрэнка, и быстро его тело обмякает, становясь совсем послушным. Фрэнк совершает ещё несколько ритмичных и глубоких толчков и извергается в Джерарда. Обессиленные, они лежат в объятьях друг друга. Небо и земля совсем охлаждены, а их разгоряченные тела только начинают остывать. Луна светит ярче, и теперь её отчетливо видно. Небо засыпано звёздами, как грудь Джерарда поцелуями. Наверное, это луна расцеловывает полотно небес. Желание отступает, оставляя обоих парней потрясенными и ещё более влюбленными друг в друга. Фрэнк утыкается носом в плечо Джерарда, а тот, в свою очередь, натягивает на них одеяло. Стоны наслаждения заменяются тишиной, и вскоре они оба засыпают. Они проспят двенадцать часов и проснутся уже в жарком мае. Им нужно только запомнить. Вспоминай, когда наступит май.