Четырнадцатое октября

Командор Легиона разведки прибыл на новую, занятую отрядом лишь пару недель назад, базу. Это была каменная приземистая постройка, очевидно, бывшая раньше крестьянским домом, у болотно-темнеющей рощи вязов и дубов. Мужчина не удержался от того, чтобы не дать мысленно оценку сегодняшнему — такие принято считать знаменательными в жизни — дню. Да, погода на удивление для октября: сырость не сгубила листвы, и деревья стояли живо-оранжевые, красные, охровые, будто к такому цвету их природа и готовила; небо бледное, жёлто-голубоватое, уютное, с белым слепым солнцем. Стоял аромат непрошедшего дождя, и, хотя ему было зябко, Ирвин ничего не надел поверх форменной куртки — такая работа, что привыкаешь к мелким проступкам перед своим здоровьем, принимая задубевшие от скачки без перчаток пальцы и хронически проявляющуюся хриплоту за норму. В эти мгновения, пока он цепким, прагматичным умом подмечал лирику осени, за спиной послышалось шебуршание и взаимные тычки, и что-то лёгкое свалилось на землю. Смит обернулся на звук и увидел такую картину: у деревянной двери базы стоял Ауруо, досадливо и нытически распустив рот, разводя руками перед покрасневшей от, видимо, накопившегося за день раздражения на товарища, Петрой. — По-моему, всяко важнее поприветствовать начальство, чем листочки сортировать. Их же только больше становится, — Боссард слегка подопнул собранную граблями кучу неприлично цветных в сдержанно прозрачной окружающей обстановке листьев. Как по заказу, подтверждая его слова, с дуновением ветра из рощи прилетело кроны ещё на минут двадцать подобной работы. — Отряд Леви!— обобщённо приветствовал Ирвин, наблюдая, как Рал мельтешит с спешно всучённым ей Ауруо, а потому уроненным орудием труда. Последний, не выпрямляясь по струнке перед "начальством", подобно другим разведчикам, а стоя всё так же, скособочившись, смазанно поднёс сжатый кулак к сердцу. — Командор, с приездом на базу,— произнёс он незаконченно, как будто многое хотел добавить, но передумал и кисло оглянулся на Петру. — Командор, мы бы проводили вас... вовнутрь... но-о... у нас есть задание от капрала, — с возрастающей уверенностью, кому же надо подчиняться в первую очередь, бойче заговорила боец Легиона.— Думаю, вас там кто-нибудь встретит... — Благодарю, Рал. Мне не нужно сопровождение, я сам отведу лошадь в стойло и...— тут командор задумчиво почесал щёку, в сотый раз раздумывая над тем, что вызывало у него кучу вопросов касательно своей целесообразности,— и я могу поговорить с вашим капитаном... насчёт этого,— мужчина очертил пальцем окружность в воздухе над собранной кучей листвы. — Не стоит !... Уж замолвите слово...!— до смешного в унисон прозвучали уверенный и исполнительный голос Петры и ворчливо-благодарный Ауруо. Оба тут же вперили глаза друг в друга с брезгливой неприязнью к неизлечимо противоположному мнению, уже забыв про Смита. Тот вернулся к лошади, взял под уздцы и, посматривая на двух вечных спорщиков и прикидывая что-то в уме, повёл животное на задний двор. " Так,— рассуждал он сам с собой,— если эти двое уже двор метут, значит, предыдущие две недели они под надзором Леви вылизывали всё помещение. Чёрт, и смех и грех: кому отдельный отряд доверил ? С его замашками ребята уже со второй комнаты никакие, а должны-то быть всегда наготове... И почему он не поставит Петре кого другого в пару? Дела быстрее пойдут, если не отвлекаться на препирательства... Ну, Леви...",— на неутешительной для подчинённого ноте закончил свои размышления командор разведотряда. Ирвин шёл по ненавязчиво, а точнее по еле-еле освещённым коридорам базы. То с одного, то с другого конца помещения доносились шорохи и глухие голоса, но человек не спешил встречаться главе отряда. Только за эту скупость на свечи хотелось похвалить капрала от всей души: ситуация такова, что уже почти любой предмет обихода на вес золота, а разведку ресурсами не особо жалуют. Под сопровождение подобных насущно-срочных мысленных раскладок мужчина столкнулся наконец с первым обитателем этого места, хотя их должно было быть гораздо больше. Бодро вырулив из-за поворота, Ханджи, однако, прошла шагов пять мимо, прежде чем всё-таки заметила Ирвина и дала задний ход. — Командор !— главный и единственный учёный Легиона даже не потрудилась указать кулаком сердце — свои люди, о формализме давно забыто. — Странно, что никто не сообщил, что вы прибыли,— она картинно оглянулась по сторонам. — Где Леви ? — заметив, что Зоэ на своей волне и не поможет ему разобраться в текущей обстановке, решил прибегнуть к более дельному помощнику Смит. Глаза Ханджи неожиданно страстно загорелись, блик от потухшей свечи прошёлся по стёклам очков. — О, это моя личная победа. Сейчас покажу,— она уважительно махнула рукой, призывыая командора следовать за ней. Пройдя три двери, они остановились у открытой. — Эй, чистоплюй, Ирвин уже здесь, не уделишь минутку времени ? — с залихватской наглостью прокричала она совсем не далеко стоявшему капралу. Мужчина разве что без скрипа повернул голову, показав презрительно-досадливый прищур глаз. — Здоров, Ирвин. Она спятила,— голосом долго терпевшего, но всё же сдавшегося начальника натурально пожаловался Леви. Правда, в своей уникальной грубой манере, отбивавшей всякое желание посочувствовать. — Теперь пусть что угодно говорит, — ничуть не обидевшись, махнула в его сторону Ханджи.— Это, — обвела рукой периметр маленькой продолговатой комнаты, — мой кабинет. Архивы, документы, материалы по гигантам, результаты исследований — всё здесь, — умильно сжав кулачки у лица, забубнила Зоэ. — С ума сошла: больше открытых комнат — больше грязи. Мои люди здесь убираться не будут. Устроишь свинарник — и все документы только лично, только мне в руки, — заранее раздражался из-за перспективы нечистоты в своих владениях капрал. Ирвин слушал их и думал, что, если человек сам себя не накручивает, то любой день в действительности — всегда самый обычный. Вот уже и осенний свет мерк в памяти, и казалось, будто он видел его вчера, а не полчаса назад. — Леви, кстати о твоих людях, — вдруг вспомнив недавнее своё заступничество, строго заговорил командор и сделал акцент на "твоих".— Будь человеком — кончай эксплуатировать ребят, — гораздо тише и неожиданно горячо закончил Смит. — Ты о них не беспокойся, — проигнорировал душевную интонацию Аккерман. — Приучатся к порядку, не издохнут, от этого никому не хуже. Это им работа, чтобы в потолок не наскучило плевать. — Хорошо, — старательно проговорил мужчина, хотя этот нестареющий довод товарища начинал уже подбешивать. Был ещё один аспект для разрешения. — Тогда Рал и Боссард. Раздели их, что ли. Не могут они вдвоём работать, только спорят ни о чём, капитан должен же это понимать, — он попытался надавить на профессиональную гордость, чтобы хоть эту проблему довести до логического решения. — А у них в споре истина рождается, так как-то, — резко обозначил конец обсуждения Леви, развернувшись к комнате лицом и снимая резиновые перчатки. Даже со строгим и властным командором случались подобные провалы: не пытать же подчинённых физически, чтобы те слушались. Капрал снял свою амуницию для уборки и подошёл к Смиту. — Да, ты там хлебни чайку на кухне, а потом тебя дела ждут, — тоном заправского, хоть и фамильярного секретаря оповестил капитан. В дверь вошёл Майк. Сложив ладони друг на друга внизу живота, он держал монументальную стопку папок, скрывавшую его до лба. Немного повыглядывав из-за ноши, мужчина шагнул в кабинет Ханджи и поставил всё на стол. — Вот, — подошедший Аккерман похлопал по разбухшим от чернил страницам. — Мы для центра всё равно что оппозиция, а макулатуру подмахнуть присылают исправно, — даже у сдержанного командора брови поползли вверх: после такой работы, пожалуй, и рука отсохнет. — Тут в каждой папке по два автографа надо, — заметив опасение на лице Ирвина, флегматично пояснил Захариус и скрупулёзно пересчитал бумаги по корешкам.— Всего сорок подписей. Смит собранно кивнул и взял документацию, не заметив в других рьяного желания помочь с её переноской до его комнаты в другом конце дома. Снова идя по коридору, мужчина с вялой тоской отметил, что успело потухнуть ещё много свечей — наверное, от передвижения людей. Проходя, он заметил через полуоткрытую дверь Эрда, качавшего пресс и не обратившего ни малейшего внимания на тяжелые звуки военной обуви. Зайдя в свою каморку, — иначе не назовешь, так как на постоянное пребывание ещё одного человека не рассчитывали, и командору досталось что осталось, — поставил папки и зажег свечу, накрытую плафоном. На какое-то время Ирвин застыл, скрестив руки на груди. Надо было поработать, сорок росчерков — совсем не много, но... Как-то тошно и бессильно воспринималась эта необходимость, эта данность, что, кроме работы, ничего не будет. Хотелось видеть и слышать человека, хотя бы сегодня... Но у всех здесь свои обязанности и заботы, к которым их командор не имеет никакого отношения. И вообще — сегодня и правда самый обычный, гнусный, дарящий надежду солнцем и топчащий её отсветом лампы на листе бумаги день. Нетерпимо к собственной подавленности встряхнув головой, Смит медленно и внимательно отсортировал документы по одному ему известному принципу, ускоряющему процесс работы с ними в два раза. Он сам не понимал, для каких целей освобождает время, просто работать оперативно и результативно стало уже привычкой. Вычитывая те пункты, под которыми подписывается, Ирвин услышал за дверью короткий смешок, а за ним надрывно-сдержанный — судя по голосам, Гюнтер и Эрд. Свет в комнате потускнел, — наверное, пламя свечи всколыхнулось, — однако со временем светлее так и не стало. Командор уже решил для себя, что потерял слишком много человеческого, чтобы просить человечности в ответ, и всё же чувствовал разрастающееся одиночество, чёрным дымом сигнальных ракет проникающее в душу, сердце, разум. Да, в этом месте, где за каждой стеной кто-то сидит, Смит ощущал всю беспросветность мучительных скитаний сегодняшнего дня. По мере уменьшения стопки бумаг становилось всё более тошно, невыносимо думать о следующей минуте. Закончит дела и... И всё. Ляжет пораньше, проспится, по утру решит кое-какие стратегически важные, но мелкие вопросы с Леви и что есть духу в город. Глупое человеческое сердце привычно трепетать в такой день, ожидая незаслуженных радостей и нежданных подарков судьбы. Но такими несуразными кажутся теперь размышления об особой погоде середины октября, его по-детски взволнованное состояние утром: ведь Петра и Ауруо так же ссорятся, Ханджи и Леви... также ссорятся, и у других разведчиков в этот день всё по-старому. Вообще, Командор стоит на порядок выше своих подчинённых, да и цели у него сверхчеловеческие, высшие — спасти человечество, победить всех известных и неизвестных врагов, подарив людям свободу, мир и правду. Вот только не эти мысли овладевают осенним вечером светлой головой, и не выше Ирвин кажется себе, а попросту дальше. Дальше: он слишком далеко от тех, кого ценит и — говорить правду, так всю, — любит; этим людям, пожалуй, при всём желании слишком трудно увидеть его, непоколебимого и полного решимости, приносящего человеческие жертвы пока ещё не известным богам, таким, какой он есть, каким был много лет назад. Что будет завтра ? Опять битва — с собой, с титанами, с отживающими свой век личными принципами; опять грязный, долгий, добивающий день и снова одиночество и душевная скупость, от которых взрослый здоровый мужчина вот-вот полезет на стенку или с ума сойдёт. Достав записную книжку и нечаянно увидя проставленную дату, командор уже с трудом верил, что и правда существует такой день — четырнадцатое октября. Человек бессилен перед страстью и голодом. Поэтому, досидев в своей "кают-компании" до семи часов, поглядывая на поглощяемые сумерками просторы через квадратное высокое окошко, Ирвин принял решение выбраться на кухню пораньше, замешать себе что-нибудь более-менее съедобное, отужинать в своей комнате, один, и завалиться спать неприлично рано — часов в девять, лишь бы окончить этот вечер поскорее. Не спеша, как будто бесцельно идя по коридорам, он отметил, что свечи заново зажигали, на этот раз не скупясь. У поворота к кухне Смит почувствовал сильный запах полукопченой колбасы и услышал мерный стук ножа о доску. Ладно, главное попроворнее управиться с приготовлением ужина, не помешав никому и не пустившись в тягостные размышления. Не успев опустить руку на ручку двери, Ирвин почувствовал, что та отходит вглубь помещения, и увидел выросшего перед ним Майка, который изучающе и как-то тупо глядел на своего командира. Выпрямившись, Смит стал ждать, когда Захариус пропустит его, но тот стоял недвижимо, широкой фигурой заслоняя весь дверной проем. — Майк, в самом деле, отойди же, — удивлённо нахмурился Ирвин и хотел аккуратно отодвинуть задумчиво капитана, когда, отреагировав на быстрое шиканье позади, главный нюхач разведки сам отступил за дверь в сторону. Таким образом, глава Легиона незаметно для себя резко шагнул на кухню в освободившееся пространство, успев заметить беспокойно сияющие глаза Петры, оценивающе ожидание во взгляде капрала и... — П-поздраляем ! — недружно сорвалось с губ его людей, раскатисто громыхнув в тесной комнатке. — С днём рождения командора ! — громче других вырвались вперёд голоса отряда Леви. Вперив взгляд в невероятное, что творилось здесь и сейчас, мужчина сглотнул, пытаясь отогнать подступающее нечто, уже сейчас мешавшее видеть поздравлявших ясно и слышать каждое их слово. Все они что-то говорили, усаживая командора во главу стола, и улыбались. Только сейчас он увидел: полукопченая колбаса на тарелке, немного сыра, несколько самодельных и оттого крайне многосоставных салатов в коричневых пиалках, невесть откуда добытые в такой глуши бокалы. Внезапно бойцы заметили смятение и непонимание на лице именинника и встревоженно переглянулись. — К-командор, — мягко, но уже неуверенно произнесла Петра, — это мы... то есть, нам капитан Леви сказал, а мы сами решили... — она с запальчивой досадой опустила глаза, ожидая выговора за нерабочую обстановку и дерзкую выходку. — Это она всё с ног на голову перевернула, — указав большим пальцем, без малейшего стеснения перевёл стрелки на Зоэ тот самый капитан. — Я — просто сказал, — гордо прикусил губу, вспоминая свою недавнюю оплошность: распустил язык в личной беседе с Рал и проболтался об этом дне. Он, Петра, Ауруо расположились по правую руку от командора; Гюнтер — напротив; учёный, Майк и Эрд по левую руку. Ирвин сперва не вслушивался в их речи, но, вдруг уловив виноватое настроение, сделал резкий жест рукой к прекращению оправданий и мотнул головой. — Нет. Всё не так. То, что вы сделали... это прекрасно, — пожалуй, такого сосредоточенного внимания он не удостаивался со времени выступления перед кадетами на плацу. — Кто бы ни был "виной" этому вечеру, я, кхм... спасибо, — Ирвин поднял на присутствующих светлые глаза, в которых мелькнула нежданная нежность и признательность им всем. Леви удивлённо приподнял прямые линии тонких бровей, не поняв, как расценить этот странный, непривычный блеск в глазах друга. — Ну, раз ты сегодня не казнишь, может, отпразднуем наконец ? — капитан вывел всех из оцепенения и разрядил атмосферу, которая его самого напрягла. Со всех концов стола послышалось радостное возбуждение, практически сразу же прерванное голосом Эрда. — Как праздновать, капрал ? У нас же стол не накрыт, — он обвел товарищей многозначительным взглядом, но встретил только недоумение: вот же салаты, закуски, хлеб...— Ох, — разведчик снисходительно закатил глаза и нагнулся под стул. — Командор, — он тут же грохнул что-то на стол, чем привлёк всеобщее внимание, — вот, лучший. Такой мир ещё до гигантов видел, — ухмыльнулся. Перед Эрдом стояла с высоким горлышком, полустершевшейся этикеткой с витиеватые шрифтом полная бутылка коньяка, такого янтарно-солнечного, что грех было не нахваливать. Смит такого поворота не ожидал и, как остальные, выжидающе уставился на Гина. Аккерман еле слышно хмыкнул, молча прошёл к шкафчику, где обычно хранились сыпучие продукты, и вернулся с широкой короткой бутылкой с плещущейся внутри ещё более насыщенно янтарной жидкостью. — И вот. В кое-чьих закромах откопал. Не факт, что настоящий, может, дрянь какая. Короче, что было, — независимо повёл плечами Леви и сел, втайне надеясь, что сумел затмить коньяк Эрда. Глаза командора заметно округлились, он протянул руку к напитку. — Леви, это же тёмный ром, — сказал с придыханием, даже не читая этикетку. Ханджи сразу же оживилась и нагнулась к столу, снизу бойко заглянув в глаза начальнику. — О, да ты знаток. Леви, а ты что-то угадал в его душе ! —она повернулась к последнему и несдержанно рассмеялась его удачному выбору.Боги, они с командиром так дружны, что он даже его любимый спиртной напиток угадать может! — Прекрати истерику, очкастая, — грубо протянул Леви, натянув маску неудовольствия, чтобы скрыть удовольствие: ещё бы, разве кто знает Ирвина лучше него ? В это время Ауруо неодобрительно покачал головой и вытащил что из-за пазухи, по сложившейся традиции предоставив это на обозрение и оценку. — Ну, а что здесь дамы будут, кто-нибудь подумал ?— он сидел, сжав пальцы на тонком болотно-изумрудном горлышке стройной бутылочки. — Вино красное, полусладкое, — самодовольно пояснил Боссард как будто одной Петре. Девушка не отреагировала на него, но испуганно повернулась к капитану: хотя она уже совершеннолетняя, а потому выпивать не впервой, все-таки трудно было предположить, позволит ли он своей подчиненной такое. Аккерман сидел рядом, скрестив руки на груди, и сразу же ответил на опасливый взгляд разведчицы. — Женщины и алкоголь...— с сомнением произнёс Леви, что прозвучало из его уст ещё и двусмысленно.— Валяйте, сегодня не моя смена. Разве что командор вам запретит, — он мельком, но как-то сложно глянул на мужчину, однако тот его не понял или не захотел понимать. Зоэ с затаенным ожиданием посматривала на собравшихся за столом, наблюдая любопытное замешательство на лице невозмутимого командора, и дождалась конца переглядок Аккермана и Смита. — Ирвин, думаешь, небось, я тебя меньше всех люблю ?! — резко вскочила учёный и в мгновение ока схватила походную сумку в углу комнаты, выудив оттуда обернутую в золотистую с голубым фольгу бутылку. — Может, ещё больше всех, — лихо улыбнулась Ханджи и прочитала название. — "Старый мост". Майк пораженно выдохнул и обернулся на нее. Весь отряд Леви так же посмотрел на Зоэ. — Это очень дорогое белое вино, — пробормотал Петра и, словив общую тишину, спешно добавила.— Я слышала, так о нём отзывались. — Ясно, — раздраженно прервал её Леви. — Правда, четырёхглазая, откуда ты такие подарочки достаешь ? — он угрюмо заметил, как Ирвин внимательно читает надпись на вине. — Умей проигрывать, капитан, — весело и без вызова пресекла расспросы Ханджи. У Аккермана глаза расширились, а зрачки сузились. Он встал из-за стола, она последовала его примеру, оба моментально развернулись к Смиту, сидевшему посередине. — Пей !! — каждый сунул свою бутыль под нос командору. Невозмутимый Ирвин посмотрел на подчинённых и рукой отодвинул предложенные напитки. — Хватит. Мы попробуем всё, что вы достали. Вместе, — он сделал акцент на последнем слове. За разговорами никто не заметил, что уже довольно поздно, а потому сейчас все радостно и активно принялись за праздничный ужин. Эрд и Гюнтер по очереди предлагали Петре то или иное блюдо, до которого она не дотягивалась, и этим жутко злили Ауруо. Девушку же больше волновало наличие по правую руку капрала, чьё отношение к "женщинам и алкоголю" он так и не выяснила, а потому боялась упасть в его глазах, сделав что-то не так. — По-моему, Ирвин, мы тебя спаиваем, — задумчиво произнёс Захариус, тем не менее по-хозяйски откупоривая коньяк и наливая до краёв в бокал. Он любил этот напиток, хотя его запах казался чересчур резким и навязчивым. — Ты пробовала ром ? — обратился к Рал Аккерман, почувствовав её напряжённость этим вечером и разумно связав её с алкогольным вопросом. Разведчица поспешно мотнула головой и поднесла к губам бокал с вином, обхваченный двумя руками. — Нет ! Никогда, только вино, — и с дотошной честностью прибавила. — Четыре раза. — Попробуй, это интересно, — спокойно и неторопливо, чтобы не запугать впечатлительную девушку и показать свой нейтралитет касательно её личного выбора, потянулся к бутылке капитан. Но с посудой на этой базе был напряг, а у неё полная чарка вина. На секунду задумавшись, он протянул руку. — На, из моего отпей. Удивленная Петра медленно приняла его бокал и понюхала ром, прежде чем отпила, тоже аккуратно и с осторожностью непрофессионала, так что можно было сосчитать сделанные ею глотки. Леви подпер кулаком подбородок и, рассеянно наблюдая знакомство человека с новым напитком, удивлялся тому, что налаживает взаимопонимание с подчиненным через такие материи. Девушка не выпила и половины, отставив бокал в сторону. — Спасибо, капрал, но, видимо, ром — не моё. Я, вообще-то... я не люблю алкоголь. Он делает меня рассредоточенной и озлобляет, — наращивая уверенность в голосе, призналась Рал. К ним повернулся Ауруо. — Она пьёт только после тостов, — сказал мужчина, как будто презрительно к незнанию капитана изогнув губы. — Ну, и на похоронах, само собой,— после этих слов Петра отрешенно и смиренно опустила глаза. Чтобы не выдать всколыхнувшегося глубоко внутри раздражения к Боссарду, Леви сделал вид, что удивился его наивным объяснениям, и для этого поднял брови. " Девочка, — с горькой усмешкой думал капитан, — солдат не просто может, он — обязан пить. Даже женщина. Нет такого среди нас, кто не попытался бы заглушить прожигающий монолог души кислым или "горькой", "— мужчина слегка покачал головой, вспоминая себя таким, каким его ужаснулись бы увидеть даже его люди: потерянным, хмельным, окруженным давящим амбре раздавленных ягод, когда и крепкая рука Ирвина не с первого раза могла вытрясти из него дурман... Тут он заметил отошедшую за кувшином с водой Ханджи и, наскоро отмазавшись перед ребятами, быстро подошел к ней. — И ? — его глаза скептически сузились. — Где ты это вино дорогущее надыбала ? Неужто и правда в Ирвина втюрилась и последних кровных для него не пожалела...? — с здорово разыгрываемой верой в такую догадку наседал Аккерман. Зоэ встревоженно глянула на друга. — Нет. По-настоящему, знаешь, я сама немного в шоке... Это Доук прислал, — Леви отпрянул от неожиданности, испустив отрывистое "Ох!", и спешно оглянулся на ещё не початую бутылку. — Эй, а ты хоть подумала, что оно может быть отравлено ?— настороженно блеснули тёмные глаза. — Кто его знает, этого чёрта из полиции, что он творит, — недовольно пробурчал мужчина: значит, подарок Нила превзошел его ром. Ясно. Понятно. Вовсе не обидно. — Отравлено — навряд ли, — уверенно отсекла такую возможность учёный. — Этот Чёрт, как ты его именуешь, сам прискакал сегодня утром. Сам, Леви ! Где это видано, чтобы высокопоставленные шефы полиции покидали уютные стены ? Хотя... чтобы отравить командора разведки, который правительству как кость в горле, можно и на спецзадание выехать...— прагматично принялась опровергать себя же Ханджи, ибо котелок варил, но скоро остановилась.— Ну, в общем, не отравлено оно. По-моему, они с Ирвином просто были друзьями раньше. Ещё он сказал вручить вино "этому ненормальному" со всеми почестями, но не называть его как дарителя, — тут капрал, якобы потеряв интерес, хмыкнул, мол, не будем отказывать ему в этом пожелании, и вернулся на своё место. Смит, сидевший для виновника праздника тихо и незаметно всё это время, поднялся с бокалом в руке. — Друзья, — едва слышно в общем шуме произнёс командор, но каждый его услышал, и продолжил он уже в абсолютной тишине.— Вы... — мужчина зажмурился и сжал переносицу. Какое-то время он оставался в таком положении, но вскоре отнял руку, и открывшиеся глаза засветились столь привычной непроницаемостью и непоколебимостью.— Этот обычный по сути своей день я должен был провести один,— говоря, Ирвин медленно обводил взглядом товарищей.— Я не достоин вашего ко мне отношения, и не переубедить меня никому. Я не верю в себя, зато я верю в вас. За моих разведчиков !— с этими словами бокал был призывно поднят, и все потянулись через стол чокаться, разнося в воздухе глуховатый звон толстого стекла. Близилась полночь. Белая с синими стеклянными пятнами луна стояла высоко, перемежаясь временами со скорыми облаками: ночью на открытой местности дул сильный ветер. Всех присутствовавших на дне рождения командора сманил к себе хмельной Морфей. Ведь как: если командир не сдается, бросаясь грудью на амбразуру и с головой в бой, то бойцы пойдут с ним в огонь и в воду. А Ирвин не сдавался вновь и вновь наполнявшемуся янтарной, золотисто-белесой или солнечной ржавчины жидкостью бокалу уже три часа. Петра и не старалась пить нарвне с мужчинами. Её молодой женский организм сдался скорее перед разнообразием напитков, причём далеко не самых деликатных; она спала, положив голову на стол и подложив под неё ослабевшие руки. Майк был единственным, кого сморила усталость: весь вечер он предпочитал только коньяк смелым "коктейлям", бездумно создаваемым отрядом Леви. Факт в том, что нюхач запросто мог перепить командора, а следом, не просыхая, и капрала на спор, и сейчас его организм нуждался в простом физическом отдыхе, никоим образом не связанным с опорожненной бутылкой крепкого напитка. Захариус оперся на спинку стула, скрестив руки на груди и запрокинув голову назад, а на его плече в полной отключке, но сонно-довольная уснула Ханджи. Леви почти лёг на стол, но крепился, поочередно подпирая соскальзывавшую голову то одной, то другой рукой. Они со Смитом пили уже три часа и шли на равных, но их разговор до сих пор был довольно бойким, хотя и несколько рассеянным и непостоянным. Капрал водил глазами по комнате с предмета на предмет, дабы не уснуть; Ирвин сидел нарочито прямо, слегка запрокинув голову вверх, из тех же соображений. — Леви, — мужчина нагнулся из-за количества выпитого неловко и резко, чуть не встретившись подбородком со столом, — ты когда-нибудь думал о женщинах ?... — Ну ты нагрузился, Ирвин... Мне же тридна...трицда...трид...т-рид-цать лет, — капитан скрупулёзно и неестественно отчетливо-таки выговорил трудное числительное.— Я не только думал, но и приходил относительно них к опре-делен-ным выводам, — растянув так ответ, Леви вызывающе глянул пьяными глазами, не скрывая пошлой подоплеки. — Нет,— решительно оборвал его чутка замедленный голос командира. — Думал ты о женщинах как о существах высших ? — даже сквозь завесу перебродившего винограда и сахара прорвалась сила во взгляде Смита, не дававшая людям увиливать перед ним. Своим молчанием он как бы повторил вопрос. — Хм, — Аккерман вдруг догадался проследить, куда ведёт нить внимания друга, и уткнулся в рыжий комочек по левую руку. Какие-то мгновения он старался сфокусировать зрение и мысли, но внезапно узкие глаза, как бы ужаснувшись проницательности голубых глаз, сощурились ещё сильнее, закрывая дверцу в душу.— Ты дурак, командир, — с независимым равнодушием процедил капрал. — Раве здесь есть женщины ? А у меня время развлекаться с ними ? М-м ?— с каждым вопросом заводясь всё сильнее, он и без "зеркал души" выдал себя перед Смитом с потрохами. — Леви, — как-то отчужденно, не по-дружески строго, горько обратился командор, — прошу, забудь об этом. Мери, кто-то ещё... это ни к чему не приведёт. Нас либо казнят, либо съедят, либо возведут на пьедестал, но это — всё, что мы будем иметь. Невозможно стать героем, не отдав всего себя для победы. Ты никому, кроме Неё, не достанешься, и у тебя будет только она — Виктория, Победа. Капрал внимательно и уязвленно глядел во все глаза на друга и в конце его речи цокнул языком, резко поднявшись и почти не потеряв равновесие. — Так, баста. Помоги мне этот боевой хлам по казармам растаскать, — мужчина решительно, но на всякий случай придерживаясь за мебель, направился к своим ребятам. Он почти коснулся плеча Зоэ, когда услышал окрик шепотом. — Леви ! Не тронь, — голос Смита прозвучал упаднически, подавленно и смягченно, глаза виновато и потерянно встретились с полом. Леви так и застыл, неверяще развернувшись к командору, к двоим товарищам, снова к командору. — Ирвин, фу, — досадливо оглядываясь, капитан тут же отошёл. Вот уж не знал, что между Ханджи и Майком что-то есть. Но когда ? Как ? Почему ? А вот Ирвин знал...— Тащи этих красавцев, — Леви кивнул на Эрда с Гюнтером. — Кто первый управится, запихнет Ауруо в его комнатушку. — Почему я ? — спокойно спросил Смит, подчиняясь "приказу" и водружая человеческий груз на плечи. — Потому что ты у нас большой и сильный, — скривив рот, неестественно для себя изогнулся в актерствующем поклоне Аккерман. Блеснувшие в темноте лишь половины горевших свечей глаза как бы добавили: " Только попробуй согласиться ". Он поглядел мгновение на девушку, соображая, как взяться за её переноску, и поднял, запрокинув её руку себе за плечо. Ирвин, уже выходивший, напрягся, свел брови. — Леви, не делай этого, — стальные всполохи злых глаз друга были ему ответом.— И хотя бы возьми нормально. — " Не делай этого "? — с вызовом распустил рот капрал. — Она — в дрова, я, хоть и тоже, донесу её. Хватит гадать по мне, как на кофейной гуще. Здесь ты так просто не прочитаешь,— ставя жирную точку в этом разговоре, Аккерман прошёл, демонстративно волоча на себе Петру, что было крайне неудобно в его состоянии нестояния, и они разошлись по разветвленным коридорам в разных направлениях. " Вылакали с Ирвином весь доуковский презент, ром опрокидывали нещадно ", — вспоминал свои косяки бравый капитан Леви, уже дважды споткнувшийся на ровном месте. Несколько подумав, он остановился, присел и всё же подхватил Рал на руки — пока Смит не видит. Ему не раз случалось выносить людей с поля боя на себе, но сегодня он вдруг задумался о своих ощущениях. Вопреки серенадам и смазливым басенкам, девушка в его руках не была перышком, невесомым, как сам воздух. Наоборот, неся Петру, он чувствовал человеческий вес, существеный вес тела, живого тела. От разведчицы, по объективным причинам, и пахло не фиалками, а приторным вином и... ромом ? Надо же, сказала ведь, что не понравился... А. Ну да. Конечно. Постаралась реализовать подарок капрала, чтобы не обидеть невниманием из-за "Старого моста", к которому командор натурально прикипел на целый вечер. Девушка вдруг закашляла, тихо выдохнув. Леви, не желавший её пробуждения и своих объяснений, поспешил к уже видневшейся двери комнаты. Войдя, он чертыхнулся, наткнувшись раз на стол и раз на стул: в этом помещении всё стояло в зеркальном отражении относительно расположения вещей в его комнате. Из осторожности рукой убедившись, что под ним именно кровать, Аккерман опустил на неё свою подчиненную. Не стал зажигать свечи, чтобы не разбудить, к тому же свет из дверного проема освещал и так достаточно. Глядя на спящее, оттого безэмоциональное лицо, он силился увидеть неземную красоту, выраженный в изгибе бровей незаурядный ум, силу духа за прикрытыми веками, черты героя в волевом контуре рта или... ну, во что ещё там влюбляются ? Нет, определённо он чист перед Ирвином. Аккерман легко мог сдержать самый сумасбродный порыв провести рукой по этим волосам; порыв трепетно и аккуратно взять ладонь, а не грубо схватить за локоть; желание улыбнуться так, чтобы ей стало приятно, а не скроить привычно-недовольную мину... Ещё какое-то желание ? Так Леви взрослый мужчина и способен себя контролировать, тем более с ней. При всём при этом только одна, самая развратная в своей несбыточности, дерзкая, непростительная и жалкая надежда теплилась в душе разведчика: что Петра будет той, кто выживет. Сразу хочется добавить пару фраз о героическом самопожертвовании ради её спасения, но... нет. Во что бы то ни стало капрал хотел увидеть сам, как она войдет в новую, свободную от страхов и предрассудков военного времени жизнь, узнать, как девушка посмотрит на него тогда. А пока... — Уйди с глаз моих, — дрожащим от напряжения голосом прошептал он. Невероятное случилось с капитаном: рука вскольз, едва касаясь, прошлась по рукаву форменной куртки спящей. — Прочь ! — отняв пальцы, вполголоса воскликнул Леви, болезненно исказив лицо нервными линиями бровей и скривившегося рта. Командор, этот самоуверенный, глупый в своей правильности и непостижимый в своём авантюризме Ирвин, он прав, чёрт ! Сто раз прав ! Леви стремительно вышел, остановившись на пороге спиной к комнате. Там спала она, ещё ни разу не его, но уже определено не чужая. Другие мужчины, но не он, — капитан в этом не сомневался — будут в жизни Петры. И всё же эта связь, что вызывала безумное, иррациональное ощущение предначертанности соединения их судеб, была сейчас дороже всего. А пока... надо делать выбор. Леви шагнул в бордовый мрак коридора, мерно вышагивая по направлению, противоположному судьбе. Командор справился быстрее, донеся Эрда и Гюнтера, а потом вернувшись за Ауруо. Он почти разозлился, не увидев на кухне Аккермана, так как до комнаты Рал было ближе, а значит, его что-то задержало. Что же !? Этот человек порой выводит из себя. Щенок. Ослушался, стало быть, его. Закрывая дверь Боссарда, Смит заметил прошедшего бесшумно-невидимо, как тень, капрала. Чтобы всё понять, ему хватило звука шагов: всё-таки сдержал обещание. Перевалило за полночь, Ирвин глядел в высокое окно на кухне. Луна пожелтела, облака размазались и побежали медленнее. Во время праздника он, хоть убей, не мог вспомнить, отчего это название — "Старый мост" — так ему знакомо. Теплые обрывки воспоминаний-чувств то возникали, то разрывались напополам, словно ставя барьер между ним прежним и тем, кто он есть теперь. " Я не мог вспомнить это долго. Позорно долго, — размышлял командор. — Прошлое будто в тумане. Но я не вычеркнул тебя, нет, я не совсем пропащий, — Смит поднял прозрачные глаза на небо, на губах заиграла греющая и одновременно торжествующая улыбка. — И ты не вычеркнул меня, Нил. " Да, после третей рюмки всё вспомнилось. Кадетский корпус, они с Доуком чертовски молодые и, каждый по-своему, горячие, подающие огромные надежды курсанты. Они сидели в столовой, коротая время между вечерними тренировками и отбоем. Мимо их стола, даже особо не стараясь скрыть то, что в руке, прошёл один из их капитанов. Половина кадетов оставила на нём свои глаза, со всех сторон послышались приглушенные, когда восхищенные, когда злословные возгласы. — Фига се, шикуют. — Алкаши они, капитаны наши. И куда мы катимся ?... — Мне отец говорил, "Старый мост" — высший балл. Мягко развозит, и на утро похмелья почти нет... — Ирвин... Ирвин, мать твою ! — навалился всем телом на деревянный стол молодой брюнет с острыми глазами и худым лицом, ещё без тени растительности. Курсант Смит озадаченно обернулся. — Слушай и запоминай: я, Нил Доук, буду пить это вино, — Ирвин приподнял брови, ещё не отойдя от своих мыслей, пребывая в рассеянном состоянии. — Ни грамма до победы, но, когда мы с тобой переломаем всех титанов, я, чёрт побери, куплю нам это — самое дорогое ! — Нил, ну ты хватил, — мягко улыбнулся товарищ. Доук всегда был таким непостоянным: то не хочет в разведку, то только туда ему и надо; то огрызается на Ирвина за лучшие результаты, то хвалит за каждую мелочь. Нил сморщился. — Не веришь ? Помяни моё слово ! — Так разведка ? — спокойно, но изумительно настойчиво спросил Смит, вперя внимательные прозрачные глаза в будущего командора королевской полиции. — Разведка, — быстро и уверенно, но явно стремясь языком опередить противоречивые мысли, парировал Нил. Сейчас они с Доуком по разным сторонам баррикад правды, азарт разведчика угас в Ниле вместе с вспыхнувшими чувствами к Мери. Совместного будущего в разведке не вышло, и всё же Нил помнит. Значит, ещё может осознавать ошибочность своего выбора, помнит свою безалаберную человечность времён кадетского корпуса, которая пока жива в нём. Почему же Ирвину вспомнилось всё это, вспомнилось именно сейчас ? Его прошлый день рождения, злость на Леви, вино Доука, спящие Ханджи и Майк ? Наверное, потому что сегодня они празднуют втроём. Да и не праздник это вовсе, просто быстрая сходка, и скорее поминки. Ситуация с титанами накалена, как кажется, до предела, и нет времени да и желания устраивать торжества. Они в его кабинет в городе, Зоэ и Аккерман сидят на приставленных к столу командора стульях, у каждого в руках по кружке с пахучей, специфичной жидкостью. По правую руку от учёного нет Майка, по левую руку от капрала нет Петры и остальных ребят. Командор корит себя на чём стоит свет, что посмел тогда отдать личный приказ Леви. Ему бы понять, что ребята молодые, на дворе война и бог знает, что будет завтра... Петра мертва. Зная капитана, можно быть уверенным: он не сказал, не подал знак, не намекнул. Докладывая о потерях в лесу гигантских деревьев, он перечислил её среди остальных, не выделяя. Леви наверняка понимал, что просто отступился, потому как боялся с Ирвином одного и того же: найти и потерять, не успев прочувствовать. Теперь он никогда не узнает, как Петра войдет в новый мир, как посмотрит на него и точно ли ему никогда не было места в сердце юной разведчицы. Когда узнали о гибели Захариуса, Ханджи почти никак не отреагировала, да и впоследствии говорила о нём редко и сухо, будто и не было никогда такого капитана. Просто чаще стала появляться в карих глазах бессильная досада, заставляющая прикусить губу до побеления. Леви и Ирвин делали вид, что не видят её такой, а о Майке говорили лишь между собой. Теперь, год спустя, четырнадцатого октября, они сидят, опустив головы, отведя глаза. В руке жестяная кружка, в кружке не коньяк, не ром, и не вино — водка. Ирвин... Мери. Леви... Петра. Ханджи... Майк. Теперь они равны.