На заднем сиденье

Предки ненавидят, когда я веду машину и курю. К тому времени, как мне исполняется девятнадцать, я слишком привыкаю слушать их постоянные упрёки и угрозы, якобы они вот-вот заберут у меня машину. Вот и сейчас отец не даёт мне нажать на газ, с силой стискивая в своих руках мою шею. Джесси в короткой юбке на заднем сиденье беззастенчиво закидывает ногу на ногу, ловя на себе строгий, но возбуждённый взгляд моего папаши. Синяки под ее глазом и на предплечье красноречиво говорят о том, что он в очередной раз «поругал» её за посиделки с друзьями в клубе для взрослых. Мачеха смотрит на нас издали и кусает губы, еле находя в себе силы, чтобы не заплакать.  — Если ты приведёшь девчонку позже одиннадцати, тебе не жить. Понял, мелкий говнюк?! Если ты хоть что-то с ней сделаешь… На его гневную реплику я растягиваю губы в привычной «мерзкой ухмылочке», как называет её Джесси, и умудряюсь расположить сигарету так, что горячий пепел от неё попадает прямо на загорелую сморщившуюся руку предка. Он отдёргивает свою руку, и я успеваю поднять стекло — так, чтобы крепкий удар его кулака не пришёлся мне прямо по лицу. Звуконепроницаемые окна дают нам с сестрой — сводной сестрой — возможность посидеть в тишине и понаблюдать за выражением лица мужчины, который, как видно, перечисляет все нецензурные слова, которые стали ему известны за всю его никчёмную жизнь.  — Так и знала, что ничего не выйдет. Хоть какая-то польза от семейных ссор, — бормочет Джесси, но, чтобы подразнить предков, которые не спускают с нас взгляда, обвивает мою шею и легко кусает моё ухо. Закончив терзать его, она томным голосом шепчет: — Верно, братишка?  — Не называй меня так, — я хмурюсь и чувствую напряжение внизу живота. Каждый чёртов раз, когда она пытается меня соблазнить, итог выходит один и тот же. Отец становится ещё злее. Чтобы не попасть под его горячую руку, я как можно скорее нажимаю на педаль газа. С меня достаточно семейных посиделок на сегодня.

***

Субботним вечером в городе редко бывают пробки. Сейчас я легко лавирую между большими фургонами и легковушками, слушая, как Джесси беззаботно напевает под песню из радио. В этой песне подтекстом — впрочем, нет, прямолинейно — каким-то парнем воспеваются лесбиянки. Я знаю, как относится к этому Джесси, поэтому мне становится смешно, но я стараюсь не издавать ни звука, чтобы случайно не стать очередной жертвой вспыльчивости моей сестры.  — Куда мы едем? — девушка забирает сигарету у меня изо рта и делает затяжку. Откашливается.  — К Тине. Она единственная, кто знает обо всём и не осуждает. Поначалу Джесси не отвечает — отводит взгляд, закусывая губу.  — Мы же не будем вечно прятаться?  — Прикинь мозгами, Джесс, — я резко бью по рулю, отчего машина чуть едет в сторону, — не мы выбирали предков. И не мы заставили влюблённую парочку страдать из-за того, что поженили их родителей. Чёрт…  — В любом случае, так не будет всегда, — она ерошит своей рукой мои волосы. Её прикосновения уже не кажутся такими тёплыми. Понимаю, что-то, что под запретом, всегда доставляет больше удовольствия.

***

Тина старше меня на год. Мы дружили с ней с самого детства, и я рассказывал ей всё — даже то, о чём не знали мои родные. Она встречает нас в фартуке с заботливой улыбкой, хотя я прекрасно знаю, что она ужасно готовит, и оделась она так только ради того, чтобы показаться нам ответственной.  — Рада видеть голубков! — как всегда она ехидничает и пропускает нас в дом, оставленный её родителями ей в наследство. Сейчас в нём больше грязи и мусора, чем было когда-либо. Уже через десять минут мы втроём сидим на диване, и Тина достаёт нам по бутылке пива. Сама же она пьёт кофе со льдом и довольно щурится, явно благодарная тому, что мы составляем ей компанию.  — Как они отреагировали? — спрашивает девушка, хотя и так знает ответ. Я не успеваю ответить, и Джесси бросает:  — Как и ожидалось. Я говорила, что это плохая идея.  — Вы правильно поступили, — возражает Тина и делает маленький глоток. Кажется, она пересмотрела фильмов об аристократах, и ей ужасно хочется проявить свою зрелость. — Они сами виноваты в том, что так вышло. Они сами, зная, что вы испытываете друг к другу чувства, решили пожениться. А вам оставалось лишь жить в такой атмосфере. Чувств не предашь.  — Не предашь, — Джесси опускает взгляд на свою бутылку и, в конце концов, словно волна отчаяния накатила на неё, она залпом допивает оставшуюся половину горьковатого на вкус пива и ставит её на стол. Тина странно смотрит на неё и одновременно старается избегать моего взгляда.  — Я в ванную, — бормочет сестра и откидывает волосы назад. Дверь хлопает где-то наверху, и мы с Тиной остаётся наедине.  — Что это с ней? — спрашиваю я, на что Тина посылает в мою сторону отстранённый взгляд.

***

Ночью мне не спится. У Тины ужасно твёрдые кровати и плоские подушки — такие, что, каждый раз, когда я просыпаюсь, у меня ужасно болит спина и трещат кости. На этот раз я просто не могу сосредоточиться на сне. Мысли не покидают голову. В конце концов, голоса Тины и Джесси не утихают до полпервого, и я прислушиваюсь к их ровным мелодичным голосам. Низкий и женственный голос Джесси сводит меня с ума. Не я виноват, что та, которую я люблю, стала моей сводной сестрой. Я вспоминаю её прикосновения сегодня, когда мы ехали в машине, и забываю о том, почему именно мы здесь находимся. Голоса не утихают. Я крадусь в комнату девчонок и прислушиваюсь к голосам за чуть приоткрытой дверью.  — Он хотя бы догадывается? — это Тина. Таким тоном она обычно сообщает мне плохие новости — например, что всё время я ходил с жвачкой, приклеенной к пиджаку, или о прочем.  — Куда уж ему, — Джесси судорожно вдыхает.  — Это не страшно. Не страшно… Голоса, наконец, затихают. Но меня не покидают тревожные мысли. Я чуть приоткрываю дверь — так, чтобы она не издала ни звука, и смотрю в темноту. Постепенно глаза привыкают к черноте, и я различаю на полу две фигуры, укрытые белой простыней. Тина нависает над Джесси. Я вижу её белую кожу и оголённую грудь, рыжие волосы, прикрывающие её лицо. Джесси издаёт тихий протяжный стон, и внезапно я вижу на её губах соблазнительную дьявольскую улыбку — ту самую, которая завлекла меня когда-то не единожды. Эта улыбка обращена ко мне. Она видит меня, но после отводит взгляд. Как будто это её даже не смущает. Они не слышат, как я прикрываю за собой дверь. Зато я отчётливо слышу стоны Джесси и шёпот Тины. Я отчётливо слышу, как она, человек, которого, как мне казалось, я знаю много лет, проводит губами по коже Джесси — моей Джесси, — и посмеивается над тем, какой я глупый и ничего не видящий дурак. Я возвращаюсь в комнату и не могу заснуть всю ночь. Курю, наполняя пространство душащим дымом, и давлюсь своими мыслями. Усмешка Джесси стоит у меня перед глазами.