Я такой же как был, все мое в кулаке, Не хватает лишь пальца на правой руке. Он наказан и будет с ним так до конца, Он так долго касался чужого лица. Не дрожи, это я, я на ощупь пришел, Зная только одно: твоя кожа как шелк. Э.Шклярский «А учили меня летать»
Мягкие пальцы касаются волос на виске, трогают поврежденное ухо. Совсем незначительное вмешательство, им можно пренебречь. В ленивой полудреме мозга и режиме покоя процессора киборгу не хочется вспоминать, чем обычно бывают прикосновения людей. Легкая теплая ладонь не делает разницы между кошкой и бракованным DEXʼом в шрамах, не оттого ли, что и обладательница этой ладони — тоже… Бракованный человек… Или это все прежние были не такими, как должны быть люди? Пальцы бережно касаются свежего рубца на щеке, словно это может чем-то навредить. Киборгу почти смешно и как-то щекотно-тепло внутри, словно котенок топчется по нему мягкими лапками. В ее руках, в ее словах и взгляде, странном взгляде бракованного человека, нет ни страха, ни отвращения, только забота и что-то еще такое… DEX не знает слова «сострадание», но если люди его для чего-то придумали, то это, наверное, оно и есть. Просто осталось только у таких вот бракованных особей. Ее одежда пахнет кошкой. Вернее, кошка — самый лучший из целой охапки запахов, самый понятный и безопасный. Иногда его почти заглушает запах моющего средства, свежей еды или парфюмерии, но насовсем «кошка» не исчезает. И сама она тоже всегда возвращается, даже с запахом другого человека в волосах, взволнованная и смущенная, немного другая, но возвращается. Киборг воспринимает это с философским смирением, ожидание для него не так мучительно, как она боится. Он же знает, что это ненадолго. Два-три часа, и сборы занимают много времени, можно догадаться, что уходит к своему человеку, а не куда-то к чужим и опасным. Главное, что возвращается. Это самое главное.***
Даже — если на всю ночь. Она предупредила заранее, и экипаж расходится спать, не волнуясь за Полину, но Лансу не спится, и он остается в пультогостиной, а Котька составляет киборгу компанию. Он услышит вернувшуюся девушку и из своей каюты, но это будет немного дольше, чем отсюда, с дивана, откуда виден шлюз. И даже не на всю ночь! Корабельное время 4.57, до подъема еще целых три часа три минуты, а она, спотыкаясь на каблуках, уже возвращается к себе в каюту. В пультогостиную не заглядывает, свет здесь погашен, и Ланса не видно из светлого шлюза. Теперь и в самом деле все хорошо, можно идти к себе, но у двери ее каюты что-то Ланса останавливает. Он должен убедиться напоследок, что его бракованный человек в самом деле вернулась в полном порядке. Дверь не заперта, а разрешение на посещение этого помещения у Ланса есть. «Если вдруг что-то случится или понадобится — заходи, не бойся!» Вот он и не боится. Почти. В тусклом свете ночника ее лицо спокойное и немного изменившееся, словно она вдруг стала моложе своего биологического возраста. Но все равно — та самая, его бракованная, самая лучшая. Бесшумно Ланс приближается к койке, опустившись на одно колено, тихонько отводит вьющуюся прядь с лица спящей девушки, чуть касаясь пальцами нежной щеки, вглядываясь в тень от ресниц. Вмешательство совсем незначительное, им можно пренебречь. Но — не для человека, как видно. Глубокий полусонный вздох, и Полина открывает глаза. — Это ты… Ты, Лансик… Во взгляде нет ни страха, ни отвращения, только легкое недоумение, но команды уйти тоже нет, и Ланс продолжает вести по ее виску и скуле двумя пальцами, завершая начатое движение. Бракованная девушка Полина снова засыпает, бракованный киборг Ланс гладит ее по волосам и неумело, кривовато улыбается краем рта. Шрамы его в полутьме незаметны.