Луна Лавгуд и коллекция мозгошмыгов

Прошло три месяца после окончания Войны (про неё так и писали — с большой буквы). Магическая Британия возрождалась. Никогда ещё не игралось такое количество свадеб, как в первые месяцы после победы. Все волшебники словно бы сговорились не вспоминать о пережитом кошмаре. Не было ни долгого траура, ни скорби. Как бы ни тосковали маги по своим родным, как бы ни болело каждое отдельное сердце, внешне Англия ликовала и праздновала. Портреты Гарри Поттера висели повсюду; всех без исключения мальчиков, рождавшихся в это время, называли Гарри, это имя стало самым популярным в стране. Газеты, словно сговорившись, писали исключительно о хорошем — о новом Министре Магии, Кингсли Бруствере, о новом директоре Школы Чародейства и Волшебства — Минерве МакГонагалл, о праздниках, о судьбах героев войны. Только иногда выходили некрологи или посмертные благодарности. Ни слова даже в «Ежедневном Пророке» не было об арестах Пожирателей Смерти, о закрытых судебных процессах и о сотнях смертных казней. Новое правительство не решилось снова обратиться за помощью к дементорам, и Азкабан прекратил своё существование. Временно для заключённых приспособили Нурменгард, а смертные приговоры приводили в исполнение в особом отделе Аврората. Вечером десятого июля Гарри Поттер, во всех отношениях необычный и исключительный мальчик, сидел в пабе на окраине магического Лондона, натянув на голову капюшон, пил пиво. Не сливочное, обычное, на редкость мерзкое на вкус. В пабе стояла тишина, бармен задумчиво протирал стаканы, посетителей, за исключением самого Гарри, не было. В последнее время он полюбил это место. Бармен-сквиб, возможно, и узнавал в постоянном клиенте национального героя, но не афишировал это. Три раза в неделю Гарри приходил сюда, клал на стойку галлеон, бармен наливал ему пива и желал хорошего вечера. Дальнейшее общение сводилось к тому, что, как только пиво в бокале заканчивалось, бармен подливал свежего. А заканчивалось пиво быстро. Несмотря на отвратительный вкус и ещё более мерзкий запах, оно помогало успокоиться и расслабиться. В этом была основная проблема Гарри — он не мог расслабиться. Ни в горячей ванне, ни в постели с любимой девушкой, ни на метле. Ему казалось, что каждая клетка его тела постоянно напряжена. Он сутки напролёт был готов отражать опасность и уворачиваться от заклинаний, но никто не нападал. Волдеморт был повержен, его приспешники заперты в тюрьмах или казнены, на улицах стало безопасно, а всё существо Гарри жаждало действия. К третьему-четвёртому бокалу пива, по крайней мере, приходила лёгкая истома, проходила вечная боль в мышцах, глаза начинали закрываться. Только после посещения паба он мог нормально заснуть, а не провалиться в беспокойный прерывистый сон, залитый зелёным светом Авады и пустыми взглядами погибших. Друзья видели, что с Гарри что-то не так, но не могли ничем помочь. Джинни старалась быть мягкой, заботливой, но ей и самой было непросто. Казалось, лучше всех понимает его Луна, милая и немного сумасшедшая Луна, вечно подмечавшая самые невероятные вещи. Она несколько раз пыталась поговорить с ним, но Гарри уходил от прямых вопросов. Он не хотел ни с кем обсуждать свои проблемы. Он просто хотел избавиться от них. В одиночку. Сегодняшний вечер оказался для него особенно тяжёлым — он принял решение вернуться в Хогвартс на седьмой курс и теперь катастрофически жалел об этом. Идея доучиться принадлежала не столько ему, сколько Гермионе, и ведь сначала он живо поддержал её. В конце-концов, разве нормальная мирная жизнь не была основной целью в их войне? И разве учеба, вечерние посиделки с друзьями, баллы, отработки и квиддич не лучшее воплощение мирной жизни? Но к вечеру, уже после того, как сова (Гермионы, не его) унесла в школу просьбу о зачислении на седьмой курс, он начал жалеть об этом. Мысль о том, чтобы вернуться в некогда родной и любимый, а теперь запятнанный кровью замок, страшила. Он не был уверен, что сможет спокойно ходить по коридорам, не оборачиваясь на каждый шорох и не бросаясь заклинаниями в каждую тень. К сожалению, отступать было поздно — решение уже принято. Допив третий бокал пива, Гарри Поттер встал из-за стойки, кивнул бармену и вышел на тёмную улицу. Ветер тут же попытался сдёрнуть с него капюшон, но Гарри не позволил этому произойти. Крепче сжав в кармане волшебную палочку, он зашагал по дороге. Вокруг было пустынно, как и всегда в этом районе. Мимо прошмыгнула бродячая собака. Гарри дёрнулся и оглушил её. Осмотрел: дворняга не могла пошевелиться, но в глазах плескался тихий ужас; убедился, что это просто псина, а не анимаг, отпустил и выдохнул. Это то и было сложнее всего — поверить, что всё закончилось, перестать защищать свою жизнь. Не раз он вспоминал «постоянную бдительность» покойного Грюма — сейчас он как никогда понимал старого аврора, который разгромил полквартала из-за зачарованных мусорных баков. Улица заворачивала за угол, и слева в переулке Гарри заметил какое-то движение. Послышался короткий резкий всхлип или оборвавшийся крик. Гарри прошептал дезиллюминационное заклинание и медленно пошёл в переулок. Через два десятка шагов до него стали долетать обрывки разговора. — … ждать. Используй Круцио, и дело с… — … выдадим. Знаешь… отслеживают непростительные. Я не хочу бегать от… Голоса стали ещё тише, но Гарри услышанного вполне хватило: двое собираются пытать третьего. Его сердце разом стало биться медленней, на языке появился знакомый горьковатый привкус. Адреналин поступил в кровь, и Гарри почувствовал, что оживает. Истома, вызванная спиртным, исчезла без следа, мир стал ярче. Он сделал ещё несколько шагов, чтобы рассмотреть врагов. Оказалось, их было не двое, а трое — все в чёрных мантиях и в капюшонах. Четвёртый лежал на земле чёрным кулем, и Гарри увидел его только тогда, когда один из троих пнул его по рёбрам. — У нас не будет второго шанса, — сказал до сих пор молчавший, — нам нужна информация, причём сейчас. Пытай его. — Круцио. Лежащий на земле задергался в судорогах, но не издал ни звука — видимо, на него наложили Силенцио. Ждать было больше нечего. Пользуясь преимуществом, Гарри оглушил того, кто отдал приказ. Оставшиеся двое заозирались по сторонам. Несколько правее Гарри ударил красный луч. Переместившись ближе к жертве, Гарри послал обезоруживающее заклинание во второго, но, к сожалению, этим себя выдал. Оставшийся на ногах маг отскочил в сторону и наугад выпустил три луча, один из которых едва не достиг цели. Помог, как ни странно, тот, кто лежал на земле. Катнувшись под ноги магу, он на секунду заставил его отвлечься, и Гарри сразу же отправил того в отключку. Короткий бой закончился, и Гарри едва смог сдержаться и не рассмеяться. Он давно не чувствовал себя так хорошо. Неожиданно жизнь показалась ему идеальной, а мир — прекрасным. Движением палочки он связал троих и подошел к четвёртому. Тот лежал на земле, лицом вниз. Гарри перевернул его и уставился в крайне знакомые глаза на грязном, покрытом ссадинами и синяками лице. — Малфой? Можно было не спрашивать. Уж своего школьного врага он не узнать не мог. Правда, Драко Малфой выглядел на редкость отвратительно. Не считая того, что его лицо было разукрашено всевозможными царапинами и следами от ударов, словно он воевал с Гремучей Ивой, так ещё ко всему сильно исхудал. Вместо дорогой мантии его тело прикрывали страшные обноски. — Финита, — сказал Гарри, и Малфой, обретя возможность говорить, заковыристо выругался. — Спасибо, Поттер, — произнёс он, закончив свой трехэтажный матерный оборот. Гарри протянул ему руку и рывком поставил на ноги. Малфой покачнулся и едва не завалился обратно — Гарри едва его поймал, заодно выслушав ещё пару довольно интересных словосочетаний. — Ты стоять можешь? — Нет, — честно ответил Малфой и пояснил, — у меня, похоже, нога сломана. Гарри посадил его на землю и посоветовал не двигаться, а сам пошёл к связанным магам. Заклинание все ещё действовало, и двигаться они не могли. Лица оказались знакомые лишь частично. Двоих он никогда не видел, а третьим оказался Маркус Флинт, некогда капитан сборной Слизерина. Не церемонясь с ними, Гарри обнажил его предплечье и совершенно не удивился, увидев Тёмную Метку. — Экспекто Патронум, — произнёс Гарри и, выпустив из палочки серебряного оленя, продиктовал Кингсли Брустверу: — Кингсли, мне встретились три Пожирателя. Использовали Круциатус. Я их оглушил и связал, — после этого добавил название переулка и отпустил патронуса. Олень исчез, и парень повернулся к Малфою. Тот с трудом дышал и явно чувствовал себя отвратительно. — Знаешь, Малфой, я понятия не имею, зачем это делаю, но я уже во второй раз спасаю твой зад. Малфой ответил что-то невразумительное, поэтому Гарри поднял его на ноги, закинул его руку себе на плечо и аппарировал в свою квартиру. — Не вздумай сдохнуть, — сказал он, укладывая бывшего врага на диван и доставая домашнюю аптечку со множеством зелий и магические бинты. Уже проваливаясь в тяжелый мятежный сон, Малфой пробормотал: — И не надейся.