Время умирать (нет)

Дух Луны вновь светит с неба, и невольно хочется задать логичный вопрос: а почему же духи так любят Аанга? Почему духи улыбаются не столько своим народам, сколько ему? Почему духи так близки к аватару? Сущность аватара смеется в ответ, видя довольно старых знакомых. Пускай Аанг этого не признает, но память, что чуть ли не старше многих духов, приоткрывает завесу тайн. Аватар всегда знает, как подойти к стихиям. Аватар всегда знает, как нужно справляться со строптивыми духами. Единственное, о чем аватар в неведении — он сам. Когда-то безумно давно он распивал чаи с Великим Драконом. Когда-то — безумно давно, если честно — он присутствовал при заключении договора между хранителями Воды. Когда-то (безумно давно) по своей ошибке он стал вместилищем света в мире, где свободна тьма. И тогда пропали и добро, и зло. Из-за него. Роль света пришлось выполнять ему. С ролью тьмы успешно справились люди. Он бы давно плюнул на все, и пусть бы Огонь захватил все нации — да к черту их всех, он пережил столько рождений и столько войн, что впору писать мемуары, только кому бы они нужны были, а с угрозой жизни все одно справятся как-нибудь — но память избирательна, а Равва, свет, который слушает духов, глушит все сомнения. Если духи заподозрят, что кто-то им угрожает, они всегда обратятся к аватару. Дух Дракона становился сильнее с властью своего народа, и духи Вод укрыли аватара, чтобы выждать, прищучить конкурента в нужный момент. Жаль только, что духам Воздуха было плевать. Духи ведут незримые войны между собой, что не может не отразиться в другом мире. Не волнует их истинное равновесие, они гавкаются между собой, и мир раскалывается, и аватару вновь нужно не дать этому случиться. Если это и можно назвать равновесием, то лишь номинально. Когда-то давно он встретил Ваату. Хоть он и заперт теперь в другом измерении, когда-то Ван завидует отражению тьмы. Ему не приходится бегать меж копошащихся мошек, живущих лишь миг, и быть чем-то вроде мессии, героя и пешки, которую легко обвинить во всех бедах вселенной. Духи хотя бы честны. Ну, в сравнении с людьми. Аанг поднимает руки. Стихия легко подчиняется ему, и память заполняет все его существо. Лучше даже не думать, как он сможет дышать под толщей воды, как сможет управлять гигантским потоком, отображающим — в очередной раз — волю Туи и Ла. Он не даст Северу погибнуть. Не позволит довести его до состояния Южного полюса. Не даст случится такой же трагедии, что произошла с храмами Воздуха. Но как бы кто знал, как ему надоело все это. Как бы хотелось передать невыносимую ношу другому, но кто согласится платить за его ошибку? Уничтожить бы все. Ну к чему ты суешься, Равва? Разве не видишь, как прогнил этот мир? А что случится с ним в будущем? Человеческая сущность сопротивляется. Бесится. Она устала. Аватар Ван устал. Когда-то давным-давно он жил. Жил для себя, не обладал магией, поплевывал на законы и опасался духов. И было ему вполне неплохо. К чему ты возжелал силы, Ван? К чему тебе теперь выслуживать тысячелетия? Вода сметает магов огня из города, вода послушна. Вода желает мести. Вода вымораживает фрегаты недружелюбной страны, с легкостью переламывает груды металла. И люди Северного Полюса радуются. Аватар, герой, мессия. Пешка. И их надежда на спокойную жизнь, победу над нацией Огня. Кто бы дал ему спокойно пожить. Да, Равва? Когда-то, помнится, Ла проспорил ему в игре в карты. И пришлось духу идти смешить Коха. Если бы ему пришлось остаться в мире духов, аватар не был бы против. Скорее посетил бы старых знакомых, выразил свое незаменимое мнение насчет их умственных способностей. Да растворился побыстрее в небытие. Чтобы больше не припрягли миры спасать. Но рядом их нет, рядом только Равва, недружелюбный полюс сплошного льда и Катара с Соккой. И мертвая Юи, одно из воплощений Духов. Что, понравилось тебе, луноликая, быть послушной духу, быть у него в долгу? Бедняжка. Уж кто бы Аанга пожалел, да для них аватар — легенда. Легенду не будут оберегать и спасать: по умолчанию считается, что она сильна и могущественна, просто не может допустить своего проигрыша. И уж точно не нуждается в чьем-то сожалении. Потом-то, конечно, кто-нибудь сможет его понять, но у той же Катары в мыслях лишь Зуко, Сокка жалеет себя и недомертвую Юи. Она хотя бы смогла уйти в мир духов… Счастливая, на самом деле, эта Юи. Только Аанг не может этого понять, не дает ему Равва это вспомнить, и приходится утешать всех, кто под руку попадется, вместо того, чтобы сосредоточиться на себе. Не надоело ли? За пару тысячелетий-то, Равва? Когда-то давно он любил духов и духи любили его. Когда-то давно он понимал людей и был человеком. Когда-то давно он точно так же хотел спасти Равву. Тогда он из необычного млекопитающего или друга странных сущностей превратился в Аватара. Повелителя Стихий. Когда же мир обернулся тюрьмой, точно такой же клеткой, как древо — Ваату, желания ушли. Остался лишь характер, примерно один и тот же на протяжении перерождений. Тот, который пожелала видеть у него Равва. Нет, она честно желает мира и добра, но как же до неё не дойдет, что одного человека и великого духа не хватит на целый мир? На целых два мира? Поэтому он едет познавать — хэй, да в какой раз уже, Аанг, вспомнишь? — землю, чтобы найти Тоф. Поэтому он постигает огонь, дает ложную надежду на мир, на спокойствие Зуко. Этот парень еще даже не знает и понять не может, насколько все светлые постулаты невыполнимы. Может, позже. Может, ха, когда-нибудь. Поэтому он жалеет Озая. Он столько раз убивал за прошедшие жизни. Он так устал. Поэтому он существует последующие сорок лет. Поэтому — да нет же, вовсе нет — Катара все еще думает о Зуко, в ладонях которого теперь смертоносные пальчики Мей. Была ли у него, Аанга, семья? Да, была. Не то что бы такая хорошая, но и откровенно не такая плохая. По крайней мере, не хуже прочих. И он не косячил так сильно, как было в рождении Року — чего только стоит жизнь правнуков Зуко и Азулы. Он поддерживал мир, не в силах жить, не замечая мелких измен, закрывая глаза на образование антимагов. Люди, как обычно, нашли новую проблему на роль предводителей тьмы. Скоро ему придется вновь выполнять роль света. И когда приходит время умирать — маленькая Корра вздымает к промозглому небу руки. Туи и Ла смеются, признавая старого друга. Настолько старого, что вся новая цивилизация людей едва ли старше его. Вместе взятая, конечно. Как тебе новая жизнь, Корра? Корра смеется луне и океану в ответ. — Ван мечтает вернуться в «когда-то» и никогда не видеть «сейчас».