Роковая традиция

— Моё милое высочество, — говорил Якоб, стоя у трона с подобострастием самого преданного слуги, — весьма рад успехам, какие вы сделать изволили. Отец ваш гордился бы вами. Не мне, смиренному рабу, судить дела той, которой милости возвели меня выше всех заслуг моих, но мои надежды вы оправдываете. Как думаете, моё высочество? Славный и милый праздник дадим мы сегодня! — Об нём только и говорят в столице, — отвечала принцесса, привстав немного с трона. — Думаю, он долгое время занимать будет стоустую молву и захватит себе несколько страниц в истории. — Разве наш главный распорядитель удостоится сохранить его в своих речах… — О которых все столько кричат. — Потому что их никто не понимает. Оба улыбнулись, подхватив с полуслова мысли друг друга; но тут в дверях послышался громкий стук каблуков, и уединение их вмиг было нарушено. — Кто посмел врываться сюда, — воскликнул с сердцем советник, потрясая руками, — не повар ли уж пожаловал с вопросами о пире?.. Чего доброго! Опасения его были напрасны. То сам главный распорядитель, над чьею страстью они насмехались, пробрался в тронный зал с видом судьи, взирающего на того, чьи обвинения по пунктам он зачитывает. Взор его блистал гневом; волосы, казалось, испускали искры по залу, губы подёргивались. Павел прошёл к подножию трона, глубоко поклонился и произнёс суровым голосом: — Ваше высочество! и говорить бы, право, не желал… Все подснежники канули будто в Лету. Оранжерея наша разорена! цветы уничтожены! — Хоть бы один?.. — начала было принцесса, но порыв её прервался пылким посетителем. — Божусь Богом, ваше высочество, чтоб мне в тартарары провалиться, не отыскали… Кому бы это надо, и думать не смею. Что в народе скажут? — А что с садовником? — Дорогой сюда я искал было его… — Куда ж он девался? — Оранжерею разорили, ваше высочество, и он невесть как пропал… — Бездельник! ротозей!.. Знаю уж всё… Гм! подснежники крадут, как яблоки с базара… хотела только сыскать его… Иди ж, Павел, и прошу тебя меж нами эту беседу сохранить. Тот поклонился, сложа руки, и ответствовал голосом глубочайшего смирения: — Будь что будет, ваше высочество! Вы над нами госпожа, а мы ваши рабы. И он тотчас спешил уйти. Принцесса постояла у трона в задумчивости; видно было, что в душе её происходила сильная борьба, и она не могла никак решиться на дело, для неё небывалое. Наконец, усевшись, она обернулась к советнику, точно ища у него защиты, и спросила дрогнувшим голосом: — Что делать буду с Новым Годом?.. В этом её вопросе сказалось сразу всё: и тревога за разрушение традиции, которая уж век прожила, и страх за надежды отца, сейчас ею попранные, и боязнь обнаружить слабость свою перед сборищем гостей и придворных, что будет вечером. Якоб взглянул в глаза юной правительнице и прочёл в них целую ужасную повесть её чувств, какую хотел бы не знать. Собравшись с духом, он с твёрдостью произнёс: — Советую не делать вам ничего, моё высочество… соберите только людей да проводите праздник обыкновенно… А там уж им и объявите: подснежников нет — и Новому Году не бывать. — Это невозможно! — воскликнула Анна, приведённая в ужас смелым выпадом логики своего помощника. — А как посмотреть… — отвечал вкрадчиво советник, склонившись почти к уху девочки, — это ведь традиция, сложенная веками… лучший праздник народа… Я ничего не требую, что могло бы оскорбить чувства моей госпожи; я желал бы только завершения церемонии словами, присущими положению нашему. Посягнуть на уклад её, — тут он махнул значительно рукою в сторону шара, что искрился в своей чаше и радовал взгляд любого, кто смотрел на него, — надо ли вам?.. Что сказал бы ваш отец, как вернулся? — Что бы сказал он? — подхватила та со страхом, будто не слыша жёстких слов собеседника. — Дочь не оправдала надежд его… — проговорил Якоб, зайдя за спинку трона и гладя его незаметно руками. — Ныне выпало вам время показать, что вы достойная наследница Драгоберта II… Ваше высочество! народ ждёт от вас твёрдости, чести, последовательности в словах и делах; докажите же её, подтвердите перед гостями, двором, Богом, что вы её имеете. Ужас прыгал в глазах и в лице принцессы; едва имея силы оправиться от него, она сказала: — Что ж, мы увидим.